Читать стихи Михаила Светлова
Тяжкий полуденный зной
Встал над восставшей страной;
Кровью песок обагрив,
Движется раненый риф.
К вечеру солнце зайдет,
Двинутся рифы вперед,
Словно густые пласты
Спрятанной темноты.
Вышли проклятые сроки;
Жаждой свободы томим,
К освобожденью Марокко
Выведет Абд эль Керим.
Годы тяжелого груза
Выросли в каменный пласт.
Кто подчинится французам,
Волю испанцам продаст?
Горло до боли сжала
Вражеская ладонь.
Рифы не любят жалоб,
Рифы полюбят огонь.
Пальмы верхушки нагнули,
Кровью встревожен песок.
В ночь восьмого июля
Рифы назначили срок.
Пальмы верхушки нагнули,
Словно завидя самум.
В ночь восьмого июля
Рифы возьмут Уэндсмун.
Ночь никогда доселе
Черной такой не была.
В черную ночь под шрапнелью
Черные шли тела.
Прошлую ночь отступили,
Кровью песок обагрив.
В жаркий песок, как в могилу,
Лег не один риф.
Ночь. Выручай сегодня!
Видишь, навстречу тебе
Голову каждый поднял
И отдает борьбе.
Движемся новым походом.
Но, подчиняясь свинцу,
Черным полкам не отдал
Крепость свою француз.
И, обнажая раны,
Пушкам наперевес
Грозные аэропланы
Молча сошли с небес.
Пусть проиграли сраженье —
Мертвые снова зовут.
Первые пораженья
К новым победам ведут.
Скоро настанут сроки,
И разнесет призыв
В освобожденном Марокко
Освобожденный риф.
1925
[...]
Она открывала
Свой новый комод,
Словно Америку —
Тихо, торжественно…
Пузатые ящики
Смотрят вперед,
Покрытые доверху
Лаком божественным…
Она в самый нижний
Положит белье,
Потом безделушки,
Картонки, гребенки —
И муж с восхищеньем
Смотрел на нее —
Милиционер
С выраженьем ребенка…
Неловкая полночь
В подвал упадет
Извозчичьим гулом,
Звездою бессонной…
Ей снится:
Она из комода берет
Себе кое-что
И супругу — кальсоны…
Вставай с петухами,
Под утро ложись,
Работай, стирай,
Прополаскивай годы,—
Зато ее мысли,
Зато ее жизнь,
Как мыло,
Стекают по лону комода…
Широкую
Никелевую кровать
И шкаф наш высокий
Жена обожает.
Он только мешает мне
Жить и дышать,
Он только
Мне комнату загромождает…
Она ж открывала
Свой новый комод,
Словно Америку —
Тихо, торжественно…
Пузатые ящики
Смотрят вперед,
Покрытые доверху
Лаком божественным.
1930
[...]
1. ПОЕЗД
Он гремит пассажирами и багажом,
В полустанках тревожа звонки.
И в пути вспоминают
Оставленных жен
Ревнивые проводники.
Он грохочет…
А полночь легла позади
На зелено-оранжевый хвост.
Машинист с кочегаром
Летят впереди
Лилипутами огненных верст.
Это старость,
Сквозь ночь беспощадно гоня,
Приказала не спать, не дышать,
Чтобы вновь кочергой,
Золотой от огня,
Воспаленную юность мешать.
Чтобы вспомнить расцвет
Увядающих губ,
Чтобы молодость вспомнить на миг…
Так стоит напряженно,
Так смотрит на труп
Застреливший жену проводник.
2. ВЕТЕР
Сквозь лес простирая
Придушенный крик,
Вприсядку минуя равнины,
Проносится ветер,
Смешной, как старик,
Танцующий на именинах.
Невежда и плут —
Он скатился в овраг,
Траву разрывая на части,
Он землю копает:
Он ищет, дурак,
Свое идиотское счастье.
Не пафос работы,
Не риск грабежа,
А скучное, нудное дело:
Проклятая должность —
Свистеть и бежать —
Порядком ему надоела.
