Стихи Алексея Мерзлякова

Лизета, что в искусстве
По моде жить, пленять?
Ах! чувство может в чувстве
Себя лишь награждать!

Все знают, ты прекрасна,
С тобой собор утех;
Но можно ли всечасно
Любезной быть для всех?

Ах, сердца поневоле
Не станет для всего!
Поверь, не можно боле
Любить, как одного!

Тебя хвалы пленяют,
Прелестники кругом
Твой взгляд предупреждают,
Но что же пользы в том?

Ах, Лиза! может статься,
Успеешь ты открыть,
Что милой всем казаться
Не есть еще любить.

Так! ныне все влюбились,
А нет совсем любви!
Все мучатся, вскружились,
А вечный лед в крови!

Играющий с тобою
Вертлявый селадон
Гордится — чем? — Собою,
Что занял Лизу он.

Тебе самой нет нужды,
Ты рада с ним шутить;
Тебе все люди чужды,
Лишь только б говорить.

Несчастлив тот, кто любит
По сердцу своему;
Он свой покой лишь губит,
Смеются все ему.

Страсть сердца ныне стала
Искусством для людей;
Она не умирала
В одной душе моей!

Тебя я, Лиза, знаю!
Я ангела любви
В Лизете обожаю,
Ты бог мой на земли!

Но что ж сказать? — Лизета
Умеет только жить
Для лести и для света.
Как мне тебя любить?

1815

Ясный месяц! не сияй,
Как пойдет ко мне любезный;
Любопытство усыпляй
В мраке ночи безмятежной!

Ясный месяц! не сияй;
Ах! я глаз своих боюся!
Как взглянуть? О чувствий рай!
Неравно проговорюся!

Ясный месяц! не сияй,
Если будем целоваться!
Он сказал: я честен, знай!
Верю… но боюсь свыкаться!

Ясный месяц! не сияй,
В час печальный разлученья.
Сердце бедно, не страдай!
Друг, не чувствуй ты мученья!

Ясный месяц! не сияй!
Как он станет возвращаться,
Пусть… но вот он! поспешай!..
Нет, укроюсь… где деваться?

1815

Жестокою судьбою
От милой удален,
Я строю томну лиру,
К разлуке осужден.

Услышишь ли, Надина,
Унылый голос мой?
Душа моя трепещет,
Беседуя с тобой.

Тебя ли призываю
Или уж тень твою?
Желаю и страшуся
Узнать судьбу свою.

Пловец в пучине бурной
Хоть смерть свою и зрит,
Последнею минутой
Еще он дорожит.

Надежду созерцает
Он в гибели самой,
К ней руки простирает…
Вот бедный жребий мой!

О благость провиденья!
Ему ли нас забыть!
Оно не даст мгновенья
Тебя мне пережить!

Когда от счастья прежде
Не мог я умереть,
Так ныне жить мне должно,
Чтобы с тобой терпеть!

Страдать с моей Надиной,
О сладостная часть!
Не может сей отрады
Похитить злобных власть!

Смотрите, как вы слабы!
Разлуке ль запретить
Сердцам соединенным
Друг с другом говорить?

Она везде со мною:
В безмолвный нощи час
Я пью ее дыханье,
Я слышу милый глас!

Ее целую слезы;
На сердце каплют мне
Любви нежнейшей слезы!
Сколь пламенны оне!..

Надина! ободримся!
Что отнято у нас?
Ужель не в нашей воле
Последний жизни час!

Надина! там блаженство,
Там счастливы душой!
Там нужно только сердце,
Чтобы владеть тобой!

Не слава там, не знатность,
Не пышны имена,
Не гордых предков титлы,
Нужна любовь одна!

Не хладный предрассудок
Там будет нам судья:
Прижавши руку к сердцу,
Ты скажешь: я твоя!

