Стихи Григория Корина

Он вырвался из-под земли взрывной,
Кровавой, и немой, и ломкой.
Он вырвался из щупальцы земной.
Смерть перед ним стояла костоломкой.
Он вырвался. И скрытые ходы
Открыли лаз в последнюю минуту.
С лицом прекрасным вышел из беды,
И книгу он держал, одолевая смуту.
Премьера книги первой в пятьдесят
Пять лет. Премьера на протезе,
Не пощаженного за странный свой уклад,
За своеволье избранной профессии.
О, не чудак и не простак, прости,
России сын и воин благородный,
Который не войной свой путь постиг,
А после, от нее едва свободный.

1953

Стать тенью облака,
Заблудшего на взгорье,
Упасть безропотно,
К земле склоняя зори.
Что можно — высветить,
Где — поубавить света,
Где — почкой выстрелить
И в тень уйти на лето.
И только тварью мне не стать
В чудном обличье, —
Не блеять, не мычать
И не кричать по-птичьи.
Дождем прольюсь и буду рад
Свалиться снегом.
Готов волной идти в накат.
Прощаясь с веком.
Подобье Божие –
Свой облик не меняю.
Будь в дряхлой коже я,
И в ней я не слиняю.
Земле оставлю мысль,
А небу вечну душу.
Хранил живым я высь,
Хранил я мертвым сушу.
И Там и Здесь
Не улетучусь —
Я двужильный.
Благая весть
Не обойдет мой холм могильный.

1999

Книгу мою рубили,
Мне ничего, привык,
Но как мне, ногой в могиле,
Слышать дочерний крик.
Душу мою ломали,
Мне ничего, привык,
Но как ей, в самом начале,
В кровь прикусить язык.
Вижу слезы дочерние,
Вижу книгу ее
В цепких лапах у черни,
Жирной, как воронье,–
Повесть дочки о деде,
Слезы ее по нем,
Там, в Китайском проезде,
Посекли топором.
Был бы русским он, сваном,
Или был латышом,
А родился он странным
Откровенным жидом.
Сын фашистом повешен,
Да и двое других,
Кто воздушным, кто пешим
Шли в рядах фронтовых.
Но и этого мало,
Чтобы плакать о нем.
Там, в Китайском, бывалом,
Под державным огнем.

1976

Я плачу ночью, замирая, —
Не унеси моих детей!
Меня возьми — мне смерть родней,
Чем жизнь — я рухлядь ломовая.
Не знаю, где бредут они,
Нет весточки оттуда, с моря,
И я молю: от западни
Спаси их, отврати от горя.
Дай им от хлеба Твоего,
Дай над волной набраться духа,
Дай только им, мне — ничего,
К стеклу окна прилип, как муха.
Ты их верни сюда, домой,
Детей и внуков малолетних,
Молю в слезах, покрытых тьмой,
Из сил своих молю последних.

1974

Весна безумна, если молод,
И беспощадна, если стар, —
Вней ересь жизни, вся крамола,
За ней всегда стоит пожар.
Она во сне змеей гремучей
Свернется рядом — твой палач.
А по утру взорвется тучей —
Грачиный разлетится плач.
Старик проснетсяраньше плача.
Подросток приютит змею,
Своей судьбы ночной не пряча,
С презреньем глядя на семью.
А малышня проснется с шумом,
Заполнит комнату твою
И не позволит жалким думам
Твоим дать место в их раю.
Еще их мартовская школа
Кочует где-то в небесах,
И на губах легка крамола,
И ересь снов светла в глазах.

1960

Не земля, не в небе птаха,
Где и я летал, малец,
Родина моя – два праха,
Мать моя и мой отец.
Родина – мой брат — подвижник
Крест принявший на войне,
Дети, внуки, каждый ближний,
Воскрешаемый во сне.
И не белые березы,
И не вешний сок берез —
Родина – с рассвета слезы –
Горше в мире нету слез.

1977

Вот так и глядим бесконечно из тьмы,
Руки не воздеть из безмолвной тюрьмы.
Нам некуда дальше, и мы не уйдем,
Куда-то исчезнем, когда-то умрем.
Но это неправда! Тебя я любил,
И в сердце моё возвращается пыл.
Всё было. И это не может застрять, —
Внезапно иголкой уколет опять.
Всё было. Но это уходит быстрей
И зренья, и слуха, и прежних вестей…
Но Ты не оставишь на краешке нас, —
Однажды внезапный протянешь припас.
Ты где-то его нам припрятывал, Бог.
И мы размотаем последний клубок.
Ты нить нам протянешь, — её развернем
Безоблачным, солнечным, праздничным днем.

