Читать стихи Валерия Яковлевича Брюсова
О, книга книг! Кто не изведал,
В своей изменчивой судьбе,
Как ты целишь того, кто предал
Свой утомленный дух — тебе!
В чреде видений неизменных,
Как совершенна и чиста —
Твоих страниц проникновенных
Младенческая простота!
Не меркнут образы святые,
Однажды вызваны тобой:
Пред Евой — искушенье Змия,
С голубкой возвращенной — Ной!
Все, в страшный час, в горах, застыли
Отец и сын, костер сложив;
Жив облик женственной Рахили,
Израиль-богоборец — жив!
И кто, житейское отбросив,
Не плакал, в детстве, прочитав,
Как братьев обнимал Иосиф
На высоте честей и слав!
Кто проникал, не пламенея,
Веков таинственную даль,
Познав сиянье Моисея,
С горы несущего скрижаль!
Резец, и карандаш, и кисти,
И струны, и певучий стих —
Еще светлей, еще лучистей
Творят ряд образов твоих!
Какой поэт, какой художник
К тебе не приходил, любя:
Еврей, христианин, безбожник,
Все, все учились у тебя!
И сколько мыслей гениальных
С тобой невидимо слиты:
Сквозь блеск твоих страниц кристальных
Нам светят гениев мечты.
Ты вечно новой, век за веком,
За годом год, за мигом миг,
Встаешь — алтарь пред человеком,
О Библия! о книга книг!
Ты — правда тайны сокровенной,
Ты — откровенье, ты — завет,
Всевышним данный всей вселенной
Для прошлых и грядущих лет!
[...]
(Стихи с созвучиями)
Слово — событий скрижаль, скиптр серебряный созданной славы,
Случая спутник слепой, строгий свидетель сует,
Светлого солнца союзник, святая свирель серафимов,
Сфер созерцающий сфинкс, — стены судьбы стережет!
Слезы связуя со страстью, счастье сплетая со скорбью,
Сладостью свадебных снов, сказкой сверкая сердцам, —
Слово — суровая сила, старое семя сомнений!
Слыша со стонами смех, сверстник седой Сатаны,
Смуты строитель, снабдивший сражения скрежетом, Слово
Стали, секиры, стрелы, сумрачной смерти страшней!
Ищу грибы, вскрывая палочкой
Зелено-бархатные мхи;
Любуюсь простенькой фиалочкой;
Слагаю скромные стихи.
В лесу лежат богатства грудами!
У корней тоненьких осин
Трава сверкает изумрудами
И под осинник, как рубин.
А боровик, в тени березовой,
Чуть из земли возникнув, рад
К высокой, липке бледно-розовой,
Прижаться, как большой агат.
И белый гриб (что клад достигнутый!)
Среди дубков пленяет глаз, —
На толстой ножке, пышно-выгнутый,
Блестя, как дымчатый топаз.
И, как камнями-невеличками
Осыпан в перстне бриллиант,
В корзине желтыми лисичками
Я выстилаю узкий кант.
Лягушки прыгают расчетливо,
Жужжат жуки, как в две трубы.
И собираю я заботливо
В лесу — и рифмы и грибы.
1 июня 1916
К. Бальмонту
Твои стихи — как луч случайный
Над вечной бездной темноты.
И вот — мучительною тайной
Во мгле заискрились цветы.
Покорны властному сиянью,
Горят и зыблются они,
И вдаль уходят легкой тканью,
Сплетая краски и огни…
Но дрогнет ветер, налетая,
Узоры взвеет и порвет,
И тот же луч, дрожа и тая,
Бессильно в бездну упадет.
20 ноября 1897
Что такое революция? — Буря,
Ураган, вырывающий с корнем
Столетние кедры,
Освежающий недра
Воздухом горним, —
Оживляющий все ураган,
Крушащая многое буря!
