Он проснулся на заре… Нос в подушке, Одеяло на макушке,— Он лежит, как крот в норе.
«Тюфячок, скажи мне слово». «Я набит морской травой, Но трава была живой: Колыхалась, Волновалась В лад с подводной синевой.
Там звезда в пучине зябкой Шевелила алой лапкой… Проплывали в стеблях рыбы, Пуча круглые глаза. Над водою — бирюза И утесов рыжих глыбы».
«А русалки, тюфячок?» «По волшебному рассказу, Их скрывала глубина… Но среди травы ни разу Не плескалась ни одна. В лунный час сверкала гладь,— Кто-то там вверху купался… Чей-то голос раздавался. Кто? Трава должна молчать».
«Осьминог в траве сидел?» «Он запутался бы в ней. Он таился средь камней, Как пират в морском ущелье». «Ай! Ты слышишь, под постелью Злые щупальцы шуршат…» «Ты не бойся, это мышка Тащит в норку шоколад. Спи, мальчишка! На заре все дети спят».
Кто гудит? Прибой иль прялка? Столик гнется, как лоза. Пляшут солнечные спицы,— Из окна плывет русалка, Дует в сонные ресницы И велит закрыть глаза.