Стихи Алексея Хомякова

Беззвёздная полночь дышала прохладой,
Крутилася Лаба, гремя под окном;
О Праге я с грустною думал отрадой,
О Праге мечтал, забываяся сном.
Мне снилось — лечу я: орёл сизокрылый
Давно и давно бы в полете отстал,
А я, увлекаем невидимой силой,
Всё выше и выше взлетал.
И с неба картину я зрел величаву,
В уборе и блеске весь западный край,
Мораву, и Лабу, и дальнюю Славу,
Гремящий и синий Дунай.
И Прагу я видел: и Прага сияла,
Сиял златоверхий на Петчине храм:
Молитва славянская громко звучала
В напевах, знакомых минувшим векам.
И в старой одежде святого Кирилла
Епископ на Петчин всходил,
И следом валила народная сила,
И воздух был полон куреньем кадил.
И клир, воспевая небесную славу,
Звал милость господню на Западный край,
На Лабу, Мораву, на дальнюю Славу,
На шумный и синий Дунай.

1847

«Досель безвестна мне любовь
И пылкой страсти огнь мятежной;
От милых взоров, ласки нежной
Моя не волновалась кровь». -
Так сердца тайну в прежни годы
Я стройно в звуки облекал
И песню гордую свободы
Цевнице юной проверял;
Надеждами, мечтами славы
И дружбой верною богат,
Я презирал любви отравы
И не просил её наград.
С тех пор душа познала муки,
Надежд утрату, смерть друзей
И грустно вторит песни звуки,
Сложенной в юности моей.
Я под ресницею стыдливой
Встречал очей огонь живой,
И длинных кудрей шёлк игривый,
И трепет кудри молодой,
Уста с приветною улыбкой,
Румянец бархатных ланит,
И стройный стан, как пальма, гибкой,
И поступь лёгкую харит.
Бывало, в жилах кровь взыграет,
И сердце шепчет: вот она.
Но светлый миг очарованья
Прошёл как сон, пропал и след.
Ей дики все мои молчанья,
И не понятен ей поэт.
Когда ж?. И сердцу станет больно,
И к арфе я прибегну вновь,
И прошепчу, вздохнув невольно:
«Досель безвестна мне любовь».

Не говорите: «То былое,
То старина, то грех отцов,
А наше племя молодое
Не знает старых тех грехов».
Нет! этот грех — он вечно с нами,
Он в вас, он в жилах и крови,
Он сросся с вашими сердцами —
Сердцами, мертвыми к любви.
Молитесь, кайтесь, к небу длани!
За все грехи былых времён,
За ваши каинские брани
Ещё с младенческих пелён;
За слёзы страшной той годины,
Когда, враждой упоены,
Вы звали чуждые дружины
На гибель русской стороны;
За рабство вековому плену,
За рабость пред мечом Литвы,
За Новград и его измену,
За двоедушие Москвы;
За стыд и скорбь святой царицы,
За узаконенный разврат,
За грех царя-святоубийцы,
За разорённый Новоград;
За клевету на Годунова,
За смерть и стыд его детей,
За Тушино, за Ляпунова,
За пьянство бешенных страстей,
За сон умов, за хлад сердец,
За гордость тёмного незнанья,
За плен народа; наконец,
За то, что, полные томленья,
В слепой терзания тоске,
Пошли просить вы исцеленья
Не у того, в его ж руке
И блеск побед, и счастье мира,
И огнь любви, и свет умов,
Но у бездушного кумира,
У мёртвых и слепых богов,
И, обуяв в чаду гордыни,
Хмельные мудростью земной,
Вы отреклись от всей святыни,
От сердца стороны родной;
За всё, за всякие страданья,
За вский попранный закон,
За тёмные отцов деянья,
За тёмный грех своих времён,
Пред богом благости и сил
Молитесь, плача и рыдая,
Чтоб он простил, чтоб он простил!

