Стихи Ларисы Емельяновны Миллер

Желтая бабочка вьется и вьется…
Жить на земле иногда удается…
Желтая бабочка, алый цветок —
Старых подробностей новый виток.
Снова тропинка, и снова лужайка,
Снова на дереве певчая стайка,
Снова неслыханных жду виражей
В призрачном мире сплошных миражей.

2004

А ветки сквозь осенний дым
Торчат, как ребра у худышки,
По ветру пущены излишки,
И только остов невредим.
И света и тепла – в обрез.
И редкий дар – покой и воля.
И словеса не весят боле.
И время обретает вес.
И миг слетает, тих и нем,
Незримо на плечо садится,
Чтоб воплотить и воплотиться,
Переставая быть ничем.
Верней, переставая быть
Запасом времени, простором,
Далекой далью – тем, что взором
Не угадать, не охватить.

1974

Не больно тебе, неужели не больно
При мысли о том, что судьба своевольна?
Не мука, скажи, неужели не мука,
Что непредсказуема жизни излука,
Что память бездонна, мгновение кратко?.
Не сладко, скажи, неужели не сладко
Стоять над текучей осенней рекою,
К прохладной коре прижимаясь щекою.

1983

Всё угасает, чтоб вновь озариться,
Всё процветает, чтоб вновь разориться,
Всё зачинает, чтоб вновь погубить…
Ангел мой ласковый, дай долюбить.
Разве затем и закаты и зори,
Дробь соловья и черёмухи море,
Дней разномастных несметную рать
Ты подарил, чтобы всё отобрать?

1988

Одно смеётся над другим:
И над мгновеньем дорогим,
Далёким, точно дно колодца,
Мгновенье новое смеётся.
Смеётся небо над землёй,
Закат смеётся над зарёй,
Заря над тлением хохочет
И воскресение пророчит;
Над чистотой смеётся грех,
Над невезением успех,
Смеётся факт, не веря бредням…
Кто будет хохотать последним?

1981

Гори же, осень, пламеней,
Гори – не гасни много дней,
Гори, большим огнем пылая.
Да осветится жизнь былая,
Да будет жар неумолим,
Да будет дух неопалим,
Да обернется все земное
Неугасимой купиною,
И в миг любой, как в звездный час,
Да будет внятен вещий глас.
Да воспарим над злом и страхом.
Но если все же быть нам прахом,
Да озарится окоем
Нас пожирающим огнем.

1980

Я немного посплю. Ну а вы мне местечко держите.
На него хоть газету, хоть зонт, хоть ладонь положите.
Я люблю эту явь и хочу непременно вернуться.
Так держите мне место, чтоб было, куда мне приткнуться
После странного сна, сна, который и в силах и вправе
Сделать что-то свое из обрывков покинутой яви.

2011

Прозрачных множество полос.
С берез, летящих под откос, –
Листва потоком.
Стекают листья градом слез
С летящих под гору берез,
И ненароком
Я оказалась вся в слезах,
Хоть ни слезинки на глазах.
Безмолвной тенью
Брожу в мятущихся лесах.
И облака на небесах
И те в смятенье.
И этот ветер поутру,
И это буйство на ветру –
Почти веселье
И пир почти. Не уберу
Листвы с волос. В чужом пиру
Мое похмелье.
Я ни при чем. Я ни при чем,
Я лишь задела ствол плечом
В лесу высоком.
И листья хлынули ручьем,
Сквозным просвечены лучом,
Как горним оком.

1980

А воды талые кругом
Светлы, как слезы умиленья.
И впору, бросив зимний дом,
Пуститься в путь без промедленья,
И заплутаться где-нибудь
В лесах за станцией «Лосинка»
И незаметно соскользнуть
С земли, как со щеки слезинка.

1967

Электронная начинка,
Примитивная починка:
Батарейку заменили,
И часы засеменили.
А они теперь без тика.
Хоть и мчится время дико,
Хоть, как прежде, убывает,
Но бесшумно убивает.
Ни бим-бома, ни тик-така,
Только тихая атака:
Час ни стукнул и ни пробил,
А подкрался и угробил.

