Стихи Бориса Юлиановича Поплавского

Звуки неба еле слышны
Глубоки снега и степи
Кто там ходит, спит, не дышит?
Розы ветра облетели
Тишина лежит в постели
Глубоко больна
Снится ей иное время
Пишет черт стихотворенье
У ее окна
Спи, младенец жизни новой,
Слишком рано и темно
Спит зари огонь багровый
Глубока дневная ночь

Страшно думать: мы опоздали
Мы бежали по черным предместьям
Попадая в двери глухие
В подземелья падали навзничь
А тем временем там хоронили
Там служили в башне обедню
Троекратно взывали к дверям
И ответа ждали закрыв глаза
А теперь на железных рельсах
Повернулись гранитные горы
Облака опустились в бездны
Птицы канули в холод звездный
И как жалкие призраки-воры
Мы гуляли у входа в полночь
Которая солнцем сияла
И ждала миллионы лет

Никого не решайся видеть
Закрывай свои взоры стеклом и цветами
Отстраняя лучи водопада
И красивые флаги
С белой чистой страницей бумаги
На черном лице
Будь похож на часы золотые
Где огромное время таится
Ожидая свой знак отдаленный
Свой таинственный голос за сценой
Чтоб поднять золотую доску
Размотать гробовые ленты

На железной цепи ходит солнце в подвале
Где лежат огромные книги
В них открыты окна и двери
На иные миры и сны
Глубоко под склепом, в тюрьме
Под землею служат обедню
Там, должно быть, уж близок ад
Где звонят телефоны-цветы
Там в огне поют и грустят
Отошедшие в мире часы
О раскройте подвалы и залы!

Очищается счастье от всякой надежды,
Черепичными крыльями машет наш дом
И по-птичьему ходит. Удивляйтесь, невежды,
Приходите к нам в гости, когда мы уйдём.

На высоком балконе, над прошлым и будущим
Мы сидим без жилетов и молча жуём.
Возникает меж звёзд пассажирское чудище,
Подлетает. И мы улетаем вдвоём.

Воздух свистнул. Молчит безвоздушный прогон
Вот земля провалилась в чернильную лузу,
Застегните, механик, воздушную блузу.
Вот Венера, и мы покидаем вагон.

Бестолков этот мир четырёх величин.
Мы идём, мы ползём, мы взлетаем, мы дремлем;
Мы встречаем скучающих дам и мужчин,
Мы живём и хотим возвратиться на Землю.

Но таинственный мир, как вода из-под крана,
Нас толкает, и ан, исчезает сквозь пальцы.
Я бросаюсь к Тебе, но шикарное зальце
Освещается, и я перед белым экраном,

Перед синей водою, где круглые рыбы,
Перед воздухом: вертится воздух, как шар.
И над нами как чёрные айсбергов глыбы
Ходят духи. Там будет и Ваша душа.

Опускаются с неба большие леса.
И со свистом растут исполинские травы.
Водопадом ужасным катится роса
И кузнечик грохочет, как поезд. Вы правы.

Нам пора. Мы вздыхаем, страшимся и машем.
Мы кружимся как стрелка, как белка в часах.
Мы идём в ресторан, где стоит на часах
Злой лакей, недовольный одеждою нашей.

И как светлую и прекрасную розу
Мы закуриваем папиросу.

Кто вы, гордые духи?
Мы с Земли улетевшие звуки
Мы вращаемся в вихре разлуки
И муки
Мы мстим небесам
Нет, отсидите, забудьте
Поцелуйте усталые руки
Только больше не будьте
Простите
Прости ты сам

Сорок дней снеговые дожди
Низверглись, вздыхая, над нами
Но не плавает со слонами
Дом надснежный — спасенья не жди

Днесь покрыты все горы где тропы
Непрестанным блестящим потопом

Спят сыпучие воды зимы
Раздаются под телом безмолвно
В снежном море утопленник-мир
Неподвижно плывет и условно.

