Читать стихи Николая Александровича Львова
Что такое вы поете,
Птички маленькие, мне?
Или вы меня зовете
В гости к радостной весне?
Полно вам сидеть в неволе!
Полетите счастье петь!
След любви за вами в поле;
Вслед и я пущусь лететь.
Уж на ветви зыблясь, нежный
В поле Флору ждет Зефир;
Некой радостью мятежной
Ожил весь любовный мир.
Уж спешит пастушка страстна
Встретить весну в мягкий луг:
Ах! постой, весна прекрасна!
Ждет меня мой милый друг.
Сердце трепетным биеньем
Измеряет каждый миг
И с сердечным восхищеньем
Ждет с тобой нас обоих.
1787
[...]
О друг отечества и мой,
Друг истины святой,
Глагол полуночных колоссов
Еще тебе, еще венец
Доблественных, надежных россов,
Внушенный силою певец!
Что древни барды и друиды,
Где вашей томной лиры честь?
У нас пером орла Алкиды
Монархам говорят нелесть,
Но, духом громы воспаляя
И словом молнии вращая,
Предвечной истины закон
Любви отечества стрелою,
На сердце огненной чертою
Изобразив, несут пред трон,
Блаженством общим упоенну,
Народным мужеством внушенну
Раскаянья, ни страху нет;
Слова его суть правды стрелы,
А щит — отечества пределы,
Убежище его — весь свет;
Где только солнца луч блистает,
Везде сын истины витает,
Везде с ним счастие живет.
Но кто, кто витязь сей венчанный?
Кто дела смелого творец,
Кто сей России сын избранный,
Стяжавший вечности венец?
Единым вздохом оскорбленных
Кто гром небесный воспалил
И каплей слез сердец смиренных
Удар на милость обратил;
Кто благодарных душ слезою,
Как розу, горнею росою
Порфиру царску окропил?
Любимого царя покою
Поставил твердою стеною
Сердец незыблемый оплот;
Любовь народную священну
На стражу верную бессменну
У царских утвердил ворот?
Кто словом душу возвышает,
Пленяет ум и слух прельщает,
Тому пролег и звездный путь…
Он душу Пиндара вмещает
В российскую алмазну грудь.
1792
Помилуй, граф,
Что это за устав,
Что делать мне с тобою,
Что никакой порою
И как блистает свет,
Ни в дни работны, ни в святые
Твои личарды, часовые,
Твердят все: дома нет?
Я, право, рассержуся
И, чтоб тебя узнать,
Совсем к тебе переберуся:
Поставлю средь двора кровать,
Ночную учрежу сторожу,
Хоть нос вдругорядь отморожу,
Но уж тебя подстерегу,
А днем покорного слугу
Найдете там, где не искали,
Не думали и не гадали.
Я видел там, заключены,
Стоят тузы рядами,
Набиты старыми умами.
1789
Нет, не дождаться вам конца,
Чтоб мы друг друга не любили.
Вы говорить нам запретили,
Но, знать, вы это позабыли,
Что наши говорят сердца.
1790
Всегда был мал,
Всегда был скверен,
Теперь стар стал,
А все уверен,
Что хоть уйти, хоть ополчиться,
Хоть пошалить иль потрудиться,
Переменю я обоих
Ребят моих.
1798
Пусть крутят в крючки темно-русые
И с просединой волоса мои,
А слова мои, слуги быстрые
Духа жаркого, сердца русского,
Пусть запишет нам парень грамотной.
Каково же мне титулярному,
Что нет времени и к друзьям своим
Самому писнуть: «Не прогневайтесь,
Что спасибо вам опоздал сказать
За жадобную ладу грамотку».
Любо было мне получить ее,
Прочитав ее, я задумался,
А задумавшись, слово вымолвил:
«Рано, рано ты, млад ясен сокол,
Со тепла гнезда подымаешься,
Оставляешь ты дом отеческой
И родимую нашу сторону.
Покидаешь ты верных слуг твоих,
С другом пламенным разлучаешься.
Ах! не с ним ли ты тайну речь держал?
Чтобы вместе жить неразлучно век,
Чтобы пищу есть с одного стола,
А платие носить с одного плеча,
А теперь, сокол, птичка острая,
Не простяся с ним, возвиваешься...»
Залетел сокол уж за облако…
Что за облако лучезарное,
Лучезарное, иноземное,
Любо там тебе? В молодых летах
На заморский край мы в раек глядим,
Блеском радужным я прельщался сам;
Но из-за моря все домой глядел,
Нет утех прямых, мне казалось, там,
Где нельзя ими поделиться с кем!
Где пролить нельзя животворный дух
Счастья русского в недры русские,
С кем подержишь там богатырску речь?