2001

Прогорели все дрова,
И пожухла та трава,
На какой дрова лежали.
И дощатые скрижали
Разрубили на куски
И пустили в ход с тоски –
Тяжело без обогрева.
Полыхай, святое древо,
Хоть теперь – увы, увы, –
Не сносить нам головы.
Но святыня прогорает,
А никто нас не карает.
Жизнь глухая потекла:
Ни скрижалей, ни тепла,
Лишь промозглый путь куда-то…
Может, он и есть расплата?

1980

Полвека мы рядышком — лето, зима…
Ведь ты мне не скажешь — мол, дальше сама?
Сама не сумею. Ведь ты ненароком
Всю жизнь управляешь моим кровотоком,
И пульс мой зависит от ритмов твоих,
И свет в наших окнах — один на двоих.

2012

Спим, работаем, гуляем,
Словом, землю населяем
Вместе с бабочкой, жучком
И стрекочущим сверчком.
Хоть из разного мы теста —
Нам вполне хватает места.
Тот летает, скачет тот,
Но у всех полно забот.
Ведь нужны на этом свете
Всем жилье, продукты, дети.

2008

Столько было того, что, казалось, нет сил пережить,
Столько было того, с чем нельзя, невозможно смириться.
Как же мне удается по-прежнему с миром дружить,
На его небеса голубые, любые молиться?

И сама не пойму, как решаюсь ему доверять,
В доме свет погашу и надену ночную сорочку,
Чтоб в его темноту безоглядно, бесстрашно нырять
И легко засыпать по-младенчески — руки под щечку.

2010

А сирень — это очень давно.
Это май и Полянка, и мама.
Это ветки, что лезут упрямо
В приоткрытое наше окно.

А сирень — это вечность назад.
Это грозди, султаны, соцветья,
Это в горестном прошлом столетье
Дом снесенный и срубленный сад.

2007

Мир зеленым занавешен
Так, как будто он безгрешен,
Светоносный, голубой.
День прозрачен и неспешен.
Ты тоскуешь? Бог с тобой.

Погляди, как день лучится,
И дурного не случится
В этом мире. Только верь.
Тайна робкая стучится
В тихо скрипнувшую дверь.

2004

Раз я живу, то, значит, жду
Кустов сиреневых в саду,
А позже — века золотого,
А позже — снежного покрова,
А позже — тающих пластов
И вновь сиреневых кустов.

2009

Нам выпало счастье, не так ли,
Участвовать в дивном спектакле,
Что тянется дни напролет.
В нем есть романтизма налет,
И страсти пока не иссякли.
… А нынче идет пастораль,
Проста и прозрачна мораль,
Чисты простодушные краски,
И смотрят анютины глазки
В почти безмятежную даль.
Сегодня, в который уж раз,
Луч солнца направлен на нас,
И в сценке, пронизанной счастьем,
Поставленной с нашим участьем,
Мы счастливы не напоказ.

1985

Я голой роще, что сквозит,
Сегодня нанесла визит.
Мы поздоровались вначале,
А после дивно помолчали
Среди её лучей, теней
О том, что важно, мне и ей.

2012

Дней ослепительные вспышки
И красок огненных излишки…
Сегодня каждый озарен
И каждый смертен, так как к вышке
С рождения приговорен.
А лето льет такие пули.
И жалко умирать в июле,
Вернее, жарко умирать.
Куда приятней жить в загуле
И плод сладчайший выбирать.
А плод земной и правда сладок.
Какой убийственный порядок
Без сострадания казнить
Любого, кто до жизни падок.
Пора порядок упразднить
И завести совсем иное
Существование земное,
Живя без точки и конца,
Как луч, что гаснет за стеною,
Чтоб загореться у крыльца.

1992

Сил осталось – ноль,
всё ушло в песок,
И кочует боль
из виска в висок…
Всё ушло в песок
золотой речной
Или стало в срок
лишь золой печной.
Но не всё ль равно
что куда ушло,
Коль не жжёт давно
то, что прежде жгло.
Путь закрыт назад,
и потерян ключ,
И горит закат,
я иду на луч,
И другого нет
У меня пути,
кроме как на свет
до конца идти.

