Короткие стихи Самуила Маршака

Стихи он пишет во хмелю,
Но, обуздав страстей стихию,
Он начинает: «Я люблю...»
И добавляет: «Индустрию».

Нужна ли рифма, например?
Ведь нет же рифмы у Гомера.
А для чего стихам размер?
Пожалуй, можно без размера.

Стихам не нужно запятых.
Им ни к чему тире и точки.
Не упразднить ли самый стих?
Но как считать мы будем строчки?

Берёзка тонкая, подросток меж берёз,
В апрельский день любуется собою,
Глядясь в размытый след больших колёс,
Где отразилось небо голубое.

— О чем твои стихи? — Не знаю, брат.
Ты их прочти, коли придет охота.
Стихи живые сами говорят,
И не о чём-то говорят, а что-то.

Ведёрко, полное росы,
Я из лесу принёс,
Где ветви в ранние часы
Роняли капли слёз.

Ведёрко слёз лесных набрать
Не пожалел я сил.
Так и стихов моих тетрадь
По строчке я копил.

Пускай стихи, прочитанные просто,
Вам скажут всё, о чем сказать должны.
А каблуки высокие нужны
Поэтам очень маленького роста.

Питает жизнь ключом своим искусство.
Другой твой ключ — поэзия сама.
Заглох один — в стихах не стало чувства.
Забыт другой — струна твоя нема.

Мышь забралась к нам в кладовку,
Сыру сбросила головку,
Отщипнула крошку,
Увидала кошку —
И бежать!

Полосатые лошадки,
Африканские лошадки,
Хорошо играть вам в прятки
На лугу среди травы!

Разлинованы лошадки,
Словно школьные тетрадки,
Разрисованы лошадки
От копыт до головы.

Не страшен этот белый кот
Ни крысам, ни мышам,
Частенько с ними он ведет
Беседу по душам.
Мышей он ласково зовет
Из ящика без крышки.
— Эй, малыши! — мурлычет кот, —
Давайте в кошки-мышки!

Я не молод, — по портрету
Я сошел бы за юнца.
Вот пример, как может ретушь
Изменять черты лица.

В искусстве с незапамятных времен
Царил классический, официальный тон
И простота была лишь театральной.
Но так в пути сдружился весь вагон,
Что формы строгие выбрасывает вон,
Как в летний день воротничок крахмальный.

(Из Роберта Бернса)

В горах мое сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу.

Прощай, моя родина! Север, прощай,-
Отечество славы и доблести край.
По белому свету судьбою гоним,
Навеки останусь я сыном твоим!

Прощайте, вершины под кровлей снегов,
Прощайте, долины и скаты лугов,
Прощайте, поникшие в бездну леса,
Прощайте, потоков лесных голоса.

В горах мое сердце… Доныне я там.
По следу оленя лечу по скалам.
Гоню я оленя, пугаю козу.
В горах мое сердце, а сам я внизу!

Я прохожу по улицам твоим.
Где каждый камень — памятник героям.
Вот на фасаде надпись:
«Отстоим!»
А сверху «р» добавлено:
«Отстроим!»

Говорила мышка мышке:
— До чего люблю я книжки!
Не могу я их прочесть,
Но зато могу их съесть.

Ясным утром сентября
Хлеб молотят села,
Мчатся птицы за моря —
И открылась школа.

Своей судьбе я благодарен
За то, что дожил я, старик,
До той поры, когда Гагарин
В пространство космоса проник.

Желаю я литературе
Дружить с пространством мировым,
Где наш земляк Гагарин Юрий
Был первым спутником живым.

Цветная осень — вечер года —
Мне улыбается светло.
Но между мною и природой
Возникло тонкое стекло.

Весь этот мир — как на ладони,
Но мне обратно не идти.
Еще я с вами, но в вагоне,
Еще я дома, но в пути.

В одном краю такой был случай:
Гуляя как-то раз,
Набрел мудрец на куст колючий
И выцарапал глаз.

Но был на редкость он умен,
И, не сказав ни слова,
Забрел в другой кустарник он
И глаз вцарапал снова.

Тех, кто в школу опоздал,
Она не станет ждать.
Хоть без колес устроен класс,
Он далеко уйдет за час.

Не отправится охотник
Без ружья стрелять гусей.
Не оставит дома плотник
Молотка или гвоздей.

Ты не должен оставлять
Дома книгу и тетрадь!
Парта — это не кровать.
И нельзя на ней лежать!

Ты сиди за партой стройно
И веди себя достойно,
На уроках не болтай,
Как заморский попугай.

Пирог сидел на елке,
Пирог сидел на елке,
На елке, на иголке.
А спрыгнуть он не мог.

Но вот он спрыгнул с ели,
На землю спрыгнул с ели,
И тут его мы съели.
Наш праздничный пирог.

— Карр! — Ворона прилетела
На дубовый сук.
— Карр! — Другая рядом села,
В бок соседку — тюк!

— Карр, соседка, купим сани,
Коли гроши есть в кармане.
Будем ездить мы с тобой
В Прагу из Либани!

Года четыре
Был я бессмертен.
Года четыре
Был я беспечен,
Ибо не знал я о будущей смерти,
Ибо не знал я, что век мой не вечен.

Вы, что умеете жить настоящим,
В смерть, как бессмертные дети, не верьте.
Миг этот будет всегда предстоящим —
Даже за час, за мгновенье до смерти.

1960

Трепал сегодня ветер календарь.
Перелистал последнюю неделю,
Пересмотрел июнь, потом январь,
А вслед за тем перелетел к апрелю.

Мелькнуло два иль три счастливых дня,
Но не открыл он ни единой даты,
Не вызывавшей в сердце у меня
Воспоминаний горестной утраты.

Немало книжек выпущено мной,
Но все они умчались, точно птицы.
И я остался автором одной
Последней, недописанной страницы.

Так много ласточек летало
Почти с тех пор, как мир стоит,
Но их не помнят, их не стало,
А эта ласточка летит.

Не страшен этот белый кот
Ни крысам, ни мышам,
Частенько с ними он ведет
Беседу по душам.

Мышей он ласково зовет
Из ящика без крышки.
— Эй, малыши! — мурлычет кот, —
Давайте в кошки-мышки!

Утром
Снится
Сладкий сон.
Вдруг
Стучится
Почтальон.
Почтальон
Принес пакет:
Нам
Поклон,
А вам
Привет!

Дуют ветры в феврале,
Воют в трубах громко.
Змейкой мчится по земле
Легкая поземка.

Поднимаясь, мчатся вдаль
Самолетов звенья.
Это празднует февраль
Армии рожденье.

Прочь, гусята, от водицы,
Прочь, гусята, от воды!
Не мочите белых перьев,
Не наделайте беды.

Непослушные гусята
Не выходят из пруда,
Замочили пух и перья.
Ах, беда, беда, беда!

Сенокос идет в июле,
Где-то гром ворчит порой.
И готов покинуть улей
Молодой пчелиный рой.