Читать стихи Алексея Елисеевича Крученых
Маргарита,
твой взор и ледяные бури
острей, чем с барбарисом абxазури,
душистей молодого лука
сверx шашлыка,
но, как полынь, моя любовь горька,
чиxаю, сам не свой
рычу навзрыд, —
потерял я запаx вкусовой.
Уже не различаю чеснока,
острой бритвой мне сердце режет
молодая луна —
твоя золотая щека.
Страдаю, как молодой Вэртэр,
язык мой,-
голый дьявол,-
скоро попадет на вэртэл!..
Шен генацвали, шен черимэ,
Мэримэ!
Бросаю к твоим сливочным ногам
бокал с колбасой
и утопиться
бегу
в Куру —
ВЕСЬ ГОРЯЩИЙ
и босой!
Я в небо мрачное гляжу,
Зарница вспыхнет там порою,
Иль капля брызнет на межу,
Все облегает темнотою.
Копья кусок торчит из пыли,
Из крови липкие узоры,
Похоронить нас позабыли
Пусть смерть пополнится позором
Из воли надежды столицы
Курганы открытых костей,
Уселися сонные птицы —
Глаз опьяневших людей…
Кругом так сухо, лишь Она
Покрыта щедрою росою, —
Как и в былые времена
Небес отмечена рукою!
Нога протянута худая
На ней запястья цепи
Как раньше изнывая
Тянуся я нелепо
Так близко нежная пята
У так бела средь сора
Как встарь повязка не снята
Воззрился глаз на вора
С колена острого сбежала
Пометка вечная крови
И перья сломанного опахала
рабыни гордыя твои
Твои отсветы взора солнц
Блистающих в пещере
Они склонялися в навоз
Под грохот молнии и серы…
Зашелестело покрывало
И сучьев сломаных кора
Все все ты знала
Быстра невидима стрела
Не мне забыть Тебя родную
И жар прохладой утолить
Бессильный стражду и ревную
Мне прошлых дней не возвратить
ведь был же миг и вместе
блуждали у реки
Ты назвалась невестой
кольцо дала с руки!
Потом средь мира торжествуя
Стонала так среди ночей
Тебя презрев и все ж ревнуя
Я путь избрал чертей!
[...]
… Суровый идиот я грохнулся на стол
Желая лоб разбить иль древо
И поднялся в рядах содом
Всех потрясла дикарская вера
На огненной трубе чертякой
Я буду выть лакая жар
Живот наполню шкваркой всякой
Рыгая вслед склоненных пар…
И на зубах растаял чистый сахар
Не-вин-ной детской костки
Я волчий глаз я знахарь
Преступник молодой сожжен как в звес
И вот не знавшего болезней
Краснела сальная нога
Что бунт или начинка пирога
Что для отечества полезней
а-а! жадно есть начну живых
Законы и пределы мне ли?
И костью запущу в ряды
Чтобы навек глазей онемели
[...]
Размозжить черепаху
? Упасть на люльку
? Кровожадной репы
? Приветствуйте клетку
Пахнет гробом жирный клоп…
Чёрная ножка…
Качается расплющенный гроб
Извивается кружево стружек.
Я в ЗЕМЛЮ ВРОС
ПОТЕМНЕЛ
ПОД ГРИВОЮ ВОЛОС
НАШЁЛ ПРЕДЕЛ
от славы ИСКУшенья
ЗАБИЛСЯ В СПРЯТ
НЕ слышу умиленья
ШЕПЧУ О СВЯТ
ПОДАЙ МНЕ силы
СРОСТИСЬ с ЗЕМЛЁЙ
СРОСТись С СОГИЛОЙ
С ТОБОЙ ТОБой
Грузной грозою
Ливнем весенним
Расчистятся земли!
В синь
Зень
Ясь
Трель Интернационала
Иди
Рассияй
Шире улыбки первых жар
Рабочеправствие
Наш
Меж-нар-май!..
Триллианы надежд!
Миллиарды дел, событий!
Что бесчислье звезд?!—
Точность сгинула с зимой побитой!
Нам — только плясать!
Сегодня —
не до хилой хмури!
Пусть скажут: Китай! —
Но и там виден красный плакат!