2000

Никого мне не дай превзойти,
Никого мне не дай обидеть, —
Лучше всех мне прижать к груди,
И сроднить всех и в славе
Увидеть.
Возгорайся у края, душа,
Открывайся, как птицам
Скворешник,
И прими всех, кто жил прегреша,
И всех сирых и всех безутешных.
О смотри, не оставь никого
Без молитвы, без вещего слова,
Для себя не возьми ничего
Из реки, из амбара земного.
Ты подвластна судьбе мировой,
И, как облако, выйдешь из пара,
И стезей уходя роковой,
Встанешь там, где награда и кара.

1958

Простая мысль меня переживет,
Иная жизнь меня переиначит,
Неважно, кто от этого вздохнет,
Неважно, кто от этого заплачет.

1999

Я живую связь утратил
С домом, с небом и землей,
Что ни говорю — некстати,
Словно это не со мной.
И не в силах вспомнить, Боже,
Собственной своей строки,
Той, которой был отброшен
Я от гробовой доски.
В тьмущей тьме, порой собачьей,
Свет последний брезжил мне,
Словно змей в руке ребячьей
С белым гребнем в вышине.
Я ладонь разжал, и нитка
Снизу, сверху разрослась,
И раздался свет, и пытка
Вдруг строкой отозвалась.
«Жизнь моя...» — и глянул тихо
В тихий свет, в тишайший миг.
И тогда забрезжил выход,
Выход мой — в слезах моих.
Стала жизнь всего дороже,
Гасли чертики в глазах…
А теперь я трезв, мой Боже,
Трезв, как пень, как пыль, как прах.

2000

Туман стоит ли, моросит ли,
Летит опавшая листва,
Осенней собственной молитвы
Шепчу беззвучные слова —
Что сотворили, пусть пребудет,
Что натворили — пусть пройдет,
Но пусть леса — превыше судей,
Превыше судей — небосвод.
Шепчу земле, небесной тверди,
Всем голым веткам всей Руси —
От мании величья смертных
Нас упаси, нас упаси!

1977

Ты лети, не улетая,
Сорок дней еще твоих
Длань протянута святая
На путях, тебе родных.
Вмиг душа твоя взалкала
И помог Господень дух —
Тяжести земной не стало
Голос вдруг окреп и слух.
Напоследок: — Оля, Оля!
Род Цветаевский звала,
Чтоб взыграла снова воля
И Маринины крыла.
Всем ты назначала встречи,
Сыну, матери, отцу,
Чтобы ждали все, кто вечен,
И представили Творцу.
На прощанье нас просила:
Вы просите. Бог подаст!
Сделает, все сделать в силах,
И поддержит Божий Глас.

1989

А может быть, не тем я был,
Кем я себя вообразил.
И, может, вовсе и не я
На сих страницах жития,
А кто-нибудь совсем другой
Их начертал своей рукой,
Откуда-то продиктовал
Войну, невзгоду, жизнь, развал.
И все попрал мое во мне,
Все подменил, как в жутком сне,
Набором чьих-то образцов,
И не могу найти концов…

1961

Проходит время, видит Бог,
Я одинок и наг.
А время — подводить итог,
Пока я на ногах.
Лежат две книги на столе,
Всей жизни скрытый страх.
И понимаю – я в золе,
А книги мои — прах.
Случилось так, и видит Бог,
И вижу это сам –
Я зря переступил порог,
Ведущий к небесам.
А вырваться я не могу,
Я одинок и стар,
И грею в слове немоту –
Безумья страшный дар.

1958

Не опомнишься, а время,
Налетит, как зверь,
Лапою тебя за темя,
Смаху и об дверь.
Подобралось тихой сапой,
Скрылось втихаря,
И подмятый острой лапой,
Жалуешься зря.
Все твое: и конь и стремя,
Поле, лес, жилье.
Было, было, было время,
Было и прошло.
Зверьим шагом ходят стрелки,
Каждая – копье.
Все твое, как на тарелке,
Время – не твое.
Взор туманит жаркий зайчик,
Веселится гном –
Это время держит мальчик
В зеркальце немом.

