Стихи Владимира Владимировича Маяковского о лете

Мир
опять
цветами оброс,
у мира
весенний вид.
И вновь
встает
нерешенный вопрос —
о женщинах
и о любви.
Мы любим парад,
нарядную песню.
Говорим красиво,
выходя на митинг.
Но часто
под этим,
покрытый плесенью,
старенький-старенький бытик.
Поет на собранье:
«Вперед, товарищи…»
А дома,
забыв об арии сольной,
орет на жену,
что щи не в наваре
и что
огурцы
плоховато просолены.
Живет с другой —
киоск в ширину,
бельем —
шантанная дива.
Но тонким чулком
попрекает жену:
— Компрометируешь
пред коллективом.-
То лезут к любой,
была бы с ногами.
Пять баб
переменит
в течение суток.
У нас, мол,
свобода,
а не моногамия.
Долой мещанство
и предрассудок!
С цветка на цветок
молодым стрекозлом
порхает,
летает
и мечется.
Одноему
в мире
кажется злом —
это
алиментщица.
Он рад умереть,
экономя треть,
три года
судиться рад:
и я, мол, не я,
и она не моя,
и я вообще
кастрат.
А любят,
так будь
монашенкой верной —
тиранит
ревностью
всякий пустяк
и мерит
любовь
на калибр револьверный,
неверной
в затылок
пулю пустя.
Четвертый —
герой десятка сражений,
а так,
что любо-дорого,
бежит
в перепуге
от туфли жениной,
простой туфли Мосторга.
А другой
стрелу любви
иначе метит,
путает
— ребенок этакий —
уловленье
любимой
в романические сети
с повышеньем
подчиненной по тарифной
сетке…
По женской линии
тоже вам не райские скинии.
Простенького паренька
подцепила
барынька.
Он работать,
а ее
не удержать никак —
бегает за клёшем
каждого бульварника.
Что ж,
сиди
и в плаче
Нилом нилься.
Ишь!-
Жених!
— Для кого ж я, милые, женился?
Для себя —
или для них?-
У родителей
и дети этакого сорта:
— Что родители?
И мы
не хуже, мол!-
Занимаются
любовью в виде спорта,
не успев
вписаться в комсомол.
И дальше,
к деревне,
быт без движеньица —
живут, как и раньше,
из года в год.
Вот так же
замуж выходят
и женятся,
как покупают
рабочий скот.
Если будет
длиться так
за годом годик,
то,
скажу вам прямо,
не сумеет
разобрать
и брачный кодекс,
где отец и дочь,
который сын и мама.
Я не за семью.
В огне
и в дыме синем
выгори
и этого старья кусок,
где шипели
матери-гусыни
и детей
стерег
— отец-гусак!
Нет.
Но мы живем коммуной
плотно,
в общежитиях
грязнеет кожа тел.
Надо
голос
подымать за чистоплотность
отношений наших
и любовных дел.
Не отвиливай —
мол, я не венчан.
Нас
не поп скрепляет тарабарящий.
Надо
обвязать
и жизнь мужчин и женщин
словом,
нас объединяющим:
«Товарищи».

В сто сорок солнц закат пылал,
В июль катилось лето,
Была жара,
Жара плыла -
На даче было это.
Пригорок Пушкино горбил
Акуловой горою,
А низ горы -
Деревней был,
Кривился крыш корою.
А за деревнею -
Дыра,
И в ту дыру, наверно,
Спускалось солнце каждый раз,
Медленно и верно.
А завтра
Снова
Мир залить
Вставало солнце ало.
И день за днём
Ужасно злить
меня
вот это
стало.
И так однажды разозлясь,
что в страхе всЁ поблекло,
в упор я крикнул солнцу:
«Слазь!
довольно шляться в пекло!»
Я крикнул солнцу:
«Дармоед!
занежен в облака ты,
А тут — не знай ни зим, ни лет,
Сиди, рисуй плакаты!»
Я крикнул солнцу:
«Погоди!
Послушай, златолобо,
Чем так,
Без дела заходить,
Ко мне
На чай зашло бы!»
Что я наделал!
Я погиб!
Ко мне,
По доброй воле,
Само,
Раскинув луч-шаги,
Шагает солнце в поле.
Хочу испуг не показать -
И ретируюсь задом.
Уже в саду его глаза.
Уже проходит садом.
В окошки,
В двери,
В щель войдя,
Валилась солнца масса,
Ввалилось;
Дух переведя,
Заговорило басом:
«Гоню обратно я огни
Впервые с сотворенья.
Ты звал меня?
Чаи гони,
Гони, поэт, варенье!»
Слеза из глаз у самого -
Жара с ума сводила,
Но я ему -
На самовар:
«Ну что ж,
Садись, светило!»
Чёрт дернул дерзости мои
Орать ему,-
Сконфужен,
Я сел на уголок скамьи,
Боюсь — не вышло б хуже!
Но странная из солнца ясь
Струилась,-
И степенность
Забыв,
Сижу, разговорясь
С светилом
Постепенно.
Про то,
Про это говорю,
Что-де заела Роста,
А солнце:
«Ладно,
Не горюй,
Смотри на вещи просто!
А мне, ты думаешь,
Светить
легко.
— Поди, попробуй! -
А вот идёшь -
Взялось идти,
Идёшь — и светишь в оба!»
Болтали так до темноты -
До бывшей ночи то есть.
Какая тьма уж тут?
На «ты»
Мы с ним, совсем освоясь.
И скоро,
Дружбы не тая,
Бью по плечу его я.
А солнце тоже:
«Ты да я,
Нас, товарищ, двое!
Пойдём, поэт,
Взорим,
Вспоем
У мира в сером хламе.
Я буду солнце лить своё,
а ты — своё,
стихами».
Стена теней,
Ночей тюрьма
Под солнц двустволкой пала.
Стихов и света кутерьма
Сияй во что попало!
Устанет то,
И хочет ночь
прилечь,
тупая сонница.
Вдруг — я
Во всю светаю мочь -
И снова день трезвонится.
Светить всегда,
Светить везде,
До дней последних донца,
Светить -
И никаких гвоздей!
Вот лозунг мой
И солнца!