Родились котята в корзине, Возле веников на чердаке. Дед сказал: «Развели зверинец, Утопи-ка их, внук, в реке». Посмотрел я, как кошка лижет У котёнка на лбу звезду, Посмотрел на слепых, на рыжих И сказал: «Топить не пойду». Дед за этот ответ, с издёвкой, Целый вечер корил меня: Мол, характер у парня — девки, Мол, не парень я — размазня. Ночевал я в ту ночь на сене, Слушал девки поют за селом. Ах, как пахли тогда сирени Спиртовым горелым огнём.
Отстреляло детство в рогатку, Отпускало в ручьях корабли, В золотую тайгу, в палатку Поезда меня занесли. Там я часто носил двустволку, Мёрзнул в белых снегах пурги, Был не то, чтоб таёжным волком, Был не то, чтоб грозой тайги. И не прыгал бесстрашно в пропасть, Не втыкал в медведя ножи, Но, наверное, не за робость Мне якут говорил: «Дьякши».
Май в домах распахнул окошки, И опять я в краях родных, И опять окотилась кошка, И опять мне топить слепых. И опять я смотрю, как под брюхом Котята липнут к соску, И оглохшему деду в ухо Я кричу: «Утопить не могу».
И опять я лежу на сене, Где-то парни поют за селом, Ночью врубелевские сирени Горят, словно спирт, огнём. В небе звёзд, будто парни с прогулки, Собираясь уходить, Побросали в небо окурки И забыли их погасить.
1957