У смерти тоже есть свои порядки. Ну что ж, умру когда-нибудь и я. Меня положат в зале «Волгоградки» — тогда уж воля будет не моя.
И кто-нибудь, всегда на всё готовый, создаст двухцветный траурный уют и с чувством скажет горестное слово по принципу — «лежачего не бьют».
И все узнают, как жила я мало, как я ещё бы — жить да жить могла, какие я «шедевры» написала, какая я «хорошая» была!..
Ах, щедрый автор смертных приговоров, он так доволен — речи вопреки, — что я ушла в дорогу, о которой не пишут путевые дневники.
Что от плохих стихов не затоскую, что на собраньях слова не прошу и никого-то я не критикую, убийственных рецензий не пишу!
Не верьте тем, кто скажет надо мною высокие надгробные слова! Какой была — а я была иною, — сама скажу, покуда я жива.
А я — как все: и плакала, и пела, стыдилась плакать и любила петь. А я гораздо больше не успела, чем было мне доверено успеть.
Я жизнь люблю. Я, и прощаясь с нею, ищу дорог и радуюсь весне! А жить стараюсь проще и честнее, чем после смерти скажут обо мне.