1815

Малютка, шлем нося, просил,
Для бога, пищи лишь дневныя
Слепцу, которого водил,
Кем славны Рим и Византия.
«Трони.тесь жертвою судеб! —
(Он так прохожих умоляет), —
Подайте мальчику на хлеб:
Он Велизария питает.

Вот шлем того, который был
Для готфов, вандалов грозою;
Врагов отечества сразил,
Но сам сражен был клеветою.
Тиран лишил его очей,
И мир хранителя лишился.
Увы! свет солнечных лучей
Для Велизария закрылся!

Несчастный, за кого в слезах
Один вознес я глас смиренный,
Водил царей земных в цепях,
Законы подавал вселенной;
Но в счастии своем равно
Он не был гордым, лютым, диким;
И ныне мне твердит одно:
»Не называй меня великим!"

Не видя света и людей,
Парит он мыслью в царстве славы
И видит в памяти своей
Народы, веки и державы.
Вот постоянство здешних благ!
Сколь чуден промысл твой, cодетель!
И я — сиротка, в юных днях
Стал Велизарью благодетель!"

1814

Атлант! сын Норда знаменитый,
Держащий росски небеса,
Венцом столетних сосн покрытый,
Твои пою я чудеса!
Пою, смотря с благоговеньем
На вид твой, страшные красы,
Туда, где бурный дух с почтеньем
Твои коричневы власы
Колеблет и играет ими,
Где молньи огненной струей,
Обвившись вкруг главы твоей
Иль крыльями покрыв своими,
Вниз стелются по раменам;
И, от кремня скользя, стремятся
К плывущим свыше туч горам,
Громовы где трубы вторятся
По скалам, безднам и в лесах;
Где грудью ты своей стальною
Стремленье ветров хладных, зною,
Как некиим щитом в боях,
Метели, бури препинаешь,
Об кремнь их жалы притупляешь.
Герой! великий исполин,
Которого стопы лобзают
Вайгат серебрян и Хвалын;
На плечах бури полагают
Колеса пламенны громов,
Ты Норда друг, твердыня, кров!
В тебе ему от век хранится
Сокровища Перу тобой,
Коль с светом хочет он сразиться
И потрясти вселенной всей,
Ты сизый гром ему вручаешь,
Доспехи пламенны куешь,
Броней стальной вооружаешь,
Сам с смертью вслед ему идешь!
Где, где сторуки великаны,
Трясти кто небо россов мнит?
Не ложны, слабые Вулканы
Готовят громы нам и щит;
Росс скажет — и высоки горы
За ним против врагов пойдут,
Из медных уст своих соборы
Смертей и ужасов прольют.
Речет — и вдруг Рифей кремнистый
В пучины скатится морей
И между гор на Норде льдистых
Чело поднимет, как трофей;
И слава из зарей там бледных
Венец ему блестящ сплетет.
Восторг!.. хор муз, в нем водворенный,
Его Парнасом назовет!
И сосны мрачные, высоки,
Жилища хищных птиц, зверей,
Тогда испустят блеск лучей;
Пермесски оживят потоки
Распространенны корни их.
Там, с музами Орфей гуляя,
Приятным звуком струн своих
В них силу чувства возбуждая,
Бессмертный восстановит хор
И славу Норда непременну,
Какой не зрел времен собор,
К звездам взнесет — векам священну.
Повесив лиры там, певцы
На ветвях древ, как к Геликону,
Вселенной соберут концы
Внять чистой мудрости закону.
Так, так златой судьбы резец
На дске предначертал алмазной!
Урал! свершение чудес
Мы зрим, мы зрим в сей век прекрасный —
Зерцало вечной славы ты!
Твои заслуги драгоценны,
Богатство, крепость красоты
Не смею петь я исступленный,
Внезапным блеском осиян,
Молчу и повергаю лиру!
Тебя хвалить — есть славить миру
Известну мочь уж россиян!