Под тяжестью белых побед
Больной полководец
Склонился лицом на железо
Молчит ощущая холод
Нагим колоссальным лбом
И снится ему могила
Холодный торжественный мрамор
Где скрестив разбитые руки
Опустив огромные веки
Он лежит тяжелый и чистый
Изменивший в последний час
И непрестанно и тихо
На большой глубине
Текут колоссальные реки:
Там солнце блестит
И тонут закаты
И всё безвозвратно
И всё забыто

Рокот анемоны спит в электричестве
Золото заката возвратилось в черную реку
Стало больно от черного снега
В тот год умерли медные змеи
И верблюды отправились в пустыню за горной
водой
Тихо по стенам всходила вода
Карнизы смотрели в океанские дали
Кошки спали на самом краю небытия
И кто-то говорил во сне
Странно приподымая руку
О самом страшном —
О измене

Беззащитный сон глубины
Отразился в руках судьбы
Бледно-жёлтою нитью зари
Перевязаны руки царей
Всё готово на небесах
Ждите, тише, он настаёт
Тот внезапный трепет в часах
Тот ошибочный странный звон

Юрию Рогале-Левицкому

Сабля смерти свистит во мгле,
Рубит головы наши и души.
Рубит пар на зеркальном стекле,
Наше прошлое и наше грядущее.

И едят копошащийся мозг
Воробьи озорных сновидений.
И от солнечного привиденья
Он стекает на землю как воск.

Кровью чёрной и кровью белой
Истекает ущербный сосуд.
И на двух катафалках везут
Половины неравные тела.

И на кладбищах двух погребён
Ухожу я под землю и в небо.
И свершают две разные требы
Две богини в кого я влюблён.

Кто знает? Никто здесь не знает.
Кто слышит? Никто там не слышит.
Ничего не бывает
Все забывают
Сладко зевают
Медленно дышат
Тихо, как рак задом во мрак,
Пятится счастье в звездных мирах
Солнце тоскует
Блестит весна
Мы не проснемся навек от сна

В серый день у железной дороги
Низкорослые ветви висят.
Души мертвых стоят на пороге,
Время медленно падает в сад.

Где-то слышен на низкой плотине
Шум минут разлетевшихся в прах.
Солнце низко купается в тине,
Жизнь деревьев грустит на горах.

Осень. В белом сиянии неба
Все молчит, все устало, все ждет.
Только птица вздыхает без дела
В синих ветках с туманных высот.

Шум воды голоса заглушает,
Наклоняется берег к воде.
Замирает душа, отдыхает,
Забывает сама о себе.

Здесь привольнее думать уроду,
Здесь не видят, в мученьях, его.
Возвращается сердце в природу
И не хочет судить никого.

Вечный воздух ночной говорит о тебе
Будь спокоен как ночь, будь покорен судьбе
В совершенном согласье с полетом камней
С золотым погасаньем дней

Будь спокоен в своей мольбе

Быть совершенно понятным
Совершенно открытым настежь
Чтобы все видели чудовищ
Совершенно лишенных рук
Полных розовых нежных пятен
Диких звезд и цветочных лужаек
Невидимых колоколов
Водопадов
И медленных верных рассветов
Над необитаемыми островами
Чтобы все разделили счастье
Баснословный увидели город
Где отшельник нагой живет
Он прикован цепью к вселенной
Он читает черную книгу
Где написано как вернуться
В баснословный древний покой

Я живу на границе твоей
О душа, о море победы
Меж тобою и мною ночь — высоко до рассвета
Далеко до лучезарного дня
Я живу на границе твоей
Камень тихо со мной говорит
Солнце спит среди ночи в святой синеве
Далеко подо мною идут пароходы
И флаги качаются. Там чайки чайки поют
Пароходы идут на юг
Только я не смотрю —
Я железным лицом одиноким
Повернулся в надмирную ночь.
О Светлана,
Будь, приди, о настань
Отразись в синеве Иордана
Иона в уста поцелуй
В уста Иоанна