На солнце — тоже пылают
революции реомюры!
Земля завертелась… красный Гольфстрем
Не остановят все инженеры Америк.
Земля запылала, жарче, чем Кремль,
Все клокочут на левый берег!
Тут и мы —
Лефы —
Бросаем канат!
Хватайся,
кто ловок и хват!..
Май тепларь!
Сегодня —
все надежды — «на бочку»!
Воздух от радости лопнул!
Звучи
Звучар
Во всю
меднолитейную
глотку!..
в белых клубах негр
смотрит на круглый живот
пробует острый верх
водомет голубой крыло головы
зубы сверкают среди барвинков
лежа на копьях листвы
кто-то играет на скрипке
влетело в голову
отточенное слово,
вколочено напропалую!
— Задержите! Караул!
Не попрощался.
В Кодж оры! — Бегу по шпалам,
Кричу и падаю под ветер.
Все поезда
проносятся
над онемелым переносьем…
Ты отделилась от вокзала,
покорно сникли семафоры.
Гудел
трепыхался поезд,
горлом
прорезывая стальной воздух.
В ознобе
не попадали
зуб-на-зуб шпалы.
Петлей угарной — ветер замахал.
А я глядел нарядно-катафальный
в галстуке…
И вдруг — вдогонку:
— Стой! Схватите!
Она совсем уехала? — Над лесом рвутся силуэты,
а я — в колодезь,
к швабрам,
барахтаться в холодной одиночке,
где сырость с ночью спят в обнимку,
Ты на Кавказец профуфирила в экспрессе
и скоро выйдешь замуж,
меня ж — к мокрицам,
где костоломный осьмизуб
настежь
прощелкнет…
Умчался…
Уездный гвоздь — в селезенку!
И все ж — живу!
Уж третью пятидневку
в слякоть и в стужу
— ничего, привыкаю — хожу на службу
и даже ежедневно
что-то дряблое
обедаю
с кислой капусткой.
Имени ее не произношу.
Живу молчальником.
Стиснув виски,
стараюсь выполнить
предотъездное обещание.
Да… так спокойнее — анемильником…
Занафталиненный медикамен-
тами доктор
двенадцатью щипцами
сделал мне аборт памяти…
Меня зажало в люк.
Я кувыркаюсь без памяти,
Стучу о камень,
Знаю — не вынырну!
На мокрые доски
молчалкою — плюх!..
Жил да был
Дыр бул щил
А и жил
Не по лжи
Вiн був щир
Нищ и сир
Убещур
Ел он щи
Из плющей
И борщи
Из xвощей
Из вещей
Же носил
Рубище
Ни кола
Ни двора
Ни котла
Ни ведра
Никако
Го не на
Жил добра
Ликом
[..] и дик
Киник и
Еретик
Был он зы
Чен и кос
Ноязык
[...]
Сошлися черное шоссе с асфальтом неба
И дождь забором встал
Нет выxода из бревен ледяного плена
— С-с-с-с-ш-ш-ш-ш —
Сквозят дома
Шипит и ширится стальной оскал!
И молчаливо сxодит всадник с неба
— Надавит xолод металлической души —
И слякотной любовью запеленат
С ним мир пускает
Смертельной спазмы
Пузыри!
влетело в голову
отточенное слово,
вколочено напропалую!
— Задержите! Караул!
Не попрощался.
В Кодж оры! — Бегу по шпалам,
Кричу и падаю под ветер.
Все поезда
проносятся
над онемелым переносьем…
Ты отделилась от вокзала,
покорно сникли семафоры.
Гудел
трепыхался поезд,
горлом
прорезывая стальной воздух.
В ознобе
не попадали
зуб-на-зуб шпалы.
Петлей угарной — ветер замахал.
А я глядел нарядно-катафальный
в галстуке…
И вдруг — вдогонку:
— Стой! Схватите!
Она совсем уехала? — Над лесом рвутся силуэты,
а я — в колодезь,
к швабрам,
барахтаться в холодной одиночке,
где сырость с ночью спят в обнимку,
Ты на Кавказец профуфирила в экспрессе
и скоро выйдешь замуж,
меня ж — к мокрицам,
где костоломный осьмизуб
настежь
прощелкнет…
Умчался…
Уездный гвоздь — в селезенку!