1798

Когда б я был любим, о милая, тобою…
Мечта прелестная, завидный дар небес!
С подругой нежною делиться ввек судьбою,
Делиться сладостью и радости, и слез!

Когда б я был любим… певец стезею правой,
Завистников презрев, к бессмертью б воспарил!
Элизою любим, стремился бы за славой;
Элизу бы воспел и славу заслужил!

Когда б я был любим… гонимый с сиротою
Спасителя во мне и брата бы сыскал!..
И мне ль недобрым быть, любимому тобою?
Мне ль благости не знать, когда тебя узнал?

Когда б я был любим… сокройтесь, сны златые:
Богатства, суеты, фортуна, мир забыт!
Свобода и любовь — цари мои земные!
В них счастье, а без них и счастье — ложный вид!

Но что, безумец, я — какой пленен мечтою?
Надежда, удались! Мне ль радостей искать?
Другому быть твоим, другому жить тобою!
А мне… о призраке погибшем унывать!..

1808

На пламенном коне, как некий бог, летит:
Объемлют взоры всё, и длань повелевает;
Вражды, коварства змей, растоптан, умирает;
Бездушная скала приемлет жизнь и вид,
И росс бы совершен был новых дней в начале,
Но смерть рекла Петру: «Стой! ты не бог, — не дале!»

1815

Среди долины ровныя
На гладкой высоте,
Цветет, растет высокий дуб
В могучей красоте.

Высокий дуб, развесистый,
Один у всех в глазах;
Один, один, бедняжечка,
Как рекрут на часах!

Взойдет ли красно солнышко —
Кого под тень принять?
Ударит ли погодушка —
Кто будет защищать?

Ни сосенки кудрявыя,
Ни ивки близ него,
Ни кустики зеленые
Не вьются вкруг него.

Ах, скучно одинокому
И дереву расти!
Ах, горько, горько молодцу
Без милой жизнь вести!

Есть много сребра, золота —
Кого им подарить?
Есть много славы, почестей —
Но с кем их разделить?

Встречаюсь ли с знакомыми —
Поклон, да был таков;
Встречаюсь ли с пригожими —
Поклон — да пара слов.

Одних я сам пугаюся,
Другой бежит меня.
Все други, все приятели
До черного лишь дня!

Где ж сердцем отдохнуть могу,
Когда гроза взойдет?
Друг нежный спит в сырой земле,
На помощь не придет!

Ни роду нет, ни племени
В чужой мне стороне;
Не ластится любезная
Подруженька ко мне!

Не плачется от радости
Старик, глядя на нас;
Не вьются вкруг малюточки,
Тихохонько резвясь!

Возьмите же всё золото,
Все почести назад;
Мне родину, мне милую,
Мне милой дайте взгляд!

