На землю тень упала от детей: так удивленно голова на плаху. Палач засучил рукава рубахи — пилот коснулся кнопки. Эй, скорей! Остановите! Он испепелит их! Смертельный пот на лицах площадей. Я говорю от имени убитых, от имени расстрелянных детей. Тень Хиросимы. Камни Нагасаки. Руины гетто. Тюрьмы-острова, где в казематах глохнут голоса и скачут молчаливые собаки. Сгинь и рассыпься, ужас! Гриб! Кащей! Что волосы, как шерсть, вздымает дыбом, и языки шевелятся, как рыбы, и лица изменяются вещей. Глаза — не зерна, их зарыть нельзя, их выпьет ослепительная вспышка! Весь берег в пене. Берег — как отрыжка. Рыгая желчью, корчится земля. Взлетает в небо в схватках океан, рождая царство атомного бога, где плавали индейцы на пирогах и высился из камня истукан. Хочу, хочу дожить до торжества. С мальчишками вскарабкаться на крышу. Ширяют разноцветные афиши. В тумане сгинул остров Рождества.
Пусть вновь разговорятся этажи, и шкаф откроется скрипучей дверцей, и комната наполнится, как в детстве: серебряные рыбы и ужи. Пусть добрые отцовские глаза в ладонь мою опустятся, как звезды. Целую я густой кровавый воздух, в ладони драгоценная слеза.
Я шевелю обрубком языка, я говорю от имени мильонов, в родную землю, как и я, влюбленных: мне мира, как младенцу молока! Пусть медом наливаются плоды, и выпускают фабрики конфеты, и, как лесные голуби, ракеты в песке оставят влажные следы. Пусть в жизнь сгустятся дым и облака, и станет космос детскою площадкой… Прочь, Апокалипсис! Прошу пощады, я, существо из крови и белка!
май 1962