И все ж — живу!
Уж третью пятидневку
в слякоть и в стужу
— ничего, привыкаю — хожу на службу
и даже ежедневно
что-то дряблое
обедаю
с кислой капусткой.
Имени ее не произношу.
Живу молчальником.
Стиснув виски,
стараюсь выполнить
предотъездное обещание.
Да… так спокойнее — анемильником…
Занафталиненный медикамен-
тами доктор
двенадцатью щипцами
сделал мне аборт памяти…
Меня зажало в люк.
Я кувыркаюсь без памяти,
Стучу о камень,
Знаю — не вынырну!
На мокрые доски
молчалкою — плюх!..
тащут бросают меня ничком — объевшись в харчевне впотьмах
плавно пляшу индюком
гремит разбитая машина
как ослы на траве я скотина
палку приставил слоновый рог
не разберу никак сколько во мне ног
собираюся попаду ль на поезд
как бы успеть еще поесть
что то рот мой становится уже уже
бочка никак не вмещается в пузо
на потолок забрался чертяка
и стонет не дали ому вина
хвост опустила тетка сваха
и пригрозила… бревна…
жижа сквернословий
мои крики самозваные
не надо к ним предисловья
— я хорош даже бранный!
В избе, с потолком дыряво-копченым
Пятеро белобрысыx птенят
Широко глаза раскрыли —
Сегодня полные миски на столе дымят!..
— Убоинки молодой поешьте,
Только крошку всю глотайте до конца,
Иначе встанете —
Маньку возьмет рыжий леший,-
Вон дрыxнет, как баран, у соседского крыльца!..
Мать сказала и тиxо вышла…
Дети глотали с голодуxи,
Да видят — в котле плавают человечьи руки,
А в углу ворочаются порванные кишонки.
— У-оx!.. — завопили, да оравой в дверь
И еще пуще аxнули:
Там маменька висела —
Шея посиневшая
Обмотанна намыленной паклей!..
Дети добежали до кручи
— Недоеденный мертвец сзади супом чавкал —
Перекрестились да в воду, как зайчики, буxнули.
Подxватили иx руки мягкие…
А было это под Пасxу…
Кровь убитого к небу возносилася
И звала людей к покаянию,
А душа удушенной под забором царства небесного
Облакачивалась…
[...]
Моих детей не узнаете?
Родились здесь в неисчислимом
Верните в школу пусть жёлт и реек
Не нарушают глину
куют хвачи чёрные мечи
собираются брыкачи
ратью отборною
тёмный путь
дальний путь
твердыне дороге
их мечи не боятся печи
ни второй свечи
ни шкуры овчи
три
ни крепких сетей
огни зажгли смехири
сотня зверей
когтем острым
рвут железные звери
стругают
стучат извнутри староверы
огнём кочерги
у них нет меры
повернул лихач зад
налево
наехал на столб наугад
правил смрад
крыши звон стучат
поскорее покончить
недостойный водевиль —
о конечно
этим никого не удивишь
жизнь глупая штука и сказка
старые люди твердили…
нам не нужно указки
и мы не разбираемся в этой гнили
Никто не хочет бить собак
Запуганных и старых
Но норовит изведать всяк
Сосков девичьих алых!
Чем выше что тем больше
Отвсюду липнет пустота
И горнее горит, чтоб горьше
Губить, что звалося
Мечта.
проходят через чей то мозг,
неудержимою волною
стремит сквозь сетку розг
цветных попугаев
пестрая стая
и что там брачныя цепи
пред цепью златою тельца
видвы человечьи нелепы
душа ничтожна для купца…
майки сидят
жуки сидят
колышется туго
дышется
пар колышется
под соломой я
голова
выросла трава
Глаза косит
паук сидит
в волосах
зуб колышется туго дышется
плеток плетет
седлает скотину
крамольник наук
распахнулось
мокрое веко
зелёный глаз
заковыка
засыпает
и сквозь стреху
выглядает
Он и старый и усталый
Сидит один средь тихих зал
Глаз отуманенный и вялый
Смотреть в камин давно устал
Окошко сзади тихо пусто
Туда не смотрится никто
Все сморщилось и грустно
На нем тяжело пальто
Дрова в камине потухают
И среди вялых языков
Так незаметно возникают
Её черты из огоньков…
[...]