Кипит шампанское в стакане,
Кипит и блещет жемчугом;
Мечты виются над моим челом,
Как чайки белые в тумане.
Налейте мне еще стакан!
Тогда рассеется туман,
И яркими чертами света
Увидит светлый взор поэта
Другого мира чудеса;
Увидит новые творенья,
Другие земли, небеса,
Мечты восторженной виденья!
Как мир тот сердцу говорит!
Там никогда надежды цвет не вянет,
Там дружба дружбу не обманет,
Любовь любви не изменит.
Там вечная весна, там вечно песнь звучит,
Но здесь наш век есть век чугунный,
На миг нам бог даст юность и весну.
Чтоб позабыть про мир подлунный,
Прибегнете, товарищи, к вину.
Еще стакан! — и я засну
Под говор горних лир и арфы тихострунной.

Благодарю тебя! Когда любовью нежной
Сияли для меня лучи твоих очей,
Под игом сладостным заснул в груди мятежной
Порыв души моей.
Благодарю тебя! Когда твой взор суровый
На юного певца холодностью упал,
Мой гордый дух вскипел; и прежние оковы
Я смело разорвал.
И шире мой полет, Живее в крыльях сила;
Все в груди тишина, все сердце расцвело;
И песен Благодать святее осенила
Свободное чело.
Так после ярых бурь моря лазурней, тише,
Благоуханней лес, свежей долин краса,
Так раненный орел уходит выше
В родные небеса.

[1836]

Когда гляжу, как чисто и зеркально
Твое чело,
Как ясен взор, — мне грустно и печально,
Мне тяжело.
Ты знаешь ли, как глубоко и свято
Тебя люблю?
Ты знаешь ли, чтот отдал без возврата
Я жизнь свою!
Когда умрет пред хладной молньей взора
Любви мечта,
Не прогремят правдивого укора
Мои уста.
Но пропою в последнее прощанье
Я песнь одну;
В ней все любовь, все горе, все страданье,
Всю жизнь сомкну.
И слыша песнь, каким огнем согрета
И как грустна,
Узнает мир, что в ней душа поэта
Схоронена.

[1836]

Гаснет месяц на Стамбуле,
Всходит солнышко светло,
И маджар и турки злого
Никнет гордое чело.
Спишь ли ты, наш королевич?
Посмотри-ка, твой народ
Расходился, словно волны,
Что ломают вешний лёд!
Спишь ли, спишь ли, королевич?
Посмотри-ка, в чьих руках
Блещут копья и пищали
На дунайских берегах!
Слушай! Трубы загремели;
Бьет в раскатах барабан;
Сербы с гор текут, как реки,
Кроют поле, как туман.
Просыпайся, королевич!
Знать, великий час настал:
У твоей могилы темной
Богатырский конь заржал…

Апрель 1849.

Парус поднят; ветра полный,
Он канаты натянул
И на ропщущие волны
Мачту длинную нагнул.
Парус русский. Через волны
Уж корабль несется сам.
И готов всех братьев челны
Прицепить к крутым бокам.
Поднят флаг: на флаге виден
Правды суд и мир любви.
Мчись, корабль: твой путь завиден…
Господи, благослови!

(конец 1858)

Москва-старушка вас вскормила
Восторгов сладостных млеком
И в гордый путь благословила
За поэтическим венком.
За песен вдохновенных сладость,
За вечно свежий ваш венец,
За вашу славу — нашу радость,
Спасибо, наш родной певец!
Да будет ваше небо ясно;
Да будет светел мир труда;
И да сияет вам прекрасно
Любви негаснущей звезда.

[Февраль 1841. ]

Тебя призвал на брань святую,
Тебя господь наш полюбил,
Тебе дал силу роковую,
Да сокрушишь ты волю злую
Слепsх, безумных, буйных сил.
Вставай, страна моя родная,
За братьев! Бог тебя зовёт
Чрез волны гневного Дуная,
Туда, где, землю огибая,
Шумят струи Эгейских вод.
Но помни: быть орудьем бога
Земным созданьям тяжело.
Своих рабов он судит строго,
А на тебя, увы! как много
Грехов ужасных налегло!
В судах черна неправдой чёрной
И игом рабства клеймена;
Безбожной лести, лжи тлетворной,
И лени мёртвой и позорной,
И всякой мерзости полна!
О, недостойная избранья,
Ты избрана! Скорей омой
Себя водою покаянья,
Да гром двойного наказанья
Не грянет над твоей главой!
С душой коленопреклоненной,
С главой, лежащею в пыли,
Молись молитвою смиренной
И раны совести растленной
Елеем плача исцели!
И встань потом, верна призванью,
И бросься в пыл кровавых сеч!
Борись за братьев крепкой бранью,
Держи стяг божий крепкой дланью,
Рази мечом-то божий меч!