1810

Уж день бледнеющий скрывался
В багряных западных странах,
И мрак струями разливался
На голубых небес полях.
Почили бури, ветры рьяны
На лоне бездн, в утесах гор;
В морях волнуясь злато-рдяны,
Являл багровый вечер взор.
С светилом кротким дня прощаясь,
На грудь Морфея опираясь,
Во исступлении драгом
Природа нежная молчала,
Под кровом тишины дремала;
И я, простившись с быстрым днем,
С заботой алчной, суетами,
Иду кровавый пот омыть,
Горяще сердце прохладить
Покоя сладкого струями.
Иду под тихий, низкий кров,
В мое жилье уединенно,
Где дружба, простота, любовь
Готовят счастье мне священно.
Не роскошь, низких душ кумир,
Не сонм утех, забав презренный,
Не сладкогласны тоны лир
Мои днесь члены отягчении
К покою будут призывать:
Улыбка дружества усердна,
Спокойна совесть, чиста, верна,
Мой рай, моих веселий мать.
Весна прекрасною рукою
Дерновый одр украсит мой,
Труд дневный позовет к покою.
Души моей тиран презлой,
О скука, фурия надменна!
Ты в час сей будешь умерщвленна,
Иссякнет яд твой для меня!
Но, ах! когда вещаю я!
Почто горячие ручьями
Стремятся слезы из очей
И сердце томное с словами
Трепещет во груди моей?
Сие ли признак счастья, свойство?
Таков, таков ли мой покой?
Терплю в день муки, беспокойство,
В ночь плакать я иду домой,
В поту, в трудах, в заботах страшных
Мне днем скучает солнца свет;
А ночью сон в мечтах ужасных
Мой скорбный дух терзает, рвет;
Что ложе кроткое, смиренно
Мое, слезами омоченно,
Сие ль завидный жребий мой?
И что ж тоски моей причина?
Ах, мысль о родине драгой,
Несчастий горестных пучина,
Протекшие златые дни,
Друзей возлюбленных лишенье —
Вот лютое мое мученье!
Вот скорби лишь мои одни!
Шлем юности с меня срывая,
Железны узы налагая,
Мне время грозно говорит:
«Ты в свет вступил! терпи несчастья
И бодрствуй в бурные ненастья,
Лей слезы, рвись, так рок велит.
Склони хребет забот под бремя,
Ищи ты редко счастья семя
И на своей земле взращай,
Себя и бурный свет познай!»
Какой урок, судьба, премена
Для нежных молодых сердец,
Для коих юность драгоценна
Была щит, мир, краса, венец!
Для коих радость усмехалась,
Природа нежна улыбалась,
Для коих жизнь — приятный сон,
Которы в сладком упоенье,
В блаженном, ангельском забвенье
Не знали к счастию препон;
Не знали, что и их мечтанье
Когда-нибудь пройдет, как дым,
И что их милое стяжанье,
Беспечность, улетит за ним?
Но, ах! Сатурн свирепый, страшный
Разит! — и под его косой
Трещит столетний дуб, ужасный,
И розы вянет жизнь драгой,
И яры бездны исчезают,
И малы реки иссякают;
Разит, ломает, рвет — и младость,
И наша младость так, как цвет,
Поблекнет, вянет, пропадет;
Исчезнет мир, спокойство, радость.
Угрюма осень жизни злой,
Шумяща влажными крылами,
Лазурный горизонт над нами
Покроет скучной, томной мглой.
Ревущи тучи бед ужасных
Примчит к нам время на крылах,
Примчатся к нам заботы алчны,
Чтобы терзать в своих когтях.
Тогда-то случай дерзновенный
Сорвет завесу с наших глаз,
И в новый свет, нам неизвестный,
Введет противу воли нас;
Введет! — и роза, цвет прекрасный,
Расти уж будет на песках,

И смертный, слабостью злосчастный
Свой строит храм — на суетах!
И я спокойством наслаждался,
И для меня весна цвела,
Невинной радостью питался,
Природа мой покров была.
Красой своей меня пленяя
И тьмою уст ко мне вещая,
Была учитель первый мой;
Трясуща небеса громами
И море покрывая мглой,
Вещала будто бы словами:
«Смотри, вот сила, власть моя!»
Иль пламенны дожди лия,
Иль бурных вод расторгнув цепи,
Иль ветров льдистые заклепы,
Или в грудях кремнистых гор,
В кипящих адом безднах мрачных,
Между стихий свирепых, страшных
Всесильным перстом движа спор,
И, вдруг раздрав гранитны скалы
Иль взбросив горы к облакам,
Горящие рекой кристаллы
Из жерл проливши по лугам,
С ужасным треском, шумом, громом
Свершала казни над Содомом,
Трясла от страха тьму веков —
Вот месть против моих врагов!
С ударом долу повергался
И прах слезами растворял,
С ударом чтить добро я клялся
И мстящу руку лобызал.
Мой глас по рощам раздавался,
Природы в недрах отозвался,
И мой закон запечатлен.
Святая кротка добродетель,
Спокойства нашего содетель!
Тобой одной я был пленен:
Сколь мог — хранить устав твой тщился,
Где падал — слабость признавал,
Другого осудить страшился,
Простя себя — другим прощал.
Мне жизнь была — цепь услаждений,
А ты, возлюбленна страна,
Небесных образцом селений,
Была ты раем для меня!

