Как зима беспредельна! У льда одного — сколько ликов! Кувыркающихся, составляющихся из бликов, Задирающих бровь, недовольных, зеленых, грозящих, Пропускающих свет и скольженье лучей тормозящих…
С убегающим взглядом, вертящихся, как на шарнирах, Акварельных, игрушечных, радужных, линзообразных… Сколько ликов и видов! То сыростью нежных и сирых, То по-царски алмазных, то нищенски-бедных и грязных…
Пушки солнца палят. Разрываются блеска снаряды. Поднимаются в воздух сверканья лежалого склады, И лучей арсеналы взрываются. Но молчаливы, Но безмолвны, беззвучны, безгласны их залпы и взрывы…
Сколько ликов у льда! Он подобен, вертясь перед вами, Отражению в ложке, в зрачке, в колесе, в самоваре. Но его отражения — сжатей, подавленней, глуше: Будто издали, искоса в зеркало смотрятся души, Подойти не решаясь и честно в стекло поглядеться.
Чтобы глянуть прямее им надобно долго вертеться, Приспосабливаться, пристраиваться, переминаясь, Уменьшаясь, кончаясь, вытягиваясь… Начинаясь От другого конца… И, как зонт осьминога, сминаясь…
Ну а что, если вдруг остановится скользкая рама? И фантомы зимы подойдут и посмотрятся прямо? И откроешь, дрожа, что и вечность не беспредельна? Я люблю эту даль. Я боюсь этой дали смертельно!
Сколько ликов у льда! Он бывает пустым, облегченным, Серым, сетчатым, перистым, мокрым, весенним, сеченым, Черным, пильчатым, ржавым, дыханьем тепла омраченным, Мутным, грозным, слепым… С чем-то красным, внутри запеченным…
В поздних сумерках бурая льдина гнетет, беспокоя: Что за душная тень угнездилась в холодном и светлом?! Как растает, — вернуться, вглядеться, узнать: что такое… Может статься, весной наважденье развеется с ветром?
Но всегда по весне забываешь о каверзной льдине, И, скорей чем о льдине, о тени в ее середине, И, скорей чем о тени, о месте, где, словно с пожара Головня остекленная, — странная льдина лежала… О зиме без конца, о тоске без конца и начала И о всей многоликости льда…