23 марта 1854

Там были шум и разговоры,
И блеск ума, и смех живой;
И юных дев сияли взоры
Светлей, чем звёзды в тьме ночной;
И сладки речи слух ласкали,
И был приветен блеск очей, -
Но думы бурные роптали
Во глубине души моей.
«Проснись! Проснись! Мы призываем
Тебя от снов, от грёз пустых.
Проснись! Мы гаснем, увядаем,
Любимцы лучших дней твоих.
Проснися! Радость изменяет;
И жизнь кратка, и хладен свет,
И ненадолго утешает
Его обманчивый привет.
А мы бессмертными венцами
Могли главу твою венчать,
Могли бы яркими цветами
Меж лавров Руси расцветать.
Мы крыльями тебя обнимем
И в край Поэзии святой
Твой дух восторженый поднимем
Мечтами, песнью и мольбой.
Проснись! Проснись! Мы призываем
Тебя от снов, от грёз пустых.
Проснись! Мы гаснем, увядаем,
Любимцы лучших дней твоих».

Молчите, пламенные думы!
Засните вновь на краткий срок!
Твердит напрасный мне упрёк
Ваш голос строгий и угрюмый.
Меня не свяжет свет холодный;
Настанет вдохновенный час:
И к жизни звучной и свободной,
Могучий, вызову я вас.

Поле мертвыми костями
Все белелося кругом;
Ветер бил его крылами,
Солнце жгло его огнем.
Ты, пророк, могучем словом
Поле мертвое воздвиг;
И оделись плотью кости,
И восстал собор велик.
Но не полно возрожденье,
Жизнь проснулась не сполна;
Всех оков земного тленья
Не осилила она;
И в соборе том великом
Ухо чуткое порой
Слышит под румяной плотью
Кости щелканье сухой.
О чужие тайны зная,
Ты, певец, спроси себя —
Не звенит ли кость сухая
В песнях, в жизни у тебя?.

(начало 1859)

О, грустно, грустно мне! Ложится тьма густая
На дальнем Западе, стране святых чудес:
Светила прежние бледнеют, догорая,
И звёзды лучшие срываются с небес.
А как прекрасен был тот Запад величавый!
Как долго целый мир, колена преклонив
И чудно озарён его высокой славой,
Пред ним безмолствовал, смирен и молчалив.
Там солнце мудрости встречали наши очи,
Кометы бурных сеч бродили в высоте,
И тихо, как луна, царица летней ночи,
Сияла там любовь в невинной красоте.
Там в ярких радугах сливались вдохновенья,
И веры огнь живой потоки света лил!..
О! Никогда земля от первых дней творенья
Не зрела над собой столь пламенных светил!
Но горе! Век прошёл, и мертвенным покровом
Задёрнут Запад весь. Там будет мрак глубок...
Услышь же глас судьбы, воспрянь в сияньи новом,
Проснися, дремлющий Восток!

Помнишь по стези нагорной
Шли мы летом: солнце жгло,
А полнеба тучей черной
С полудень заволокло.
По стезе песок горючий
Ноги путников сжигал,
А из тучи вихрь летучий
Капли крупные срывал.
Быть громам и быть ударам!
Быть сверканью в облаках,
И ручьям по крутоярам,
И потопам на лугах!
Быть грозе! но буря злая
Скоро силы истощит;
И сияя, золотая
Зорька в небе погорит.
И в обьятья кроткой ночи
Передаст покой земли,
Что бы зорко звездны очи
Сон усталой стерегли;
Чтоб с Востока, утром рано,
Загораясь в небесах,
Свет румяный зрел поляны,
Все в росинках и цветах.
И теперь с полудня темной
Тучей кроет небеса,
И за тишью вероломной
Притаилася гроза.
Гул растет, как в спящем море
Перед бурей роковой;
Вскоре, вскоре в бранном споре
Закипит весь мир земной:
Чтоб страданьями-свободы
Покупалась благодать;
Что б готовились народы
Зову истины внмать;
Чтобы глас её пророка
Мог проникнуть в дух людей,
Как глубоко луч с Востока
Греет влажный тук полей

(апрель 1859)

О царь и бог мой! Слово силы
Во время оно ты сказал,
И сокрушён был плен могилы,
И Лазарь ожил и восстал.
Молю, да слово силы грянет,
Да скажешь «встань!» душе моей,
И мёртвая из гроба встанет
И выйдет в свет твоих лучей!
И оживёт, и величавый
Её хвалы раздастся глас
Тебе — сиянью отчей славы,
Тебе — умершему за нас!