1974

Эти волны еще при Гомере
Налетали на берег морской,
И всегда в их высоком примере
Смысл таился судьбы роковой.
В том и подвиг земной, изначальный —
Пересилить волненье громад,
И взобраться на гребень кинжальный,
И живым возвратиться назад.

1974

Нам с тобою доживать
И тряпье донашивать,
Все, что в доме доедать,
Ничего не покупать,
Только перекрашивать.
И не спорить, ни о ком
Не мелить худого,
Может, так мы доживем,
Сможем дальше быть вдвоем,
Как велело Слово.
Мы нарушили Завет.
Нам осталось мало лет,
Выпросим у Бога,
Ничего другого нет,
Есть к нему дорога.
Ты открыл глаза. Проси!
Да и ты проси спросонья.
Коль живешь ты на Руси,
Знай одно, проси, проси!
Ты, душа воронья.

1953

Скорей умереть, провалиться,
Не видеть, не видеть, не знать,
Как ближних своих сторониться,
Как долго живым умирать.

1999

Ровный цвет телесною загapa
Обретал песок.
Возле моря в трепетанье жара
Возникал наш Бог.
Все на свете мигом изменилось,
Небо и вода.
Ты сошла ко мне как Божья милость
В два моих следа.
И ступни, прихваченные жаром,
Тропку размели,
И раздался в мире старом, старом
Новый свет земли.
Позабыта прежняя обуза.
Тяжести не стало на душе,
И твое второе имя — Муза —
Стало первым, и навек уже.

1989

Раньше шло все как по маслу,
Словно бы предрешено,
А теперь слова погаснут,
И в глазах темным-темно.
Раньше больше было смысла
И рискованность была,
И качалось коромысло
На плечах добра и зла.
Освещенный день был ясен,
Ночь беззвездная ясна,
И ломился в окна ясень,
Накаленный докрасна.
Набиралось равновесье
Из осколков дней и лет,
И хранило поднебесье
Каждый новый мой секрет.
Ничего теперь такого
Мне на старость не дано,
И любое ныне слово
От меня ограждено,
Словно под замком тюремным,
И не знаю, как спасти,
Чтобы не сгубить подземным
Начертанием пути, —
Вынести, не ранить в смуте,
Божий смысл не утерять,
Легкости его и сути
Дать дыханье, волю дать.

2001

Не думать, не думать, не думать!
Навеки забыться в окне.
Признаться — живые в аду мы,
Живые — на адском огне.
Забыть об Отце и о Сыне.
Мы – бесы, гореть нам дотла,
Никто не спасет нас отныне,
Вновь ожила песнь про орла.
Он снова дорвался до власти.
Он снова напряг свой хребет,
И рвет по живому на части,
И застит в глазах белый свет.
Скорей умереть, провалиться,
Не видеть, не видеть, не знать,
Как ближних своих сторониться,
Как долго живым умирать.

1977

Она ведь умерла. А вот идет.
И смотрит на мое окно некстати,
И, как держала, держит руки сзади.
И нос — торчком, и склонена вперед.
Я вижу из окна — она, она!
И убегаю! И молчу в прихожей.
Как зыбок разум мой и как ничтожен,
Я хоронил ее — и вижу из окна…

2001

Мы всегда на уроке,
Каждый день как урок,
Каждый день как намеки
На карающий срок –
В оглавленье газеты,
В содержанье статьи
И во время беседы
О великом пути.

1999

Что тебе небо, свобода, размах
Крыльев поющих,
Если ты их не видала во снах,
Даль стерегущих.
Глянешь в окно — там метель или дождь,
Осень ли, лето —
Зернышко клюнешь, водички попьешь,
Вякнешь с рассвета.
Птица, рожденная в долгом плену,
Что ты умеешь?
Песенку только и знаешь одну,
С ней и седеешь.
Дать тебе волю — вернешься опять
В клетку свою же.
Ты разучилась свой хлеб добывать.
Есть ли что хуже?