С кем отважную грянешь песенку?
Исполинский дух наших отчичей
Во чужих землях людям кажется
Сверхъестественным исступлением!
Да и как ему не казаться так?
Во чужих землях все по ниточке,
На безмен слова, на аршин шаги.
Там сидят, сидят да подумают,
А подумавши, отдохнуть пойдут,
Отдохнувши уж, трубку выкурят
И, задумавшись, работать начнут,
Нет ни песенки, нет ни шуточки,
А у нашего, православного,
Дело всякое между рук горит,
Разговор его — громовой удар,
От речей его искры сыплются,
По следам за ним коромыслом пыль!
Уже в горести мне мечтается,
Что смотря на твой восхищенный взгляд,
Слыша быструю речь российскую,
Иноземец мой бельмы вытращил
И веревками запасается…
Горько стало мне, удаленному,
Представлять тебя в пеленах таких,
Поднялась было грудь… Я вздох сдержал,
Но живой слезы капля теплая
Из-под вежд моих вырывается,
Оживленная чистой радостью,
Скоро катится вдоль по грамотке,
Ищет местечка успокоиться
И на том самом стала трепетно,
Где написано было: «Счастлив я».
Растворенное счастье радостью
Сообщением умножается!
Не смывается слово милое
Каплей теплою слез приятельских,
Но черты его увеличились,
Распростерся их цвет торжественный.
Вдруг прозрачная и блестящая,
Прибежавшая к слову капелька,
Встрепенувшися, облачилася
В ризу счастия, в пурпур дружества
И с торжественным шумом некаким
За собой влечет свой безмерный шлейф…
Тут меня уж как пронял смех такой!
Пошла… Ишь, барыня, поди, ну Бог с тобой.
И что за шлейф! Что за покрой!
Ведь мне пора
С двора
Долой:
В Кремле поставить трон златой,
На нем несгладимой чертой
Везде я напишу «Л...»,
Которой будет к нам весной,
Так я обязан головой
С моей отеческой страной
Исправным в срок явиться,
Чтоб счастью русскому чин чином о Святой
Где было воцариться.
1793
[...]
Strophe
О если б долу возвратился
Стяжавший вечности венец
И в славе сущим нам явился
Бессмертный, пламенный певец,
Бренчавший во звончату лиру,
Как он воспел бы миру
В торжественный сей новый год
В царях царицу несравненну,
Россию в славе и блаженну
И витязей славянских род.
Antistrophe
Катитесь счастливо, светила,
Сказал бы северный Орфей,
Судьба нас числить научила
Победой царств теченье дней;
Делами исполнять пространство,
Блаженством измерять подданство
И опытом стремленье сил.
Слезой пиита орошенна,
Смягчилась лира восхищенна,
К царице глас он обратил.
Epodon
Владычеству ея морями
Да будет положен предел!
Да будут ей часы годами
И вечность веком славных дел!
Мое отечество драгое
Восставит время золотое;
Пиит бы здесь возвысил тон,
Под кедром лавры зеленеют,
Ахиллы новые в нем зреют,
Пал Троев град! — но я не он.
1795
[...]
Холя с гребнем приходила
Буйну голову чесать,
И пришла, да отступила,
Русска грудь не ходит вспять.
1793
Со взором бешеным, неистовым языком —
Так гонит бегуна возжей, кнутом и криком
Бегущий на санях в зеленой шубе хват
За розовым платком услужливой девицы,
Которую пред ним на паре резвой мчат,
Когда извозчики, ударив в рукавицы,
Приметя травлю, вслед «Вазы-вазы!» кричат.
1790
«Такое-то число и год,
По силе данного веленья,
Рогатый крупный, мелкий скот
Имеет изгнан быть из львиного владенья.
И должен выходить тотчас».
Такой от льва зверям объявлен был указ;
И все повиновались:
Отправился козел, бараны в путь сбирались,
Олень, и вол, и все рогатые скоты.
И заяц по следам вдогонку их. «А ты,
Косой! куды?» —
Кричит ему лиса. «Ах! кумушка! беды! —
Трусливый зайчик так лисице отзывался,
А сам совался
и метался, —
Я видел тень ушей моих;
Боюсь, сочтут рогами их.
Охти! зачем я здесь остался?
Опаснейшими их рогами обнесут». —
«Ума в тебе, косой! не стало: это уши», —
Лисица говорит. «Рогами назовут —
Пойдут и уши тпруши».
1792
[...]
Пастух, лишившися подружки,
Тому, кто утешал его,
Послушай, говорил, ты горя моего:
Два ручейка, между собою дружки,
В один и общий ход
Стеклися,
В один поток слились,
Одной чертой в лугу вились
И целью общею неслися
В пучину неизмерных вод.
