Читать короткие стихи Владислава Ходасевича
Ни жить, ни петь почти не стоит:
В непрочной грубости живем.
Портной тачает, плотник строит:
Швы расползутся, рухнет дом.
И лишь порой сквозь это тленье
Вдруг умиленно слышу я
В нем заключенное биенье
Совсем иного бытия.
Так, провождая жизни скуку,
Любовно женщина кладет
Свою взволнованную руку
На грузно пухнущий живот.
21-23 июля 1922, Берлин
[...]
Здравствуй, песенка с волн Адриатики!
Вот, сошлись послушать тебя
Из двух лазаретов солдатики,
Да татарин с мешком, да я.
Хорошо, что нет слов у песенки:
Всем поет она об одном.
В каждое сердце по тайной лесенке
Пробирается маленький гном.
Март — 13 ноября 1916
[...]
Спишь ты, Юстина? Я жду у дверей.
— Бог с вами, рыцарь, уйдите скорей! —
Полно, Юстина, я тихо пройду,
Как петушок по дорожке в саду!
— Видела я, петушок наскочил,
Курочку бедную крыльями бил.
— Курочке мил петушок удалой!
Хочешь проверить? — скорее открой!
опубл. 1910
Снег навалил. Всё затихает, глохнет.
Пустынный тянется вдоль переулка дом.
Вот человек идет. Пырнуть его ножом —
К забору прислонится и не охнет.
Потом опустится и ляжет вниз лицом.
И ветерка дыханье снеговое,
И вечера чуть уловимый дым —
Предвестники прекрасного покоя —
Свободно так закружатся над ним.
А люди черными сбегутся муравьями
Из улиц, со дворов, и станут между нами.
И будут спрашивать, за что и как убил,-
И не поймет никто, как я его любил.
5 ноября 1921
Я сон потерял, а живу как во сне.
Всё музыка дальняя слышится мне.
И арфы рокочут, и скрипки поют —
От музыки волосы дыбом встают.
[Но кто-то………….рукой,
И звук обрывается с болью такой,]
............... .
Как будто бы в тире стрелок удалой
Сбивает фигурки одну за другой.
И падают звуки, а сердце горит,
А мир под ногами в осколки летит.
И скоро в последнем, беззвучном бреду
Последним осколком я сам упаду.
Лицо у луны как часов циферблат
Им вор озарен, залезающий в сад,
И поле, и гавань, и серый гранит,
И город, и птичка, что в гнездышке спит.
Пискливая мышь, и мяукающий кот,
И пес, подвывающий там, у ворот,
И нетопырь, спящий весь день у стены, —
Как все они любят сиянье луны!
Кому же милее дневное житье, —
Ложатся в постель, чтоб не видеть ее:
Смежают ресницы дитя и цветок,
Покуда зарей не заблещет восток.[1]
литературный перевод Владислава Ходасевича
Басня
На пуп откупщика усевшись горделиво,
Блоха сказала горлинке: «Гляди:
Могу скакнуть отсюдова красиво
До самыя груди».
Но горлинка в ответ: «Сие твое есть дело».
И — в облака взлетела.
Так Гений смертного в талантах превосходит,
Но сам о том речей отнюдь не водит.
О, жизнь моя! За ночью — ночь. И ты, душа, не
внемлешь миру.
Усталая! к чему влачить усталую свою порфиру?
Что жизнь? Театр, игра страстей, бряцанье шпаг
на перекрестках,
Миганье ламп, игра теней, игра огней на тусклых
блестках.
К чему рукоплескать шутам? Живи на берегу
угрюмом.
Там, раковины приложив к ушам, внемли
плененным шумам —
Проникни в отдаленный мир: глухой старик ворчит
сердито,
Ладья скрипит, шуршит весло, да вопли —
с берегов Коцита.
Ноябрь 1908, Гиреево
[...]
И весело, и тяжело
Нести дряхлеющее тело.
Что буйствовало и цвело,
Теперь набухло и дозрело.
И кровь по жилам не спешит,
И руки повисают сами.
Так яблонь осенью стоит,
Отягощенная плодами.
И не постигнуть юным вам
Всей нежности неодолимой,
С какою хочется ветвям
Коснуться вновь земли родимой.
О старый дом, тебя построил предок,
Что годы долгие сколачивал деньгу.
Ты окружен кольцом пристроек и беседок,
Сенных амбаров крыши на лугу…
Почтенный дед. Он гнул людей в дугу,
По-царски принимал угодливых соседок,
Любил почет и не прощал врагу…
Он крепко жил, но умер напоследок.
...................
Из уст своих исторгни и меня!
Свет золотой в алтаре,
В окнах — цветистые стекла.
Я прихожу в этот храм на заре,
Осенью сердце поблекло…
Вещее сердце — поблекло…
Грустно. Осень пирует,
Осень развесила красные ткани,
Ликует…
Ветер — как стон запоздалых рыданий.