Он хочет сквозь ночь
Пронести торжество
Не робким и не благочинным,
Он ропщет…
И я понимаю его
По многим, по тайным причинам.
3. ПОЕЗД И ВЕТЕР
Через голубые рубежи,
Через северный холодный пояс
Ветер вслед за поездом бежит,
Думая, что погоняет поезд.
Через Бологое в Ленинград,
Дуя в вентиляторы ретиво,
Он бежит за поездом,—
Он рад
Собственной инициативе.
Он обманут,
Он трудится зря.
Он ненужен, но доволен зверски,
На себя ответственность беря
За доставку поездов курьерских.
Он боится время потерять,
И гудит,
И носится по крыше…
Так не станемте ж его разуверять
Пусть гудит,
Чтоб не было затишья…
1929
[...]
Мне неможется на рассвете,
Мне б увидеть начало дня…
Хорошо, что живут на свете
Люди, любящие меня.
Как всегда, я иду к рассвету,
И, не очень уж горячи,
Освещают мою планету
Добросовестные лучи.
И какая сегодня дата,
Для того чтоб явилась вновь
Похороненная когда-то,
Неродившаяся любовь?
Не зовут меня больше в драку,—
Я — в запасе, я — просто так,
Будто пальцы идут в атаку,
Не собравшиеся в кулак.
Тяжело мне в спокойном кресле.
Старость, вспомнить мне помоги,—
Неужели они воскресли,
Уничтоженные враги?
Неужели их сила тупая
Уничтожит мой светлый край?
Я-то, ладно, не засыпаю,
Ты, страна моя, не засыпай!
В этой бешеной круговерти
Я дорогу свою нашел,
Не меняюсь я, и к бессмертью
Я на цыпочках подошел.
1963
[...]
Сколько милых значков
На трамвайном билете!
Как смешна эта круглая
Толстая дама!..
Пассажиры сидят,
Как послушные дети,
И трамвай —
Как спешащая за покупками мама.
Инфантильный кондуктор
Не по-детски серьезен,
И вагоновожатый
Сидит за машинкой…
А трамвайные окна
Цветут на морозе,
Пробегая пространства
Смоленского рынка.
Молодая головка
Опущена низко…
Что, соседка,
Печально живется на свете?.
Я играю в поэта,
А ты — в машинистку;
Мы всегда недовольны —
Капризные дети.
Ну, а ты, мой сосед,
Мой приятель безногий,
Неудачный участник
Военной забавы,
Переплывший озера,
Пересекший дороги,
Зажигавший костры
У зеленой Полтавы…
Мы играли снарядами
И динамитом,
Мы дразнили коней,
Мы шутили с огнями,
И махновцы стонали
Под конским копытом, —
Перебитые куклы
Хрустели под нами.
Мы играли железом,
Мы кровью играли,
Блуждали в болоте,
Как в жмурки играли…
Подобные шутки
Еще не бывали,
Похожие игры
Еще не случались.
Оттого, что печаль
Наплывает порою,
Для того, чтоб забыть
О тяжелой потере,
Я кровавые дни
Называю игрою,
Уверяю себя
И других…
И не верю.
Я не верю,
Чтоб люди нарочно страдали,
Чтобы в шутку
Полки поднимали знамена…
Приближаются вновь
Беспокойные дали,
Вспышки выросших молний
И гром отдаленный.
Как спокойно идут
Эти мирные годы —
Чад бесчисленных кухонь
И немытых пеленок!..
Чтобы встретить достойно
Перемену погоды,
Я играю, как лирик —
Как серьезный ребенок…
Мой безногий сосед —
Спутник радостных странствий!
Посмотри:
Я опять разжигаю костры,
И запляшут огни,
И зажгутся пространства
От моей небывалой игры.
1928
[...]
С утра до заката,
Всю ночь до утра
В снегу большевичит
Мурманский край.
Немного южнее
Суровой страны
Бока Ярославля
От крови красны.