Вдруг страшная гора им путь перелегает
И разлучает
Взаимный их счастливый ток,
Один из них в долине,
Другой порывисто меж камешков потек,
Сердясь на берега кремнисты,
На корни, на древа ветвисты,
Шумел, журчал, свой ток мутил.
Прохожий, ручейку пеняя, говорил:
«Ручей! ты скучен… и порою
Ты мог бы течь и не шумя».
«Постой, послушай: за горою, —
Ответствовал ручей, стеня, —
Перекликается со мною
Другая часть меня».
О странник! пусть благословится
Судьбою твой житейский путь,
И дух твой ввек не оскорбится
Утратой, кто ему был мил когда-нибудь.
1791
Бабочка летает в поле
Со цветочка на цветок;
Скучно, скучно жить в неволе,
О! мой миленький дружок!
Так-то в клетке птичка пела
И подругу так звала:
Ах! куда ты улетела
И утехи унесла?
Скучно, скучно жить в неволе,
О! мой миленький дружок:
Бабочка летает в поле
Со цветочка на цветок.
Неужели изменяла
Сельска бабочка? Нет, нет.
Бабочка цветка искала,
Где любовь ее живет.
Бабочка летает в поле
Со цветочка на цветок;
Скучно, скучно жить в неволе,
О! мой миленький дружок!
О когда б ты воротилась
В клетку маленьку мою,
Для тебя б я потеснилась
И жила бы, как в раю.
Бабочку пускай бы в поле
Каждый привлекал цветок,
Нам не скучно б и в неволе
Было, миленький дружок.
1782
[...]
К лире
Я петь хочу Атридов,
Хочу о Кадме петь,
Но струны лиры только
Одну любовь звучат.
Я лиру перестроил,
Вновь струны натянул,
Хотел на ней Иракла
Я подвиги воспеть,
Но лира возглашала
Единую любовь.
Простите впредь, ирои!
Коль лира уж моя
Одну любовь бряцает.
На рынке ль было то иль на дворе гостином,
Не знаю. Молодец сошелся с господином,
Которого он знал,
И, встретившись, кричал:
«Прости, любезный друг, я еду воевать,
А ты живи спокойно.
Намерен я усы султану оборвать.
Такое действие моей руки достойно», —
Ему, пошед, сказал.
Оставший помышлял,
Что он уж проскакал
И Киев, и Хотин, к Стамбулу приближался.
Но он, нигде не быв, опять с ним повстречался.
Приятель витязя с восторгом вопрошал:
«С успехом ли, мой друг любезный, возвратился?»
А он ему в ответ:
«Нет.
Султан обрился».
1796
Вольтер
О Боже, о Тебе хотя гласит вся тварь,
Не всеми познан Ты, земли и неба Царь.
Последни уст моих внемли слова меж стона,
Коль я обманут, то в искании закона,
Хоть сердцем заблужден, но полон я Тобой,
Без страха вечность зрю, расставшись с суетой,
И мыслить не могу, чтоб Бог, меня создавший,
Чтоб Бог, на дни мои щедроты пролиявший,
Как кончутся они, Себя ожесточил
И мучиться меня навеки осудил.
Я суеверием был черту оглашен,
Пугалищем стоять средь поля осужден.
Убивственная сила
От тени пагубной моей издалека
Покой прохожего навеки удалила.
Но смелая рука
Плен робкого ума, мой узел, разрешила,
Секирою простой меня благословила
И жизни тем моей очарованну нить
Со пнем моим перерубила,
Перевезла меня и здесь определила
Благочестивому убежищем служить.
1790
Сердце, счастьем растворенно,
Изливайся откровенно
в стройной песне двух друзей;
Жизнь течет так в дружбе нежной,
Как в долине безмятежной
льется тихих вод ручей.
Он не шумом взор прельщает,
Но струями преклоняет
только мягких трав цветы,
Сам он камней не тревожит,
Островов в пути не множит,
не теряет он меты.
Но дает он жизнь с прохладой
И предел поит отрадой
двух счастливых берегов,
Удвояет их блаженство
И являет совершенство
обиталища богов.
Если вешни непогоды
Возмутят прозрачны воды,
с дружбой сходен ручеек,
Полдень летний, тихий, ясной
Успокоит вид ненастной,
и ручей наш тих потек.
Ах, не так ли, друг мой милой,
В жизни скромной и счастливой
мы привыкли жить с тобой,
Сколько мы благословляли
Наш предел… и орошали
благодарною слезой!
1789
[...]
Несчастная премена!
Во мне горит уж кровь;
Я чувствую любовь
Великую, Климена!
Но что ж, свирепая? За что бранишь меня?
То правда, я люблю; да только не тебя.
1790