Высоко над Гейдельбергом, В тихом горном пансионе Я живу, как институтка, Благородно и легко.
С «Голубым крестом» в союзе Здесь воюют с алкоголем,— Я же, ради дешевизны, Им сочувствую вполне.
Ранним утром три служанки И хозяин и хозяйка Мучат господа псалмами С фисгармонией не в тон.
После пения хозяин Кормит кроликов умильно, А по пятницам их режет Под навесом у стены.
Перед кофе не гнусавят, Но зато перед обедом Снова бога обижают Сквернопением в стихах.
На листах вдоль стен столовой Пламенеют почки пьяниц, И сердца их и печенки… Даже портят аппетит!
Но, привыкнув постепенно, Я смотрю на них с любовью, С глубочайшим уваженьем И с сочувственной тоской…
Суп с крыжовником ужасен, Вермишель с сиропом — тоже, Но чернила с рыбьим жиром Всех напитков их вкусней!
Здесь поят сырой водою, Молочком, цикорным кофе И кощунственным отваром Из овса и ячменя.
О, когда на райских клумбах Подают такую гадость,— Лучше жидкое железо Пить с блудницами в аду!
Иногда спускаюсь в город, Надуваюсь бодрым пивом И ехидно подымаюсь Слушать пресные псалмы.
Горячо и запинаясь, Восхищаюсь их Вильгельмом,— А печенки грешных пьяниц Мне моргают со стены…
Так над тихим Гейдельбергом, В тихом горном пансионе Я живу, как римский папа, Свято, праздно и легко.
Вот сейчас я влез в перину И смотрю в карниз, как ангел: В чреве томно стонет солод И бульбулькает вода.
Чу! Внизу опять гнусавят. Всем друзьям и незнакомым, Мошкам, птичкам и собачкам Отпускаю все грехи…
1907