Бог. Саваоф,
Что, брови нахмуря,
Просторы лесов
Для новых семян,
Для посевов грядущих
Расчищает дыханием уст всемогущих!
Революция — буря. Она
Над океаном
Летит ураганом,
Разметая воды до дна,
И горе
Судам,
Застигнутым в море!
Там
Огромный дреднот и ничтожная шлюпка
Одинаково хрупки,
Там
Для тысяч раскрыты могилы,
Там никто
Не предвидит судьбы: все — слепые!
Что
Наши ничтожные силы
Пред волей стихии!
Революция — буря…
Камни, камни! о вас сожаленье!
Вы по земле мне родные!
В жилах моих роковое биенье,
Та же, все та же стихия.
Века вы питались кровью заката,
Жертвенной, девственной кровью,
Вас море ласкало, как старшего брата,
Грызло, кусало с любовью.
Люди, из вас воздвигали мы храмы,
Из вас мы слагали дворцы и жилища,
Вами мы крыли могильные ямы,
Вы с нами — в жизни и на кладбище!
Камни, камни, о вас сожаленье!
В день, когда ангелов к солнцу подымутся трубы,
Вы ли пребудете вне воскресенья,
Как хаос косный и грубый?
Нет, вы недаром родня изумрудам,
Аметистам, рубинам, сапфирам,
Жизненный трепет пройдет до встревоженным грудам,
И камней восторженный гимн, как сияние, встанет
над миром.
Год написания: 1903
Давно, когда модно дышали пачули,
И лица солидно склонялись в лансье,
Ты ветер широт небывалых почуял,
Сквозь шелест шелков и из волн валансьен.
Ты дрожью вагона, ты волью фрегата
Мечтал, чтоб достичь тех иных берегов,
Где гидрами — тигр, где иглой — алигатор,
И тех, что еще скрыты в завес веков.
Лорнируя жизнь в призму горьких иронии,
Ты видел насквозь остова Second Empire[12],
В салонах, из лож, меж кутил, на перроне, —
К парижской толпе припадал, как вампир.
Чтоб, впитая кровь, сок тлетворный, размолот,
Из тигеля мыслей тек сталью стихов,
Чтоб лезвия смерти ложились под молот
В том ритме, что был вой вселенских мехов!
Твой вопль, к сатане, твой наказ каинитам,
Взлет с падали мух, стон лесбийских «epaves»[13] —
Над скорченным миром, с надиров к зенитам,
Зажглись, черной молнией в годы упав.
Скорбя, как Улисс, в далях чуждых, по дыму,
Изгнанник с планеты грядущей, ты ждал,
Что новые люди гром палиц подымут —
Разбить мертвый холод блестящих кандал.
Но вальсы скользили, — пусть ближе к Седану;
Пачули пьянили, — пусть к бездне коммун.
Ты умер, с Нево видя край, вам не данный,
Маяк меж твоих «маяков», — но кому?
26 августа 1923
Год написания: 1923
Над буйным хаосом стихийных сил
Сияла людям Мысль, как свет в эфире.
Исканьем тайн дух человека жил,
Мощь разума распространялась в мире.
Прекрасен, светел, венчан, златокрыл,
Он встал, как царь в торжественной порфире.
Хоть иногда лампады Рок гасил,
Дух знанья жил, скрыт в дивном эликсире.
Во все века жила, затаена,
Надежда — вскрыть все таинства природы,
К великой цели двигались народы.
Шумя, Европу обняла война…
Все ж топот армий, громы артиллерий
Не заглушат стремленья к высшей сфере.
Имя твое непорочно и свято
В кругу святых.
Примешь ли ты благодарность, Агата,
В стихах моих?
Строгой подвижницей, к высшему счастью
Стремилась ты,
Эти же строфы подсказаны страстью,
Вином мечты.
Нет! свет любви перед взором блаженных
Горит сквозь тень:
Верю, — простишь ты и нас, дерзновенных,
В свой светлый день!