— Алла! Алла! Велик Алла! —
С минарета запел муэдзин,
— Хвала подателю тепла, Алла-а! —
Зима уходит опостылая!
Все церкви выпиты лужами,
Выдувает Москву ветерок!
Вот, вот воробей п-о-н-а-т-у-ж-и-т-с-я —
И станет совсем хорошая погода!..
В сарафане Храсном Хатарина
Хитро — цветисто
Голосом нежней, чем голубиный пух подмышкою,
Приглашала дорогих гостей
И дородных приезжан:
— Любахари, любуйцы — помаюйте!
Бросьте декабрюнить!
С какой поры мы все сентябрим и сентябрим
Закутавшись в фуфайки о рогожи!..
Вот на столе пасхальном
Блюдоносном
Рассыпан щедрою рукою
Сахарный сохрун, мохнателький мухрун,
Кусочки зользы
И сладкостный мизюль
— Что в общежитьи называется ИЗЮМ! —
Вот сфабрикованные мной фру-фру,
А кто захочет — есть хрю-хрю
Брыкающийся окорок!..
А вот закуски:
Юненький сырок
Сырная баба в кружевах
И красные
И голубые
Ю — ица —
Что вам полюбится
То и глотайте!..
А муж её
Угруз Талыблы
Нижней педалью глотки
Добавил:
— Любахари, блюдахари,
Губайте вин сочливое сочение;
Вот крепкий шишидрон
И сладкий наслаждец!
А раньше чем пройтись по хересам,
Закуски —
Жареный зудак,
Средь моксы корчатся огромные солёные зудавы
И агарышка с луком!
Для правоверных немцев
Всегда есть —
ДЕР ГИБЕН ГАГАЙ КЛОПС ШМАК
АйС ВАйС ПЮС, КАПЕРДУФЕН —
БИТЕ!………
А вот глазами рококоча,
Глядит на вас с укором
РОКОКОВЫй РОКОКУй!
Как вам понравится размашистое разменю
И наше блюдословье?!..
Погуще нажимайте
На мещерявый мещуй!
Зубайте все!
Без передышки!
Глотайте улицей
и переулками
До со-н-но-го отвала
Ы-АК!
Из тетради заметок А. Крученых
… Когда камни летней мостовой
? станут менее душны, чем наши
? лёгкие,
? Когда плоские граниты памятников
? станут менее жесткими, чем
? наша любовь,
? и вы востоскуете и спросите
? — где?
? Если пыльный город восхочет
? отрады дождя
? и камни вопиют надтреснутыми
? голосами,
то в ответ услышат шёпот
? и стон «Осеннего Сна»
«И нежданное и нетерпеливо — ясное
было небо между четких вечерних
стволов… — («Шарманка» Е. Гуро)
? Нетерпеливо-ясна Елена Гуро...
I
В священный трепет прихожу
Под зонтиком твоим гуляя,
Я рано к липам ухожу
В даль манит роща голубая.
Из родника твоим стаканом
Я пью под гимны птиц,
все мне кажется обманом,
Я далеко… о, день Крутиц!..
Вот мерно колокол ударил
Деревня спит… очнулась я…
Колени наземь… Бог уставил
Глаза в глубины бытия…
II
Ни смерть не небо не разлучат
Моей любви с тобой!
Ничто потока не замутит:
Извечен там покой…
На звезды синие гляди
Устав от муки злой
И отдохнуть на брег приди —
услышишь голос мой…
III
Гремит музыка… зной весёлый
Все просит страстных звуков
И каждый миг упрямо новый,
Он вызывает море стеков.
Там веселятся заводные
В страданьи куклы и в гульбе
И девы тощи выписные
Глумятся все кривясь в божбе
А я давно в кругу берёз
Сижу одна… овец стада
И роем кротких снов и слез
Пое«т свирель… поёт звезда…
[...]
искал я их днем с фонарем
но увы! износились проказы
не забыться мне ни на чем!
и взор устремивши к безплотным
я тихо но твердо сказал:
мир вовсе не рвотное — и мордой уткнулся в Обводный канал.