А дальше к востоку
Встречает рассвет
Верблюжьей спиною
Уральский хребет.
Эльбрус на Кавказе
Навстречу весне
Грузинскую песню
Мурлычет во сне.
Земля под прицелом,
Под пальцем курок:
Житомир — на Запад,
Ейск — на Восток…
Шумит над Китаем
Косая гроза,
Я вижу сквозь жерла
Косые глаза.
Я вижу, я вижу:
По желтой стране
Китайский Котовский
Летит на коне.
Котовский к Шанхаю
Летит и летит,
Простреленным сердцем
Стучит и стучит.
Друзья! Собирайтесь,
Открыты пути.
Веселая песня,
Смертельный мотив!
Шумит над Китаем
Косая гроза,
Я вижу сквозь жерла
Косые глаза…
Но ость еще Запад
За нитью границ,
Там выцвели вспышки
Походных зарниц.
Там пулями грозы
Еще не шумят,
Народные бунты
Под Краковом спят.
Но только лишь мертвый
Трубач заиграл —
Котовский на Запад
Коня оседлал.
Вельможная Польша
Не сдержит напор,
Стоит на коленях,
Варшавский собор.
Шумит над Парижем
Потоком камней
Последняя паперть
Взметенных церквей.
Земля не устанет
Знамена носить…
Веселая песня,
Военная прыть!
Простреленным сердцем
Котовский стучит,
И песня с Востока
На Запад летит.
[...]
Над израненной пехотой
Солнце медленно плывет,
Над могилой Дон-Кихота
Сбросил бомбу самолет.
И в дыму военной бури,
И у смерти на краю
Ходит с песней Ибаррури —
Ходит женщина в бою.
Я хотел бы с нею вместе
Об руку, ладонь в ладонь,
У пылающих предместий
Встретить полночи огонь,-
Чтоб отряды шли лавиной,
Чтобы пели на ходу
Все, что пела Украина
В девятнадцатом году;
Чтоб по улицам Толедо
С этой песней прошагать,
Теплым воздухом победы
Учащенно задышать!..
Над землей военнопленной,
Над Севильей держит путь
Гул, мешающий вселенной
Утомленной отдохнуть.
1936
Я годы учился недаром,
Недаром свинец рассыпал —
Одним дальнобойным ударом
Я в дальнюю мачту попал…
На компасе верном бесстрастно
Отмечены Север и Юг.
Летучий Голландец напрасно
Хватает спасательный круг.
Порядочно песенок спето,
Я молодость прожил одну,-
Посудину старую эту
Пущу непременно ко дну…
Холодное небо угрюмей
С рассветом легло на моря,
Вода набирается в трюме.
Шатается шхуна моя…
Тумана холодная примесь…
И вот на морское стекло,
Как старый испорченный примус,
Неясное солнце взошло.
На звон пробужденных трамваев,
На зов ежедневных забот
Жена капитана, зевая,
Домашней хозяйкой встает.
Я нежусь в рассветном угаре,
В разливе ночного тепла,
За окнами на тротуаре
Сугубая суша легла.
И где я найду человека,
Кто б мокрою песней хлестал,-
Друзья одноглазого Джека
Мертвы, распростерлись у скал.
И все ж я доволен судьбою,
И все ж я не гнусь от обид,
И все же моею рукою
Летучий Голландец убит.
1928
[...]
Нет! Жизнь моя не стала ржавой,
Не оскудело бытие…
Поэзия — моя держава,
Я вечный подданный ее.
Не только в строчках воспаленных
Я дань эпохе приношу,—
Пишу для будущих влюбленных
И для расставшихся пишу.
О, сколько мной уже забыто,
Пока я шел издалека!
Уже на юности прибита
Мемориальная доска.
Но все ж дела не так уж плохи,
Но я читателю знаком —
Шагал я долго по эпохе
И в обуви и босиком.