25 июня 1897
Желанье, ужасу подобное,
Меня опять влечет к стихам…
И снова, как на место лобное,
Вхожу в мой озаренный храм.
Покрыта грудь святыми ризами,
Чело под жреческим венцом,
И фимиам волнами сизыми
Клубится медленно кругом.
Входите! это — час служения,
Зажжен огонь, дверь отперта.
Мои заветные моления,
Не дрогнув, повторят уста.
Блаженны все, молчать умевшие,
Сокрывшие священный стих,
Сознаньем пламенным презревшие
Вопль современников своих!
Они в блаженном одиночестве
Проникли в таинства души;
Приняв великие пророчества,
Твердили их в глухой тиши;
Они глубины тайн изведали,
До дна испили свой восторг,
И вдохновенных грез не предали
На поруганье и на торг!
Но поздно! Жизнь моя расславлена,
Воздвигнут храм, дверь отперта…
Входите! Будет людям явлена
Моя запретная мечта.
5–6 октября 1909 — 6 декабря 1910
Мы к ярким краскам не привыкли,
Одежда наша — цвет земли;
И робким взором мы поникли,
Влачимся медленно в пыли.
Мы дышим комнатного пылью,
Живем среди картин и книг,
И дорог нашему бессилью
Отдельный стих, отдельный миг.
А мне что снится? — дикие крики.
А мне что близко? — кровь и война.
Мои братья — северные владыки,
Мое время — викингов времена.
9 марта 1899
[...]
(Повторные дистихи Пентадия)
Да, убегает зима! оживляют землю зефиры.
Эвр согревает дожди. Да, убегает зима!
Всюду чреваты поля; жары предчувствует почва.
Всходами новых семян всюду чреваты поля.
Весело пухнут луга, листвой оделись деревья.
По обнаженным долам весело пухнут луга.
Плач Филомелы звучит — преступной матери пени,
Сына отдавшей во снедь, плач Филомелы звучит.
Буйство потока в горах стремится по вымытым камням.
И на далеко гудит буйство потока в горах.
Тысяча тысяч цветов творит дыханье Авроры.
Дышит во глуби долин тысяча тысяч цветов.
Стонет в ущельях пустых овечьим блеяньем Эхо.
Звук, отраженный скалой, стонет в ущельях пустых.
Вьется младой виноград, меж двух посаженный вязов.
Вверх по тростинкам лозой вьется младой виноград.
Клеит под крышей опять говорливая ласточка утром,
Строя на лето гнездо, клеит под крышей опять.
Где зеленеет платан, в тени, услаждает дремота;
Там надевают венки, где зеленеет платан.
Сладко теперь умереть! нити жизни, сорвитеся с прялки!
В милых объятьях любви сладко теперь умереть!
1 мая 1907
Не так же ль годы, годы прежде
Бродил я на закате дня,
Не так же ль ветер, слабый, нежный,
Предупреждал, шумя, меня.
Но той же радостной надежде
Душа, как прежде, предана,
И страстью, буйной и мятежной,
Как прежде, все живет она!
Ловлю, как прежде, шорох каждый
Вечерних листьев, дум своих,
Ищу восторгов и печали,
Бесшумных грез певучий стих.
И жажды, ненасытной жажды
Еще мой дух не утолил,
И хочет он к безвестной дали
Стремиться до последних сил.
[...]
(Александрийский стих)
Заслушались тебя безмолвные наяды,
О муза юная, влюбленная в каскады,
У входа в темный грот, что нимфам посвящен,
Плющом, шиповником, акантом оплетен.
Амур внимал тебе в тени листвы укромной;
Потом приветствовал сирену рощи темной
И, золото волос твоих сдавив рукой,
Сплел гиацинт и мирт с душистою косой.
«Твой голос для меня, — сказал он, — был утешней,
Чем для медовых пчел сок медуницы вешней!»
