Кружевной и вечный, как утес, далеко остался город Томск. Прилетела. Тихо огляделась. Словно на посту сторожевом, высоки деревья в Стрежевом. Я для них — никто. И в этом прелесть.
Прелесть в том, что в цепкой суете нас терзают те, кому мы — те, кто зовется самым в жизни близким. Я полетом душу тряхану, от любви проклятой отдохну! Я простором обопьюсь сибирским.
Ты прими меня, чужая жизнь, за мою ладошку подержись, лоб горячий, холодя, потрогай. Я, в своей запутавшись судьбе, хоть на миг да прислонюсь к тебе. Даже это будет мне подмогой.
Потому что, мимо проскользя, зла друг другу причинять нельзя. Отдышусь — и что-то вновь забрезжит. И, быть может, грешную, меня, нежной, снежной свежестью звеня, Стрежевое вынесет на стрежень!