Отдался я судьбе на милость,
Накапливал свои дела,
Но вот Поэзия явилась,
Меня за шиворот взяла,
Взяла и выбросила в гущу
Людей, что мне всегда сродни:
— Ты объясни, что— день грядущий,
Что— день прошедший,— объясни!
Ни от кого не обособясь,
Себя друзьями окружай.
Садись, мой миленький, в автобус
И с населеньем поезжай.
Ты с ним живи и с ним работай,
И подними в грядущий год
Людей взаимные заботы
До поэтических высот.
И станет все тебе понятно,
И ты научишься смотреть,
И если есть на солнце пятна,
Ты попытайся их стереть.
Недалеко, у самой двери,
Совсем, совсем недалеко,
События рычат, как звери.
Их укротить не так легко!
Желание вошло в привычку —
Для взрослых и для детворы
Так хочется последней спичкой
Зажечь высокие костры!
И, жаждою тепла влекомы,
К стихотворенью на ночлег
Приходят все — и мне знакомый
И незнакомый человек.
В полярных льдах, в кругу черешен,
И в мирной жизни, и в бою
Утешить тех, кто не утешен,
Зову Поэзию свою.
Не постепенно, не в рассрочку
Я современникам своим
Плачу серебряною строчкой,
Но с ободочком золотым…
Вставайте над землей, рассветы,
Струись над нами, утра свет!..
Гляжу на дальние планеты —
Там ни одной березы нет!
Мне это деревцо простое
Преподнесла природа в дар…
Скажите мне,— ну что вам стоит!
Что я еще совсем не стар,
Что жизнь, несущаяся быстро,
Не загнала меня в постель
И что Поэзия, как выстрел,
Гремела, била точно в цель!
1957
[...]
Будет потомками петься
Формула
Наших
Времен:
Корень квадратный из сердца,
Помноженного
На миллион.
И цифры соединятся,
И пальцы
Вопьются в ладонь…
На что ни разделишь 13 —
Получится дробь…
И огонь!
Сказкой для внука, для сына
Ты станешь,
Канун Октября.
Пред нами встает годовщина,
Тринадцатой
Домной
Горя.
И ходом,
По-прежнему полным,
Жерлами
Жадно дыша,
«Аврора» проходит
По волнам,
Металлом горячим шурша.
И топок
Недремлющий ропот,
И стук
Миллионов сердец…
Товарищ!
Пред нами Европа
Встает, словно Зимний дворец.
И Запад встает удивленный —
Он счастлив,
Он выслушать рад
Размеренный марш
Обороны
И песню
Ударных бригад.
Споем же о нашей отваге,
О том,
Как, пройдя сквозь бои,
Тяжелую землю варягов
Взвалили на плечи свои.
О песне,
Что пела винтовка,
О пламенной песне огня,
И в лад нам
Споет забастовка,
Немецким
Металлом
Звеня.
И цифры соединятся,
И пальцы
Вопьются в ладонь…
На что ни разделишь 13
Получится дробь…
И огонь!..
1930
[...]
Песня
Век наш короток, да долги ночи,
Хлопотливы и быстры дни,
Наработаешься — ночью хочется
Ласку теплую и грудь рабочую
Ночью хочется соединить.
Поработаешь, и делать нечего,
Молодую не сдержишь прыть…
Оттого-то люблю я вечером,
Напирая на эти плечи вот,
Люблю я вечером поговорить.
Разговоры считать подите-ка,
Сосчитайте-ка говорунов…
Тут и девушки и политика,
В разговоре веселом вытекут
И политика и любовь…
Сердце мячиком тревожно прыгает
До двенадцати. А потом
Баловство я из мыслей выгоню
И засяду за теплой книгою —
«Капитала» последний том.
Небо глянет зажженным месяцем —
Бабьим цветом пестрит бульвар…
Я — подальше. Я до лестницы,
Где у клуба гуртом разместится
Комсомольская братва.
1922
[...]
Ночь стоит у взорванного моста,
Конница запуталась во мгле…
Парень, презирающий удобства,
Умирает на сырой земле.