Но, ах! всегда ль луга пестрятся
Цветами нежныя весны?
Всегда ли дерева гордятся,
В зеленый цвет облечены?
Не часто ль час иль миг единый
Труд рушит множества веков?
И ежели Сатурн несытый
В плачевный, мрачный вид гробов
Преобращает горды стены
И царства, славой вознесенны, —
То храмик счастья моего,
На бурном море утвержденный,
Из ломка льда сооруженный,
Возмог ли снесть удар его?
Воззрел! — строенье затрещало,
Подвиглось, развалилось, пало,
Всё случай злой с землей сровнял,
И я — как будто счастлив вечно
На свете здешнем не бывал;
Иль будто в сне я скоротечном
Мечтал о днях драгих, златых,
Проснулся и — уж нету их.
Луч юности драгой, прекрасной
Исчез тогда передо мной,
В пучине некоей я мрачной
Бродил чуть с блещущей свечой;
Там страсти лютые, несметны
Змиев под видом разноцветных
Шипели, ползая в цветах;
В лазурных блещущих огнях
Мне мира суеты блистали,
Влекли к себе, меня пленяли,
И, ах! угодно так судьбам,
Я плену их поработился,
Не внял родительским слезам,
Друзей оставил — удалился,
Летел за льстивою мечтой,
Летел и не владел собой.
Увы! кто мог сопротивляться
Движеньям сердца своего?
Кто с сердцем мог своим сражаться?
Я мучусь, рвусь и — чту его!
Оно влекло меня всей силой
Досель из родины драгой;
Теперь и в сей стране постылой
Уж мучит, рвет мой дух тоской.
Уже трекратно здесь цветами
Пестрились горы и луга,
Трекратно дерева плодами
И муравой цвели брега.
Но в общей радости согласной
Не мог участвовать мой дух:
Древа, цветы и воды ясны —
Всё мрачно зрелось мне вокруг.
Печаль, что сердце мне снедала,
Казалось, весь пространный свет
Собой наполнив, помрачала.
Вот грусти моея предмет!

Священна тишина, спустися!
Простри свой жезл в поля, в луга!
Пусть сном вселенна осенится,
Престанут волны бить в брега!
Умолкнут бури разъяренны,
В утесах гор запечатленны.
Пусть всё под сенью рук твоих
Заснет на лоне безмятежном,
Пусть всё, кроме лишь мук моих!
На столп опершись безнадежный,
Что силен потрясти зефир,
Могу ль иметь я в сердце радость,
В унылой жизни — прежню сладость,
В душе смущенной — тихий мир?
И сон, несчастных утешитель,
Отрада всех, благотворитель,
И сладкий сон от глаз бежит,
Светящих теплыми слезами,
И между гордыми стенами
Любимцев счастия блажит.
Я не хочу их пышной доле
Отсель завидовать отнюдь:
Судеб покорен сильной воле,
Сношу их дар — их грозный суд,
Они беды ко мне послали
И вместе утешеньем дали
Мне слезы, силы рассуждать.
О вечер сладостный, прелестный!
Под сению твоей любезной,
Оставив шумный, скучный град,
Когда на лоно сна склонится
Воззванный царь светил тобой,
Мой дух смущенный устремится
В пределы родины драгой.
Тут вспомню о друзьях я милых,
Об матери, отце моем
И в мыслях мрачных и унылых
Вздохну — и горьких слез ручьем
Я чувства сердца обнаружу.
Ты во цветы вливаешь душу,
Во перлах слез, в росе живой:
Я током слез моих омою
Растерзанную грудь тоскою,
И оживлю в ней — мир драгой.

1797