Смотрю я с горы, к тому же с четвёртого этажа. Пустыня, как в море, вливается в окоём, Шатры бедуинов, что паруса на нём, Небо слоится, пеной морской дрожа. Когда-то сюда мы приезжали вдвоём.
Солнце садилось — резко очерченный белый круг Нам предвещал жёлтой луны восход — Солнце с луною не ведает здесь разлук. Но нет тебя больше со мною, и вот Душа моя делает тысячемильный крюк
В снег подмосковный, где ты на вечные веки увяз, Посох отбросив, чтобы служил он мне Компасной стрелкой. Исполнила я указ: Скоро как месяц в библейской гощу стороне, Не отводя от песков запоминающих глаз.
Гроздьями с пальмы свисают финиковые огни, Чешет об иглы алоэ свой бок эвкалипт. Глас, вопиющий в пустыне в текущие дни, Очень похож на скрипучий московский лифт, Где целовались, когда подымались одни.
Трудно мне дался на гору подъём, тем паче четвёртый этаж. В небо пустыня идёт, и верблюжий горб Не отличим от облака. В этот пейзаж Будто машина в гараж въезжает сосновый гроб. Смерть твоя — это явь. Жизнь моя — это мираж.
8 ноября 2003