Жаль мне вас, людей бессонных!
Целый мир кругом храпит,
А от дум неугомонных
Ваш тревожный ум не спит:
Бродит, ищет, речь заводит
С тем, с другим, — все прока нет!
Тот глазами чуть поводит,
Тот сквозь сон кивнет в ответ.
Вот, оставив братьев спящих,
Вы ведете в тьме ночной,
Не смыкая вежд горящих,
Думу долгую с собой.
И надумались, и снова
Мысли бурные кипят:
Будите того другого, —
Все кивают и молчат!
Вы волнуетесь, горите,
В сердце горечь, в слухе звон, —
А кругом-то поглядите,
Как отраден мирный сон!
Жаль мне вас, людей бессонных:
Уж не лучше ли заснуть
И от дум неугомонных,
Хоть на время отдохнуть?

(28 ноября 1853, Тула)

Вставайте! оковы распались,
Проржавела старая цепь!
Уж Нил и Ливан взволновались,
Проснулась Сирийская степь!
Вставайте, славянские братья,
Болгарин, и серб, и хорват!
Скорее друг к другу в объятья,
Скорей за отцовский булат!
Скажите: «Нам в старые годы
В наследство господь даровал
И степи, и быстрые воды,
И лес, и ущелия скал!»
Скажите: «Мы люди свободны, —
Да будет свободна земля,
И горы, и глуби подводны,
И долы, и лес, и поля!
Мы вольны, мы к битве готовы,
И подвиг наш честен и свят:
Нам бог разрывает оковы,
Нам бог закаляет булат!»
Смотрите, как мрак убегает,
Как месяц двурогий угас!
Смотрите, как небо сияет
В торжественный утренний час!
Как ярки и радости полны
Светила грядущих веков!..
Вскипите ж, славянские волны!
Проснитеся, гнезда орлов!

(1853)

Счастлива мысль, которая не светила
Людской молвы приветная весна!
Безвременно рядиться не спешила
В листы и цвет ее младая сила,
Но корнем в глубь врывалася она.
И ранними и поздними дождями
Вспоенная, внезапно к небесам
Она взойдет, как ночь темна ветвями,
Краса земле и будущим векам.

(1858)

Лампада поздняя горела
Пред сонной лению моей,
И ты взошла и тихо села
В слияньи мрака и лучей.
Головки русой очерк нежный
В тени скрывался, а чело —
Святыня думы безмятежной —
Белело чисто и светло.
Уста с улыбкою спокойной,
Глаза с лазурной их красой,
Всё чудным миром, мыслью стройной
В тебе сияло предо мной.
Кругом — глубокое молчание;
Казалось, это дивный сон,
И я глядел, стаив дыханье,
Боялся, чтоб не скрылся он.
Ушла ты — солнце закатилось,
Померкла хладная земля;
Но в ней глубоко затаилась
От солнца жаркая струя.
Ушла! но, боже, как звенели
Все струны пламенной души,
Какую песню в ней запели
Они в полуночной тиши!
Как вдруг и молодо, и живо
Вскипели силы прежних лет,
И как вздрогнул нетерпеливо,
Как вспрянул дремлющий поэт!
Как чистым пламенем искусства
Его зажглася голова,
Как сны, надежды, мысли, чувства
Слилися в звучные слова!
О верь мне! сердце не обманет:
Светло звезда моя взошла,
И снова новый луч проглянет
На лавры гордого чела.

1837(?)