Птицы-анемоны появлялись в фиолетово-зеленом небе.
Внизу, под облаками, было море, и под ним на страшной
глубине — еще море, еще и еще море, и наконец
подо всем этим — земля, где дымили небоскребы
и на бульварах духовые оркестры
тихо и отдаленно играли.
Огромные крепости показывались из облаков.
Башни, до неузнаваемости измененные ракурсом,
наклонялись куда-то вовнутрь, и там еще —
на такой высоте — проходили дороги.
Куда они вели? Узнать это казалось совершенно
невозможным.
И снова всё изменилось. Теперь мы были в Голландии.
Над замерзшим каналом на почти черном небе летел
снег, а в порту среди черного качания волн
уходил гигантский колесный пароход, где худые
и старые люди в цилиндрах пристально
рассматривали странные машины высокого роста,
на циферблатах которых было написано —
Полюс.

Мы пили яркие лимонады и над нами флаги
кричали
И бранились морские птицы
Корабли наклонялись к полюсу
Полное солнце спало в феерическом театре
В пыли декораций где огромные замки
наклонялись
Под неправдоподобными углами
В пустом и черном зале сидело старое счастье
в рваных ботинках
И курило огромные-дешёвые папиросы
Созерцая ядовитый огонь заката
В пыли кулис
А наверху плыли дирижабли
Люди кричали и пропадали
Дали молчали и появлялись
И уже шел дождь
Изнутри вовне, из прошлого в будущее
Унося в своей серой и мягкой руке
Последнюю доблесть моряков

Так голодный смотрит на небо
Наслаждаясь больной синевою
Облака золотые жалея
Забывая искать ночлег
Погрузившись в лучи водопада
Успокойся, лишенный печали,
Успокоившись что-то реши
И молчи о святом, о решенном
Не греши говоря о нем
Только так поступай как казалось
Как тогда обещал ты сделать
Так живи

Еще никто не знает
Еще рано
Сладко спят грядущие дни
Положив огромные головы
На большие красивые руки
Звезды зовут их
Но они не слышат
Далеко внизу загорается газ
Дождик прошел, блестит мостовая
Христос в ботинках едет в трамвае

На большой глубине
Где-то где-то
В смирительной рубашке
Во тьме, во сне
Безумное солнце — и камень
На сотни верст вокруг.
Безумно и глухо оно говорило во сне
Закованы ангелы в черные цепи
Всё спит — помогите
Не надо, так лучше —
Светлеет усталость
Как утро сквозь души
Рождается жалость

Горит желтый зал
Все обедают без меня
«Кто будет чай пить?»
Говорит Ладя —
Самая высокая
Тоска моей жизни.
Радость достигнута
И перейдена

Тоска лимонного дерева
Уходила к дыму вулкана
Где уснули у фумаролы
Пилигримы иных миров
Мир был высок, спокоен
Устремлен в грядущее время
Еще не достоин
Свободы

Там ножницами щелкали вдали
Ночные птицы отрезая нити
Которыми касались короли
Иных миров. Что делать Вам? Умрите
Попробуйте молиться в мире снов
Но кто-то плакал на дворе вдали:
Он собирал лоскутья и обрезки

Илье Зданевичу

Венок сонетов мне поможет жить,
Тотчас пишу, но не верна подмога,
Как быстро оползает берег лога.
От локтя дрожь на писчий лист бежит.

Пуста души медвежая берлога
Бутылка в ней, газетный лист лежит.
В зверинце городском, как вечный жид
Хозяин ходит у прутов острога.

Так наша жизнь, на потешенье века,
Могуществом превыше человека,
Погружена в узилище судьбы.
Лишь пять шагов оставлено для бега,
Пять ямбов, слов мучительная нега
Не забывал свободу зверь дабы.

Тише, горести. Смиряйтесь, звуки снега,
Нам до лучших дней не долететь
Медленно спустился вечер с неба
Тише, муки, духи засыпают
Снится им холодный сон камней
Ничего на свете не бывает
Всё заключено в сиянии огней
Всё так быстро время забывает.

Мы бережём свой ласковый досуг
И от надежды прячемся бесспорно.
Поют деревья голые в лесу
И город как огромная валторна.

Как сладостно шутить перед концом
Об этом знает первый и последний.
Ведь исчезает человек бесследней,
Чем лицедей с божественным лицом.

