Вся мощь огня, бесчувственного к стонам, весь белый свет, одетый серой тенью, тоска по небу, миру и мгновенью и новый вал ударом многотонным.
Кровавый плач срывающимся тоном, рука на струнах белого каленья и одержимость, но без ослепленья, и сердце в дар — на гнезда скорпионам.
Таков венец любви в жилище смуты, где снишься наяву бессонной ранью и сочтены последние минуты,
и несмотря на все мои старанья ты вновь меня ведешь в поля цикуты крутой дорогой горького познанья.
Трудно, ах, как это трудно —
любить тебя и не плакать!
Мне боль причиняет воздух,
сердце
и даже шляпа.
...
Не сказал бы.
Не сказал бы ни слова.
Но в глазах твоих встретил
два деревца шалых.
...
Сидят на лужайке кузнечики чинно.
— Что скажешь ты, Марк Аврелий,
об этих философах с тихой равнины?
Мысли твои не созрели!
Река по равнине узоры чертит.
...
Море смеется
у края лагуны.
Пенные зубы,
лазурные губы…
— Девушка с бронзовой грудью,
...