1961

Будто бы из некролога
Я смотрю на всё, что здесь.
Бога я боюсь. От Бога
Жду спасительную весть.
Молча выслушаю, молча
Спрячусь в yгол, помолюсь.
Богу не видна ли порча?
Бог все видит, я боюсь.
Место ли моё —чужое,
Или вот-вот позовет,
Ткнёт меня во всё душою,
Страшно, что душа поет.
Может, сник мой стих библейский
Или не дорос до слов,
И волны накат летейский
На меня спешит, суров.
Сроду думаю о ближних,
Или ими не прощен.
Всё моё в руках Всевышних,
Прав один, и только Он!
Смех Его разносит эхо
Над моею головой,
Вновь помеха за помехой,
Как безумец, сам не свой.
Страшно мне. Знай место Бога,
Пал бы я к Его стопам.
В храме всё сильней тревога.
Дрожь в губах. Не справлюсь сам.
Слово в слово. Снова, снова!
О любви к Нему молюсь
И храбрюсь под книжным кровом.
Книгу отложу Боюсь.
Но поломано страданье,
Боль в слезах смело с лица,
И дышу я в Божьей длани,
Я, послушная овца.

1999

Неужто вот так
И меня понесут
В последних цветах
В мой последний маршрут.
И будет в тарелки
Бить музыкант,
Звучащей профессии
Добрый талант.
И я не услышу
Голос ничей,
Последнего слова
Последних людей.
И я никого
Не окликну в пути.
А может быть чудо
Забьется в груди, —
И я на секунду
Успею прозреть,
На миг, на полмига
Прорваться сквозь смерть.
Может, как-то глазом
Смогу моргнуть,
Может, как-то не сразу
В последний путь.

1960

Даже автоматы лгут,
Телетайпы, свет в квартире,
Правда лишь блеснет, сожгут,
Места нет ей в этом мире.
Как они еще живут
На космическом просторе,
Или этот весь уют
Завершится нам на горе.
Где ни встретимся, крадут
Друг у друга, брат у брата,
Никого не обойдут,
Вся страна ворьем объята.
Жизнь земная хороша,
Только маловато века.
Вечную — хранит душа,
И не лгунья, не калека.
Мусор вычистится наш,
Как-нибудь вдруг отзовется
Позабытый карандаш
С тонким грифелем из солнца.

1960

Шло с неба вниз землетрясенье,
За окнами метались тени,
Воздушный начинался плен.
Еще и утро не проснулось,
Еще дитя во сне тянулось,
А краска сыпалась со стен.
Шли в карусели МИГ за МИГом,
Неслись в остервененье диком,
Как обухом по голове,
Снижая пояс беспрерывный,
За реактивным реактивный,
И ветер прорастал в траве.
Шло с неба вниз землетрясенье
Домам, церквам на устрашенье,
Шатая стулья и столы,
Все ниже, ниже, ниже, ниже
Над каждой улочкой и крышей
И в каждый дом, во все углы.
Ушам не помогала вата,
И брат не мог расслышать брата,
И муж не понимал жены,
На лестничной площадке, сгрудив,
Тесня детей, сходились люди.
Уже вконец оглушены.
И с дочкой я стоял меж ними,
Устами шевеля немыми,
Боясь, что спросят у меня,
И мне придется им ответить
На русском, в стонущем рассвете,
Кто автор гибельного дня.

1986

Не сосна меня бранила
И не ель лгала,
А на мне тупая сила
Душу отвела.
Обещала теплый угол,
Завела в тупик,
От угла остался уголь,
Белый прах от книг.
Стал играть мне на свирели
Искрометный бес,
Но уже дышал на теле,
На груди мой крест.
По уши в золе и прахе
Я стоял один
Перед елью, как у плахи,
Этой ели сын.
Я сказал: “О, Божья милость,
В чем моя вина?”
И ко мне легко склонилась
Юная сосна.
И открылось сразу небо,
И открылся дом,
Где сто лет, казалось, не был
Я — в раю земном.

2000

Ты не жди, не разойдусь я,
Будь спокойна, мне поверь,
Все с меня сойдет как с гуся,
Что ни говори теперь.
Что душе милей, то делай,
Знай, отныне ты вольна.
Я ушел от жизни смелой,
Мне трусливая нужна.
И не крикну и не охну,
Всюду чудится мне страх,
Не заглядываю в окна,
Не таюсь в твоих глазах.
И не вздумай объясняться,
Бога ради, я прошу!
Дай мне одному остаться,
Птичкам хлеба покрошу.
Бог не рассчитал нам время
Сколько — вместе, сколько — врозь,
Быть вдвоем или со всеми
До последних в жизни слез.

1961