Скала к скале; безмолвие пустыни;
Тоска ветров, и раскаленный сплин.
Меж надписей и праздничных картин
Хранит утес два образа святыни.
То — демоны в объятиях. Один
Глядит на мир с надменностью гордыни;
Другой склонен, как падший властелин.
Внизу стихи, не стертые доныне:
«Добро и зло — два брата и друзья.
Им общий путь, их жребий одинаков».
Неясен смысл клинообразных знаков.
Звенят порой признанья соловья;
Приходит тигр к подножию утеса.
Скала молчит. Ответам нет вопроса.
7 января 1895
(Свободный стих Гете)
На всех вершинах —
Покой.
В листве, в долинах,
Ни одной
Не вздрогнет черты…
Птицы дремлют в молчании бора.
Погоди только: скоро
Уснешь и ты!
Год написания: 1915
По улицам узким, и в шуме, и ночью, в театрах,
в садах я бродил,
И в явственной думе грядущее видя, за жизнью,
за сущим следил.
Я песни слагал вам о счастьи, о страсти, о высях,
границах, путях,
О прежних столицах, о будущей власти,
о всем распростертом во прах.
Спокойные башни, и белые стены,
и пена раздробленных рек,
В восторге всегдашнем, дрожали, внимали стихам,
прозвучавшим навек.
И девы и юноши встали, встречая, венчая меня,
как царя,
И, теням подобно, лилась по ступеням
потоком широким заря.
Довольно, довольно! я вас покидаю! берите и сны и
слова!
Я к новому раю спешу, убегаю, мечта неизменно жива!
Я создал, и отдал, и поднял я молот,
чтоб снова сначала ковать.
Я счастлив и силен, свободен и молод, творю,
чтобы кинуть опять!
Апрель 1901
[...]
Я сквозь незапертые двери
Вошел в давно знакомый дом,
Как в замок сказочных поверий,
Постигнутый волшебным сном.
Сквозь спущенные занавески
Чуть проникали тени дня,
И люстры тонкие подвески
Сверкали бледно, не звеня.
И так шаги казались странны,
Почти заглушены в коврах.
Картины, темны и туманны,
Терялись смутно на стенах.
Я встретил взгляд без выраженья
Остановившихся часов.
Полузасохшие растенья
Стояли стражей мертвецов.
Я заглянул… Она смотрела,
Как тихо догорал камин.
Зола каких-то писем тлела,
Но в воздухе дышал жасмин.
На платье белое — все реже
Бросали угли отсвет свой.
Она вдыхала запах свежий,
Клонясь все ниже головой.
И, не веселый, не печальный,
Я скрылся, как вошел, без слов,
Приняв в гостиной взгляд прощальный
Остановившихся часов.
25 декабря 1901
Две свечи горят бесстыдно,
Озаряя глубь стекла,
И тебе самой завидно,
Как ты в зеркале бела!
Ты надела ожерелья,
Брови углем подвела, —
Ты кого на новоселье
Нынче в полночь позвала?
Что ж! глядись в стекло бесстыдно!
Но тебе еще не видно,
Кто кивает из стекла!
Припасла ты два бокала,
Пива жбан и груш пяток;
На кровати одеяла
Отвернула уголок.
Поводя широкой ляжкой,
Ты на дверь косишь зрачок…
Эх, тебе, должно быть, тяжко
До полночи выждать срок!
Так бы вся и заплясала,
Повторяя: «Мало! Мало!
Ну еще, еще, дружок!»
У тебя — как вишни губы,
Косы — цвета черных смол.
Чьи же там белеют зубы,
Чей же череп бел и гол?
Кто, незваный, вместо друга,
Близко, близко подошел?
Закричишь ты от испуга,
Опрокинешь стул и стол…
Но, целуя прямо в губы,
Гость тебя повалит грубо
И подымет твой подол.