Теплая полтавская погода
Стынет на запекшихся губах,
Звезды девятнадцатого года
Потухают в молодых глазах.
Он еще вздохнет, застонет еле,
Повернется на бок и умрет,
И к нему в простреленной шинели
Тихая пехота подойдет.
Юношу стального поколенья
Похоронят посреди дорог,
Чтоб в Москве еще живущий Ленин
На него рассчитывать не мог.
Чтобы шла по далям живописным
Молодость в единственном числе…
Девушки ночами пишут письма,
Почтальоны ходят по земле.
1931
[...]
В екатеринославских степях,
Где травы,
где просторов разбросано столько,
Мы поймали махновца Кольку,
И, чтоб город увидел
и чтоб знали поля,
Мне приказано было его
расстрелять.
Двинулись…
Он — весел и пьян,
Я — чеканным шагом сзади…
Солнце, уставшее за день,
Будто убито,
сочилось огнями дымящихся ран
Пришли…
Я прижал осторожно курок,
И Колька, без слова, без
звука,
Протянул на прощанье мне
руку,
Пять пальцев,
Пять рвущихся к жизни дорог…
Колька, Колька… Где моя злоба?
Я не выстрелил,
и мы ушли назад:
Этот паренек, должно быть,
При рожденье вытянул туза,
Мы ушли и долгий отдых
Провожали налегке
Возле Брянского завода
В незнакомом кабаке.
И друг друга с дружбой новой
Поздравляли на заре,
Он забыл, что он — махновец,
Я забыл, что я — еврей.
[...]
Опять подымают
Свой пламенный зов
На башне старинной
Двенадцать часов.
И ветер по шляху
Взмахнул и застыл,
Где гетман Хмельницкий
Бойцов схоронил.
Легенды проснулись
За старой стеной,
Заснул заключенный,
И спит часовой.
Молчат перекрестки,
Дороги темны,
Над миром решеток —
Ни звезд, ни луны.
Для тех, кто не стерпит,
Для бунтовщиков
В свободной республике
Много замков.
Для тех, чья свобода
В крови не застыла,
Палач приготовил
Веревку и мыло.
За тех, кто справляет
Свой суд над тобой,—
За них голосуй
Посиневшей рукой,
Чтоб раны твои
Зацвели, загнивая,
Чтоб славилась Польша
От края до края…
По камерам снова
Тюремщик зовет,—
Пылающий полдень
Над Польшей встает.
Свинцовые тучи
Над Польшей плывут…
Кто робок и тих,—
Голосуйте за кнут!
К идущей вечерне
Звонарь зазвонил,
И вечер кровавый
Над Польшей застыл.
Тревожные тени
Встают на полях,—
Восстаньями бредит
Измученный шлях.
Приблизится полночь
И время придет —
Пожары подымут
Свой огненный взлет.
О муках ночных
И о пытках рассвета,—
Проклятая Польша!—
Ты вспомнишь об этом.
Пожар распускает
Кровавые ленты…
Мы выберем смелость
В твои президенты…
Над тюрьмами бродит
Тяжелая мгла.
Свирепая полночь
На Польшу легла…
1932
1
Трубы, солнцем сожженные,
Хрипло дымят в закат.
Думаешь: легко Джону
У станка?
Льет завод расплавленный камень…
Видишь: молот — и ему лень…
Где же Джону с двумя руками
По двенадцать часов в день?
2
Джон в восемнадцать лет
Первый бунтарь в заводе…
Забастовочный комитет
Сегодня митинг проводит.
Мутно-свинцовую грязь
Трубы устали выбрасывать,
Сегодня в заводе праздник
Пролетарский,
Классовый.
3
Крылья зарев машут вдалеке,
Осторожный выстрел эхом пойман,
А у Васьки в сжатом кулаке
Пять смертей затиснуты в обойму.
В темный час ленивая изба
Красный флаг напялила с опаской…
От идущей нечисти избавь,
Революция антихристова, Ваську!
Под папахой мокнет черный чуб,
Бьется взгляд, простреленный навылет.