Листья шуршат и, взлетая, танцуют.
Светлое утро. Я в церкви. Так рано.
Зыблется золото в медленных звуках органа,
Сердце вздыхает покорней, размерней,
Изъявленное иглами терний,
Иглами терний осенних…
Терний — осенних.
1 сентября 1905, Москва
[...]
Кто счастлив честною женой,
К блуднице в дверь не постучится.
Кто прав последней правотой,
За справедливостью пустой
Тому невместно волочиться.
А мне и волн морских прибой,
Влача каменья,
Поет летейскою струей,
Без утешенья.
Безветрие, покой и лень.
Но в ясном свете
Откуда же ложится тень
На руки эти?
Не ты ль еще томишь, не ты ль,
Глухое тело?
Вон — белая искрутилась пыль
И пролетела.
Взбирается на холм крутой
Овечье стадо…
А мне — айдесская сквозь зной
Сквозит прохлада.
Прислали мне кинжал, шнурок
И белый, белый порошок.
Как умереть? Не знаю.
Я жить хочу – и умираю.
Не надеваю я шнурка,
Не принимаю порошка,
Кинжала не вонзаю, –
От горести я умираю.
Иди, вот уже золото кладем в уста твои,
уже мак и мед кладем тебе в руки. Salve aetemum.
Красинский
В рот – золото, а в руки – мак и мед:
Последние дары твоих земных забот.
Но пусть не буду я, как римлянин, сожжен:
Хочу в земле вкусить утробный сон,
Хочу весенним злаком прорасти,
Кружась по древнему, по звездному пути.
В могильном сумраке истлеют мак и мед,
Провалится монета в мертвый рот…
Но через много, много темных лет
Пришлец неведомый отроет мой скелет,
И в черном черепе, что заступом разбит,
Тяжелая монета загремит –
И золото сверкнет среди костей,
Как солнце малое, как след души моей.
С грохотом летели мимо тихих станций
Поезда, наполненные толпами людей,
И мелькали смутно лица, ружья, ранцы,
Жестяные чайники, попоны лошадей.
1915
У черных скал, в порочном полусне,
Смотрела ты в морскую мглу, Темира.
Твоя любовь, к<а>к царская порфира,
В те вечера давила плечи мне.
Горячий воздух от песков Алжира
Струей тягучей стлался по волне,
И были мы пресыщены вполне
Разнузданным великолепьем мира.
На новом, радостном пути,
Поляк, не унижай еврея!
Ты был, как он, ты стал сильнее —
Свое минувшее в нем чти.
Слышать я вас не могу.
Не подступайте ко мне.
Волком бы лечь на снегу!
Дыбом бы шерсть на спине!
Белый оскаленный клык
В небо ощерить и взвыть —
Так, чтобы этот язык
Зубом насквозь прокусить…
Впрочем, объявят тогда,
Что исписался уж я,
Эти вот все господа:
Критики, дамы, друзья.
[...]
Черные тучи проносятся мимо
Сел, нив, рощ.
Вот потемнело, и пыль закрутилась,—
Гром, блеск, дождь.
Соснам и совам — потеха ночная:
Визг, вой, свист.
Ты же, светляк, свой зеленый фонарик
Спрячь, друг, в лист.
1920, Москва; 18 ноября 1922, Saarow
[...]
В этих отрывках нас два героя,
Незнакомых между собой.
Но общее что-то такое
Есть между ним и мной.
И — простите, читатель, заранее:
Когда мы встречаемся в песий час,
Всё кажется — для компании
Третьего не хватает — вас.
10 декабря 1922, Saarow
[...]
Милые девушки, верьте или не верьте:
Сердце мое поет только вас и весну.
Но вот, уж давно меня клонит к смерти,
Как вас под вечер клонит ко сну.
Положивши голову на розовый локоть,
Дремлете вы, — а там — соловей
До зари не устанет щелкать и цокать
О безвыходном трепете жизни своей.
Я бессонно брожу по земле меж вами,
Я незримо горю на лёгком огне,
Я сладчайшими вам расскажу словами
Про все, что уж начало сниться мне.
[...]
Странник прошел, опираясь на посох,
Мне почему-то припомнилась ты.
Едет пролетка на красных колесах —
Мне почему-то припомнилась ты.
Вечером лампу зажгут в коридоре —
Мне непременно припомнишься ты.
Что б ни случилось, на суше, на море,
Или на небе,— мне вспомнишься ты.
11 (или 13) апреля 1922
В этой грубой каменоломне,
В этом лязге и визге машин
В комок соберись — и помни,
Что ты один. —
Когда пересохнет в горле,
Когда………………..
Будь как молния в лапе орлей,
Как смерть, как дух…