Широка, необозрима,
Чудной радости полна,
Из ворот Иерусалима
Шла народная волна.
Галилейская дорога
Оглашалась торжеством:
«Ты идешь во имя Бога,
Ты идешь в Свой царский дом!
Честь Тебе, наш Царь смиренный,
Честь Тебе, Давидов Сын!»
Так, внезапно вдохновенный,
Пел народ. Но там один,
Недвижим в толпе подвижной,
Школ воспитанник седой,
Гордый мудростию книжной,
Говорил с усмешкой злой:
«Это ль Царь ваш, слабый, бледный,
Рыбаками окружен?
Для чего Он в ризе бедной,
И зачем не мчится Он,
Силу Божью обличая,
Весь одеян черной мглой,
Пламенея и сверкая
Над трепещущей землей?»
И века прошли чредою,
И Давидов Сын с тех пор,
Тайно правя их судьбою,
Усмиряя буйный спор,
Налагая на волненье
Цель любовной тишины,
Мир живет, как дуновенье
Наступающей весны.
И в трудах борьбы великой
Им согретые сердца
Узнают шаги Владыки,
Слышат сладкий зов Отца.

Высоко ты гнездо поставил,
Славян полунощных орёл,
Широко крылья ты расправил,
Глубоко в небо ты ушёл!
Лети, но в горнем море света,
Где силой дышащая грудь
Разгулом вольности согрета,
О младших братьях не забудь!
На степь полуденного края,
На дальний Запад оглянись:
Их много там, где гнев Дуная,
Где Альпы тучей обвились,
В ущельях скал, в Карпатах тёмных,
В бакланских дебрях и лесах,
В сетях тевтонов вероломных,
В стальных татарина цепях!..

И ждут окованные братья,
Когда же зов услышат твой,
Когда ты крылья, как объятья,
Прострёшь над слабой их главой...
О, вспомни их, орёл полночи!
Пошли им звонкий твой привет,
Да их утешит в рабской ночи
Твоей свободы яркий свет!
Питай их пищей сил духовных,
Питай надеждой лучших дней
И хлад сердец единокровных
Любовью жаркою согрей!
Их час придёт: окрепнут крылья,
Младые когти подрастут,
Вскричат орлы — и цепь насилья
Железным клювом расклюют!

Подвиг есть и в сраженьи,
Подвиг есть и в борьбе;
Высший подвиг в терпеньи,
Любви и мольбе.
Если сердце заныло
Перед злобой людской,
Иль насилье схватило
Тебя цепью стальной;
Если скорби земные
Жалом в душу впились, —
С верой бодрой и смелой
Ты за подвиг берись.
Есть у подвига крылья,
И взлетишь ты на них
Без труда, без усилья
Выше мраков земных,
Выше крыши темницы,
Выше злобы слепой,
Выше воплей и криков
Гордой черни людской.

(начало 1859)

Пробил полночи час туманной,
Сын времени свершил свой ход,
И вот в приют мой, гость незваный,
Спустился тихо Новый год.
Слетая в мир, он ждал привета,
И света плеском встречен был,
Но что же? стройный глас поэта
Его досель не освятил.
И он с улыбкою лукавой
«Чего ты просишь?» — мне сказал, —
Я подружу тебя со славой,
Дам кучи злата". — Я молчал.
«Я утолю твои печали, —
Шепнул он с ласковым лицом, —
И сердца грустные скрижали
Забвенья смою я ручьем.
Ты вспомнишь прежние утраты,
Как помнят сон с восходом дня,
И вновь, надеждами богатый,
Полюбишь жизнь!» — Оставь меня,
Ты слышишь: там рукоплесканья,
Веселье, шумные пиры;
Поди там сыпать обещанья,
Там расточай свои дары.
Давно ль, когда твой брат коварный
Мне те же речи говорил,
Я жертвой песни благодарной
Его приход благословил?
И что ж? — питомец вдохновенья,
Мой друг, мой брат был взят землей,
И чистый гений песнопенья
Любимый храм покинул свой.
Но многих горесть утолится,
Ты многим счастье можешь дать;
Но что в груди певца таится,
Того не в силах ты отнять.
Не как другие, дни проводит
Душа, любимица мечты:
В ней, как в воде, резец проходит,
Как в камне, вечны в ней черты.

