Не та уж ты, какой была, Когда предстала мне впервые: Тебя и годы огневые, И суета сломить могла.
Да ведь и я давно не прежний: И притомился, и зачах, И радость встреч, в моих очах, Всё отдаленней, безнадежней.
А всё ж еще сойдемся мы… Но как сойдемся? Ты, быть может, От этих рощ, где день твой прожит, Уйдешь для вековечной тьмы;
И в дни, покорные безволью, В мои томительные дни Вонзятся страшные огни, Обезображенные болью.
И, властью позднего стыда, Воспряну, легкий и проворный, Закрыть позоры жизни черной — И не закрою никогда.