2001

«Пустоте, черноте, уходящим годам
Из того, чем жива, ничего не отдам», –
Повторяю и слез не умею унять.
И теряю опять, и теряю опять.
А сегодня ни слез и ни слов, только дрожь.
Отпущу – и уйдешь, отпущу – и уйдешь.
Отпущу – и уйдешь, и уйдет, и уйдем.
И незыблем и вечен один окоем.
Остальное – лишь облака зыбкий овал.
И живем, как плывем. Каждый так уплывал,
Вечно что-то свое прижимая к груди,
Заклиная: «Постой, погоди, погоди».

1978

А там вдали, а там вдали…
Строку короткую продли
Посредством многоточья…
Куда мы денемся с земли?
Мы здесь и днем и ночью.
А даль, на то она и даль,
Чтоб было нам все время жаль,
Что лучшее далеко.
А жизнь — она великий враль,
И все, что видит око,
То зуб, как правило, неймет.
Что дальше? Молоко и мед.
Но это там, далече.
А нынче серых будней гнет,
И нет о счастье речи.
И манит дальних далей свет,
И вьется бесконечный след
И тянется куда-то,
Туда, где ничего и нет,
Лишь зарево заката.

2005

О драгоценная морока,
Дней ненаглядных канитель.
Заросший сад ласкает око
Двенадцать сказочных недель.

Волшебны птичье оперенье
И крылья бабочки вон той,
И что ни утро – озаренье
И сад, от солнца золотой.

2005

Пройдет и этот день,
В небытие он канет.
Кого-то исцелит,
А чью-то душу ранит,
И кто-то поутру
Пробудится от блика,
А кто-то, может быть,
От собственного крика.

1968

Улетать и опадать –
Вот любимые глаголы
Осени. Кругом так голо
И пустынно – благодать.

Всё как надо. Всё путём.
Лист летит под ноги людям…
Ну давай ещё побудем.
Вот побудем и уйдём.

Помолчим о том, о сём,
Бросим взгляд на эту осень…
Впрочем, мы её не бросим
И с собою унесём.

1999

Взаимоотношения
Зелёного с зелёным,
Зелёного брожение
Под синим небосклоном.

Зелёное касается
Зелёного так нежно,
Как будто опасается
Всего, что неизбежно.

Дрожание зелёного
Листа на синем фоне
И трепетанье оного
В темнозелёной кроне.

2001

Где же все это — язвы, проказа?
Кто-то стер аккуратно с доски.
Существует лишь tabula rasa.
Нарисуй на ней, Боже, с тоски,
Нарисуй на ней снова со скуки
Рыбок, птиц, человечьи полки.
Вот тебе в Твои чуткие руки
Кисти, уголь, цветные мелки.
Стерто прошлое — как ни бывало,
Не кровила ранимая плоть,
Никого еще не убивало,
И доски не касался Господь.

Июнь 2001

Играет старик в переходе
На старенькой флейте своей.
О том, чего нету в природе,
Осипший поет соловей.

О счастье, которого нету,
Покое, что вечно в цене,
Играет старик за монету,
Прижавшись к холодной стене.

Поет его флейта о чуде.
Слезятся глаза старика,
А мимо торопятся люди —
Глухая людская река.

2006

Темна вода, темна вода
В облацех…
Жизнь уместилась в четырёх
Абзацах,
Вся жизнь, которая текла
И длилась,
Сгустилась разом и в абзац
Вместилась.
А это значит – коль отжать
Всю воду,
Оставив твёрдую одну
Породу,
Получим драму, что весьма
Компактна,
И выразительна
И одноактна,
И динамична, коль всерьёз
Отжата.
Мильон подробностей – пустая
Трата
И сил и времени, и слёзной
Влаги…
Не растекайся мыслью
По бумаге.
Пускай мгновенья, что текут
И длятся
И завораживают, –
Испарятся,
И станет счастье пополам
С бедою
В облацех дальних дождевой
Водою.

2000