12–13 ноября, 1909
Год написания: 1909
Нет тебе на свете равных,
Стародавняя Москва!
Блеском дней, вовеки славных,
Будешь ты всегда жива!
Град, что строил Долгорукий
Посреди глухих лесов,
Вознесли любовно внуки
Выше прочих городов!
Здесь Иван Васильич
Третий Иго рабства раздробил,
Здесь, за длинный ряд столетий,
Был источник наших сил.
Здесь нашла свою препону
Поляков надменных рать;
Здесь пришлось Наполеону
Зыбкость счастья разгадать.
Здесь как было, так и ныне –
Сердце всей Руси святой,
Здесь стоят ее святыни
За кремлевскою стеной!
Здесь пути перекрестились
Ото всех шести морей,
Здесь великие учились –
Верить родине своей!
Расширяясь, возрастая,
Вся в дворцах и вся в садах,
Ты стоишь, Москва святая,
На своих семи холмах.
Ты стоишь, сияя златом
Необъятных куполов,
Над Востоком и Закатом
Зыбля зов колоколов!
[...]
Вот я — обвязан, окован
Пристальным глазом змеи очковой,
Над былинкой лесная газель;
Вновь тропу преградила Цель.
Здесь, в стране исканий,
Где века грохочут листвой,
Мысли гениев — реки, и с камней —
В непостижность водопад роковой;
Где направо — скалы в грядущее,
Где налево — пропасть в прошедшее,
Где ветры, над истиной дующие,
Кричат, как сумасшедшие;
В лесу исканий,
Без Энея Асканий,
Лань пред змеей очковой, —
Обвязан, окован.
Иду
По всем тропам;
Рублю топором череду,
Кожа мудрецов — барабан!
Сквозь лианы, шипы
На все тропы,
И будто —
Я Заратуштра, я Будда,
Я Христос, я Магомет,
Я — индейский сашем —
Курю калюмет…
И всюду —
Чудо:
«Почему» превращается странно в «зачем».
Глазом змеи очковой
Я очарован.
Спи, мой мальчик! Птицы спят;
Накормили львицы львят;
Прислонясь к дубам, заснули
В роще робкие косули;
Дремлют рыбы под водой;
Почивает сом седой.
Только волки, только совы
По ночам гулять готовы,
Рыщут, ищут, где украсть,
Разевают клюв и пасть.
Ты не бойся, здесь кроватка,
Спи, мой мальчик, мирно, сладко.
Спи, как рыбы, птицы, львы,
Как жучки в кустах травы,
Как в берлогах, норах, гнездах
Звери, легшие на роздых…
Вой волков и крики сов,
Не тревожьте детских снов!
1919
[...]
Цветок засохший, душа моя!
Мы снова двое — ты и я.
Морская рыба на песке.
Рот открыт в предсмертной тоске.
Возможно биться, нельзя дышать…
Над тихим морем — благодать.
Над тихим морем — пустота:
Ни дыма, ни паруса, ни креста.
Солнечный свет отражает волна,
Солнечный луч не достигает дна.
Солнечный свет беспощаден и жгуч…
Не было, нет, и не будет туч.
Беспощаден и жгуч под солнцем песок.
Рыбе томиться недолгий срок.
Цветок засохший, душа моя!
Мы снова двое — ты и я.
Печемся о многом, —
Одно на потребу:
Стоять перед богом
Со взорами к небу.
Но божье — вселико,
Небесное — разно:
Бог — в буре великой,
Бог — в грани алмазной.
И в розах, и в книгах,
И в думах, и в бое,
И в сладостных мигах,
Когда нас — лишь двое.
И в каждом есть божье,
И каждый угоден,
Покинув подножъе,
Войти в свет господен.
Не бойся, что много
Ты любишь, ты ценишь,
Исканиям бога
Доколь не изменишь!
Тот в гробе спит, тот дальний сиротеет.