Сумерки, прилипшие к плечу,
Вместе с Васькой думу затаили.
Стынет день в замерзшей синеве,
Пляшет дружно хоровод снежинок,
Да читает окровавленный завет
Ветер — непослушный инок.
4
Джоном получен приказ
Собрать молодежь завода…
Каменной шее станка
Джон свои руки отдал.
Джона года
Ждали машины…
Если надо, душу отдаст
В порядке партийной дисциплины.
5
Месяц в небе задумчив и строг.
Стелет синий ковер на порог,
У порога месяц прочел
Незнакомое: «Комсомол».
Ветер гладит и чешет сосну,
Хорошо бы сосне соснуть…
Чью-то грусть сберегла тишина…
Хорошо бы Ваське узнать,
Хорошо бы винтовку с плеч,
Под лучи голубые лечь.
6
Джон и Васька вдвоем идут…
В небе, на туче прохожей,
Пятигранную стелет звезду
Коминтерн Молодежи…
1921
[...]
Призрак бродит по Европе,
Он заходит в каждый дом,
Он толкает,
Он торопит:
«Просыпайся!
Встань!
Идем!»
По Европе призрак бродит,
По заброшенным путям,
Он приходит,
Он уходит,
Он бредет по деревням.
Ветер бьется под кудлатой,
Под астральной бородой,
Пахнет ландышем и мятой,
Дышит классовой борьбой.
По Европе бродит призрак,
Что-то в бороду ворчит,
Он к романтикам капризным,
Как хозяйственник, стучит.
Мир шатается под взглядом
Воспаленных, гнойных глаз…
Он хозяйственным бригадам
Дал рифмованный приказ.
Он порою неурочной
Заглянул ко мне домой,
И спешит Дальневосточной
Отнести подарок мой.
Он идет сквозь лес дремучий
И бормочет все одно:
«Мчатся тучи, вьются тучи,
Петушок пропел давно!»
Соучастник, соглядатай —
Ночь безумеет сама,
Он при Энгельсе когда-то,
Он давно сошел с ума.
Он давно в дорогу вышел,
И звучит, как торжество,
И звучит, как разум высший,
Сумасшествие его.
1929
[...]
Когда исполнится двадцать шесть,
Стараясь спокойным быть,
Ты смотришь назад, ты годы свои
Называешь по именам.
Еще не настал
Обеденный час,
До ужина так далеко!
Каким это образом, черт возьми,
Получается двадцать шесть?.
Потом, как порядочный человек,
Ты в руку берешь портфель —
Серьезен, как бог,
Ты идешь исполнять
Обязанности свои.
И, схвачен работой,
Ты узнаёшь,
Как много людей и дел,
И молнией вдаль
Уносит обед,
И ужин давно остыл.
И ты возвращаешься домой
В египетской темноте.
Звезды баюкают не спеша
Ночных извозчиков сон.
Торговцы,
Не спящие никогда,
На рынок уже спешат…
И ты удивляешься, как дитя,
Молодости своей.
Ты у витрины
На миг встаешь
И смотришь в зеркальный мир:
Ты молод!
Ты снова годы свои
Называешь по именам.
И ты называешь все двадцать шесть!
И каждый из них — комиссар,
И каждого
Убивают в упор,
И жизнь моя как Баку!
И кровь моя
Высоко-высоко
Из скважины сердца бьет,
И кровь мою
Везут поезда
Цистернами по стране.
Как «скорая помощь»,
Стране моей
Автомобильный бег.
Я молод, друзья!
Это кровь моя
В движенье приводит их.
Она увеличивает быстроту
Тяжелых бронепоездов,
Чтоб после
Тяжелым осадком лечь
На дно деревенских ламп.
Я молод, друзья!
Это кровь моя
Шумит по моей стране,
Она над моей,
Над твоей головой
Проносит аэроплан…
И я на скамье
Погружаюсь в сон,
В небесно-радостный сон,
Вокруг меня
Стоят сторожа,
Как ангелы у дверей.
