Стихи Новеллы Николаевны Матвеевой о птицах

Окно открыто в сад весенний и дневной.
Блеск подоконника разглажен тишиной.
Толчками, точками — в окно влетают пчелы…
В нем гибко сцеплены жасмин, горошек, мак…
От пламенности дня в глазах веселый мрак —
Секунда слабости веселой.

До красных кирпичей дотронулся вьюнок,
Как тонкое жабо до грубых красных щек.
В тени камней стены еще дымится влага…
Окно не высоко, и есть упор для ног,
А там — прогретый путь и долгий день для шага.

Как странно между тем, что птицы не поют!
Слышны лишь редкие отрывистые фразы…
Многозначительный таинственный уют.
Лишь сыплется труха, где птицы гнезда вьют,
И тушью полночи свой полдень пишут вязы.

На запертый сарай в заброшенном углу
Роняет бузина отравленные розы…
Там, на кирпичном (или каменном) полу
Сарая — призраки, настроивши пилу,
Танцуют, дергая друг друга за полу…
Но в жарком блеске дня смешны мне их угрозы!

… Повсюду легкий скрип, шуршанье и возня:
Тень птицы на траве — живая закорючка…
Из прутьев свежести, из тайны и огня
Дневные тени птиц плетут корзину Дня.
Тень птицы трудится, не глядя на меня…
Что ей поручено? Дно, стенка или ручка?

Где я? В каком конце их сети золотой?
В каком углу весны? В каком краю корзинки?
… Мне дятел бросил кисть из тушечницы хвои…
И странно воспарил над общей пестротой
Воздушною чертой бумажный змей тропинки.

Все, все мне нравится! Шуршанье по верхам,
В траве — ломти коры, лесных жуков коврижки,
Перемещенье птиц, как в лавке опахал.
И низкий свет кустов, где вспархиваний вспышки.
Смешались весело понятья в голове…

Не хочется гадать и думать над вещами.
Плывут виденья дня по светлой мураве,
Над ними бабочки — где по три, где по две…
А в чаще Ночь и День меняются плащами.

По клетке, шкафами задвинутой,
Где книги в пыли вековой,
Взъерошенный, всеми покинутый,
Он бегает вниз головой.

Чудак с потускневшими перьями!
Чудит, а под веками — грусть.
Язык истребленного племени
Он знает почти наизусть.

Язык, за которым ученые
Спускаются в недра веков,
Где спят города, занесенные
Золой раскаленных песков…

Язык, что плетьми виноградными
Петляет по плитам гробниц
И хвостиками непонятными
Виляет с разбитых таблиц.

Прекрасный язык — но забылся он,
Забылся, навеки уснув.
Огромный — но весь поместился он,
Как семечко, в маленький клюв.

Привык попугай разбазаривать
Бесценную ношу в тоске,
С собою самим разговаривать
На умершем языке,

В кольце кувыркаться стремительно,
Вниманья не видя ни в ком,
И сверху смотреть снисходительно,
Когда назовут дураком.