А. Пушкин
Пришли рассеяния годы,
Нам круг друзей не съединить:
Один уже сошел под своды,
Которых нам не сокрушить;
Тот роком самовластным брошен
В изгнанье, на чужой гранит;
Тот в цвете дум болезнью скошен,
Не жив, не умер, — словно спит;
Тот бродит по далеким странам,
Тоской гоним, всегда один,
От нас отрезан, как туманом,
Чредой изменчивых картин;
Еще иные — в поле ратном,
В окопах, под дождем свинца;
Согласно при луче закатном
У нас забьются ли сердца?
Как знать? Но будь еще помянут
Один: он факел снов задул;
Не нами тайный враг обманут,
Нас друг неверный обманул.
Быть может, прежним идеалам
Остался верен только я:
Доныне не была причалом
Оскорблена ладья моя;
Но, жизни бурями испытан,
Таю глубины грез моих,
И ядом горечи напитан,
Нередко, мой вечерний стих.
29 июля. 1916
(Строфы)
Итак, это — сон, моя маленькая,
Итак, это — сон, моя милая,
Двоим нам приснившийся сон!
Полоска засветится аленькая,
И греза вспорхнет среброкрылая,
Чтоб кануть в дневной небосклон.
Но сладостны лики ласкательные,
В предутреннем свете дрожащие,
С улыбкой склоненные к нам,
И звезды, колдуньи мечтательные,
В окно потаенно глядящие,
Приветствия шепчут мечтам.
Так где ж твои губы медлительные?
Дай сжать твои плечики детские!
Будь близко, ресницы смежив!
Пусть вспыхнут лучи ослепительные,
Пусть дымно растаю в их блеске я,
Но память о сне сохранив!
1912, Москва
Год написания: 1912
Дух знанья жил, скрыт в тайном эликсире,
Поя целебно мутный мрак веков.
Пусть жизнь была сплошной борьбой врагов,
Пусть меч звенел в бою и на турнире, —
Искал алхимик камень мудрецов,
Ум утончался в преньях о вампире,
Познать творца пытался богослов, —
И мысль качала мировые гири.
Монах, судейский, рыцарь, менестрель, —
Все смутно видели святую цель,
Хоть к ней и шли не по одной дороге.
В дни ужасов, огня, убийств, тревоги,
Та цель сияла, как звезда: она
Во все века жила, затаена.
Как струны оборвавшейся жалобный звук,
В сердце — эхо недавних желаний и мук.
Детский взор, милый лик, прелесть ласковых рук, —
Почему это все стало чуждым мне вдруг?
За окном уже день, и сквозь просветы штор
Наглый луч на кровать смотрит прямо в упор.
Плечи молча целую, бесправно, как вор,
Знаю, понял: окончен мучительный спор…
Ночи гаснет недолгий, обманчивый бред.
В безразличьи твоем есть безмолвный ответ,
И «не знаю» звучит беспощадней, чем «нет»…
Заливает двоих все решающий свет.
Нынче — осень, вчера ликовала весна;
Кто жестоко исчерпал всю душу до дна?
Из подушек ты смотришь, как прежде, ясна,
Но уныло звенит, умирая, струна…
Год написания: 1912
Слепой циклон, опустошив
Селенья и поля в отчизне,
Уходит вдаль… Кто только жив,
С земли вставай для новой жизни!
Тела разбросаны вокруг…
Не время тосковать на тризне!
Свой заступ ладь, веди свой плуг, —
Пора за труд — для новой жизни!
Иной в час бури был не смел:
Что пользы в поздней укоризне?
Сзывай работать всех, кто цел, —
Готовить жатву новой жизни!
Судьба меняет часто вид,
Лукавой женщины капризней,
И.ярче после гроз горит
В лазури солнце новой жизни!
На души мертвые людей
Живой водой, как в сказке, брызни:
Зови! буди! Надежды сей!
Сам верь в возможность новой жизни.
1918
[...]