Мимо меня,
Не видя меня,
Первый бежит трамвай:
Увы, к сожаленью,
Друзья мои,
Нефть ему не нужна.
И я направляю
Свой путь домой —
Часок-другой доспать,
И жизнь с поздравленьем
Приходит ко мне
На следующий день.
Я рад ее видеть
Везде и всегда,
Я дьявольски молод! Но
Мне все же
В следующем году
Исполнится двадцать семь.
1929
[...]
Я нынешней ночью
Не спал до рассвета,
Я слышал — проснулись
Военные ветры.
Я слышал — с рассветом
Девятая рота
Стучала, стучала,
Стучала в ворота.
За тонкой стеною
Соседи храпели,
Они не слыхали,
Как ветры скрипели.
Рассвет подымался,
Тяжелый и серый,
Стояли усталые
Милиционеры,
Пятнистые кошки
По каменным зданьям
К хвостатым любовникам
Шли на свиданье.
На улице тихой,
Большой и безлюдной,
Вздымался рассвет
Государственных будней.
И, радуясь мирной
Такой обстановке,
На теплых постелях
Проснулись торговки.
Но крепче и крепче
Упрямая рота
Стучала, стучала,
Стучала в ворота.
Я рад, что, как рота,
Не спал в эту ночь,
Я рад, что хоть песней
Могу ей помочь.
Крепчает обида, молчит,
И внезапно
Походные трубы
Затрубят на Запад.
Крепчает обида.
Товарищ, пора бы,
Чтоб песня взлетела
От штаба до штаба!
Советские пули
Дождутся полета…
Товарищ начальник,
Откройте ворота!
Туда, где бригада
Поставит пикеты,-
Пустите поэта!
И песню поэта!
Знакомые тучи!
Как вы живете?
Кому вы намерены
Нынче грозить?
Сегодня на мой
Пиджачок из шевьота
Упали две капли
Военной грозы.
1927
[...]
Мы — солидные люди,
Комсомольцы двадцатого года.
Моль уже проедает
Походные наши шинели…
Мы с детства знакомы
С украинской нашей природой,
Мы знаем,
Как выглядит тополь
После дождя и шрапнели.
На минуту представьте себе
Вечера близ Диканьки,
И закаты по Гоголю,
И махновца на пьяной тачанке,
Паровозного кладбища
Оледенелые трубы,
И раскрытое настежь
Окно комсомольского клуба…
Бригадиры побед,
Мы по праву довольны судьбою,
На других поколеньях
Свои проверяя года.
Не сбавляя паров,
Грохоча биографией боя,
Мы идем в нашу старость,
Как входят в туннель поезда…
Давайте вспомним
Все, что нам знакомо.
Давайте снова
Проверять посты
Руководимые
Секретарем губкома,
Украинцем
Огромным и простым.
Он вел романтику
Как лошадь,
За собой –
Накормленной,
Оседланной,
Послушной.
Она, пришпоренная,
Мчалась в каждый бой,
Потом покорно
Шла к себе в конюшню.
Казармами,
Вокзалами,
Степями
Молодежь
Расставила пикеты,
Благословляема
Четырьмя ветрами
И пятью
Частями света.
Так накоплялся
Боевой багаж
Побед,
И поражений,
И подполья,
Так начинался
Комсомольский стаж
Товарищей —
Участников Триполья.
Не забудем их,
Лицо в лицо
Видевших и жизнь,
И смерть,
И славу.
Не забудем
Наших мертвецов, —
Мы на это
Не имеем права!
Пусть они
Напомнят нам о сроках,
Юность вызывающих на бой,
Пусть они
Пройдут сквозь эти строки,
Жалуясь на раны
И на боль.
Вот они
Являются ко мне
В тесных коридорах общежитий.
Я их поведу
По всей стране,
Чтобы показать им.
— Вот! Смотрите!
Сколько молодости
У страны!
Сколько свежих
Комсомольских сил!
Этот паренек
Из Чухломы
Нас уже давно опередил.