Прозрачный ветер неумело вторит
Словам твоим. А вот и снег. Умри.
Кто смеет с вечером бесславным спорить,
Остерегать безмолвие зари.

Кружит октябрь, как белёсый ястреб
На небе перья серые его.
Но высеченная из алебастра
Овца души не видит ничего.

Холодный праздник убывает вяло.
Туман идёт на гору и с горы.
Я помню, смерть мне в младости певала:
Не дожидайся роковой поры.

_Марку Слониму

Европа, Европа, как медленно в трауре юном
Огромные флаги твои развеваются в воздухе лунном.
Безногие люди, смеясь, говорят про войну,
А в парке ученый готовит снаряд на луну.

Высокие здания яркие флаги подняли.
Удастся ли опыт? На башне мечтают часы.
А в море закатном огромными летними днями
Уходит корабль в конце дымовой полосы.

А дождик осенний летит на асфальт лиловатый.
Звенит синема, и подросток билет покупает.
А в небе дождливом таинственный гений крылатый
В верху небоскреба о будущем счастье мечтает.

Европа, Европа, сады твои полны народу.
Читает газету Офелия в белом такси.
А Гамлет в трамвае мечтает уйти на свободу
Упав под колеса с улыбкою смертной тоски.

А солнце огромное клонится в желтом тумане,
Далеко-далеко в предместиях газ запылал.
Европа, Европа, корабль утопал в океане,
А в зале оркестр молитву на трубах играл.

И все вспоминали трамваи, деревья и осень.
И все опускались, грустя, в голубую пучину.
Вам страшно, скажите? Мне страшно ль? Не очень!
Ведь я европеец!- смеялся во фраке мужчина.

Ведь я англичанин, мне льды по газетам знакомы.
Привык подчиняться, проигрывать с гордым челом.
А в Лондоне нежные леди приходят к знакомым.
И розы в магазинах вянут за толстым стеклом.

А гений на башне мечтал про грядущие годы.
Стеклянные синие здания видел вдали,
Где ангелы люди носились на крыльях свободы,
Грустить улетали на солнце с холодной земли.

Там снова закаты сияли над крышами башен,
Где пели влюбленные в небо о вечной весне.
И плакали — люди наутро от жалости страшной,
Прошедшие годы увидев случайно во сне.

Пустые бульвары, где дождик, упав и уставши,
Прилег под забором в холодной осенней истоме.
Где умерли мы, для себя ничего не дождавшись,
Больные рабочие слишком высокого дома.

1

Шум приближался, огонь полыхал за туманом.
Что-то мелькало и снова молчали в столовой.
Лёг не раздевшись и руки засунул в карманы,
В свежесть подушек ушёл отрицатель суровый

Спит и не думает больше, не хочет, не знает.
Тихо смеркается лампа и вот темнота.
Жизнь в подземелье огромную книгу читает.
Книга сияет и плачет, она высока и пуста.

2

Где ты, энигматическое сердце?
Я высоко, я за границей света,
Где ничего уже вам не поможет,
Дойти не сможет.

Кто знает вас, тот будет горько плакать,
Потом уснёт в усталости ужасной.
Уйдёт в напрасный
Звёздный сумрак.

3

Время шумит,
Счастье молчит.
Белое пламя бумаги
Гаснет в ночном саркофаге.
Кто ещё знает о счастье
Скажи скорей.
А небо молчит,
Там время течёт до заката,
Падая к белым бортам корабля Гесперид
С надписью странной:
Расплата.
Сумрак сошёл долгожданный.
Медленный, странный
Родился страх.

Золотая рука часов
Разбудила отшельника в склепе
Он грустя потряс свою цепь
И раскрыл колоссальные книги
В книгах были окна и двери
В окнах горы и мелодрамы
И леса высоких аккордов
Электрических снежных машин
Только бедный отшельник ослеп
Он покинул свой черный склеп
Он живет на звезде зари
Безутешно плачет о нас
Потому что там высоко
И до земли далеко
И нигде нельзя встретить тех
Кого убивает смех