Свобода приелась до тошноты. В республике конско-ослиной Решили выбрать себе скоты Единого властелина.
Собрался с шумом хвостатый сброд Различного званья и масти. Интриги и козни пущены в ход, Кипят партийные страсти.
Здесь Старо-Ослы вершили судьбу, В ослином комитете. Кокарды трехцветные на лбу Носили молодчики эти.
А кони имели жалкий вид И тихо стояли, ни слова: Они боялись ослиных копыт, Но пуще — ослиного рева.
Когда же кто-то осмелился вслух Коня предложить в кандидаты, Прервал его криком седой Длинноух: «Молчи, изменник проклятый!
Ни капли крови осла в тебе нет. Какой ты осел, помилуй! Да ты, как видно, рожден на свет Французскою кобылой!
Иль, может, от зебры род хилый твой. Ты весь в полосах по-зебрейски. А впрочем, тебя выдает с головой Твой выговор еврейский.
А если ты наш, то, прямо сказать, Хитер ты, брат, да не слишком. Ослиной души тебе не понять Своим худосочным умишком.
Вот я познал, хоть с виду и прост, Ее мистический голос. Осел я сам, осел мой хвост, Осел в нем каждый волос.
Я не из римлян, не славянин, Осел я немецкий, природный. Я предкам подобен, — они как один Все были умны и дородны.
Умны и не тешились искони Альковными грешками, На мельницу бодро шагали они, Нагруженные мешками.
Тела их в могиле, но дух не исчез, Бессмертен ослиный дух их! Умильно смотрят они с небес На внуков своих длинноухих.
О славные предки в нимбе святом! Мы следовать вам не устали И ни на йоту с пути не сойдем, Который вы протоптали.
Какое счастье быть сыном ослов, Родиться в ослином сословье! Я с каждой крыши кричать готов: «Смотрите, осел из ослов я!»
Отец мой покойный, что всем знаком, Осел был немецкий, упрямый. Ослино-немецким молоком Вскормила меня моя мама.
Осел я и сын своего отца, Осел, а не сивый мерин! И я заветам ослов до конца И всей ослятине верен.
Я вам предлагаю без лишних слов Осла посадить на престоле. И мы создадим державу ослов, Где будет ослам раздолье.
Мы все здесь ослы! И-а! И-а! Довольно терзали нас кони! Да здравствует ныне и присно — ура! Осел на ослином троне!»
Оратор кончил. И грохнул зал, Как гром, при последней фразе, И каждый осел копытом стучал В национальном экстазе.
Его увенчали дубовым венком Под общее ликованье. А он, безмолвно махая хвостом, Благодарил собранье.