[ Январь 1828 ]

Вокруг нее очарованье;
Вся роскошь Юга дышит в ней,
От роз ей прелесть и названье;
От звезд полудня блеск очей.
Прикован к ней волшебной силой,
Поэт восторженный глядит;
Но никогда он деве милой
Своей любви не посвятит.
Пусть ей понятны сердца звуки,
Высокой думы красота,
Поэтов радости и муки,
Поэтов чистая душа;
Пусть в ней душа, как пламень ясный,
Как дым молитвенных кадил;
Пусть ангел светлый и прекрасный
Ее с рожденья осенил, —
Но ей чужда моя Россия,
Отчизны дикая краса;
И ей милей страны другие,
Другие лучше небеса.
Пою ей песнь родного края;
Она не внемлет, не глядит.
При ней скажу я: «Русь святая» —
И сердце в ней не задрожит.
И тщетно луч живого света
Изчерных падает очей, —
Ей гордая душа поэта
Не посвятит любви своей.

[1832]

В стаканы чок!
И в губы чмок!
На долгий срок,
Друзья, прощайте!
Лечу к боям,
К другим краям,
Вослед орлам:
Чок — выпивайте!
Быть может, нас
В последний раз
Веселый час
Собрал за чашей.
Что ж? плакать? — нет!
В честь прежних лет,
Святых бесед
И дружбы нашей
В стаканы чок!
И в губы чмок!
И виват младость!
Она была
Не весела,
Но всем дала
Подчас нам радость,
Так в честь же ей
Стакан налей,
И виват младость!

«Мы род избранный, — говорили
Сиона дети в старину. —
Нам божьи громы осушили
Морей волнистых глубину.
Для нас Синай оделся в пламя,
Дрожала гор кремнистых грудь,
И дым и огнь, как божье знамя,
В пустынях нам казали путь.
Нам камень лил воды потоки,
Дождили манной небеса,
Для нас закон, у нас пророки,
В нас божьей силы чудеса».
Не терпит бог людской годыни;
Не с теми он, кто говорит:
«Мы соль земли, мы столб святыни,
Мы божий меч, мы божий щит!»
Не с теми он, кто звуки слова
Лепечет рабским языком
И, мертвенный сосуд живого,
Душою мертв и спит умом.
Но с теми бог, с кем божья сила,
Животворящая струя,
Живую душу пробудила
Во всех изгибах бытия;
Он с тем, кто гордости лукавой
В слова смиренья не рядил,
Людскою не хвалился славой,
Себя кумиром не творил;
Он с тем, кто духа и свободы
Ему возносит фимиам;
Он с тем, кто все зовет народы
В духовный мир, в господень храм!

[1851]

Ударил час, прощайте, други!
Мне предстоит далекий путь.
С кем мне теперь делить мои досуги?
При ком свободно мне вздохнуть?
Пусть весел светлый край Дуная
И веселы кровавые бои;
Но верьте мне, там образ рая,
Где с вами я, друзья мои!
Надолго я расстанусь с вами;
Но под рущукскими стенами,
На поле битвы роковой,
Под ставкою, под знаменами,
В мечтах вы будете со мной.
Быть может, не венец лавровый,
Кровавый мне готовится венец,
Но над тобою, рок суровый,
И там, как здесь, возносится певец, —
И там, как здесь, в последнее мгновенье
Спокойно улыбнулся я.
Мне явятся веселые виденья,
Мне явятся далекие друзья.
А вы!.. забудете ль поэта?
В роскошной, южной стороне,
В столице шумной, в вихре света,
Друзья! вздохнете ль обо мне?

[Конец апреля 1828]

Как часто во мне пробуждалась
Душа от ленивого сна,
Просилася людям и братьям
Сказаться словами она!
Как часто, о боже! рвалася
Вещать твою волю земле,
Да свет осияет разумный
Безумцев, бродящих во мгле!
Как часто, бессильем томимый,
С глубокой и тяжкой тоской
Молил тебя дать им пророка
С горячей и крепкой душой!
Молил тебя в час полуночи,
Пророку дать силу речей, —
Чтоб мир оглашал он далеко
Глаголеми правды твоей!
Молил тебя плачем и стоном,
Во прахе простерт пред тобой,
Дать миру и уши, и сердце
Для слушанья речи святой!

[20 января 1856]