Война мне виделась Горгоной со змеями казахских кос. Над нею возвышались горы, под нею унижался город и костылями нервно трёс.
Весь город торговал. Иголка и та была тогда товар. И барахлилась барахолка… Но соблазнял меня без толку богатый яствами базар.
Муку отмеривали банкой, желтел в бутылке масла литр, и драгоценную буханку держал под мышкой инвалид. Клеенки с лебедями, шали, бесстыдство пышных праздных роз… Мальчишки между ног шныряли с десятком штучных папирос. Урюк сушеный, ломти дыни… Алели яблоки апорт, а груши так душисты были — слюна переполняла рот. Война Медузою Горгоной к себе приковывала взгляд. А город — южный был, зеленый, дугой предгорий окруженный, где плакал яблоневый сад.
За лепесточком лепесточек слезой ложился на судьбу. И проступал у черных ночек сифилитический веночек венцом кровавых роз на лбу.
А по холмам цвели тюльпаны, наполнен ими город был. Открыты были рестораны. Войною и весною пьяный, пугая девушек наганом, парнишка-лейтенант шалил.
А я, как палочка, худая, в те годы вечно голодна, не крала яблоки из рая, не торговала — вот дурная!..
…Что было бы со мной, не знаю, когда б не кончилась война.
1956