Эта девушка
Из Ленинграда
Первой в цехе
Снижает брак.
Посмотри
На ее бригаду!
Поздоровайся с ней,
Шпиндяк!
Это молодость наша встала!
Это брызжет
В десятках глаз
Весь огонь
Твоего запала,
Перемноженный
Сотни раз!..
Дышит время
Воздухом веселым,
И пути широкие легли,
И горит вовсю
Над Комсомолом
Солнце,
Под которым мы росли.
[...]
Пробивается в тучах
Зимы седина,
Опрокинутся скоро
На землю снега,—
Хорошо нам сидеть
За бутылкой вина
И закусывать
Мирным куском пирога.
Пей, товарищ Орлов,
Председатель Чека.
Пусть нахмурилось небо,
Тревогу тая,—
Эти звезды разбиты
Ударом штыка,
Эта ночь беспощадна,
Как подпись твоя.
Пей, товарищ Орлов!
Пей за новый поход!
Скоро выпрыгнут кони
Отчаянных дней.
Приговор прозвучал,
Мандолина поет,
И труба, как палач,
Наклонилась над ней.
Льется полночь в окно,
Льется песня с вином,
И, десятую рюмку
Беря на прицел,
О веселой теплушке,
О пути боевом
Заместитель заведующего
Запел.
Он чуть-чуть захмелел —
Командир в пиджаке:
Потолком, подоконником
Тучи плывут,
Не чернила, а кровь
Запеклась на штыке,
Пулемет застучал —
Боевой «ундервуд»…
Не уздечка звенит
По бокам мундштука,
Не осколки снарядов
По стеклам стучат,—
Это пьют,
Ударяя бокал о бокал,
За здоровье комдива
Комбриг и комбат…
Вдохновенные годы
Знамена несли,
Десять красных пожаров
Горят позади,
Десять лет — десять бомб
Разорвались вдали,
Десять грузных осколков
Застряли в груди…
Расскажи мне, пожалуйста,
Мой дорогой,
Мой застенчивый друг,
Расскажи мне о том,
Как пылала Полтава,
Как трясся Джанкой,
Как Саратов крестился
Последним крестом.
Ты прошел сквозь огонь —
Полководец огня,
Дождь тушил
Воспаленные щеки твои…
Расскажи мне, как падали
Тучи, звеня
О штыки,
О колеса,
О шпоры твои…
Если снова
Тифозные ночи придут,
Ты помчишься,
Жестокие шпоры вонзив,—
Ты, кто руки свои
Положил на Бахмут,
Эти темные шахты благословив…
Ну, а ты мне расскажешь,
Товарищ комбриг,
Как гремела «Аврора»
По царским дверям
И ночной Петроград,
Как пылающий бриг,
Проносился с Колумбом
По русским степям;
Как мосты и заставы
Окутывал дым
Полыхающих
Красногвардейских костров,
Как без хлеба сидел,
Как страдал без воды
Разоруженный
Полк юнкеров…
Приговор прозвучал,
Мандолина поет,
И труба, как палач,
Наклонилась над ней…
Выпьем, что ли, друзья,
За семнадцатый год,
За оружие наше,
За наших коней!..
1927
[...]
На большом перекрестке трамвайной сверкающей
линии,
Где кондуктор, спеша, проверяет билеты,
Ванька Синий
В первый раз увидал Лизавету,
Ванька Синий, больной, изнуренный венерик.
Всеми крохами чувств своих грязных безумно
влюбился…
Лизавета ушла в чьи-то жадно раскрытые двери.
С Лизаветою Ванька простился.
Там, где линии рельс загибаются вправо куда-то,
Ванька Синий попался, забравшись в чужие карманы.
Будет Ванька теперь щеголять в арестантском халате,
Будет плакаться пьяный…
Выйдет ночью с парнями гулять Лизавета,
Милым полную грудь подставляя,
Там, где юркий кондуктор, спеша, проверяет билеты,
Где уходят направо
трамваи…
1921