Золотистого меда струя из бутылки текла Так тягуче и долго, что молвить хозяйка успела: — Здесь, в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла, Мы совсем не скучаем,-- и через плечо поглядела.
Всюду Бахуса службы, как будто на свете одни Сторожа и собаки,-- идешь, никого не заметишь. Как тяжелые бочки, спокойные катятся дни. Далеко в шалаше голоса — не поймешь, не ответишь.
После чаю мы вышли в огромный коричневый сад, Как ресницы на окнах опущены темные шторы. Мимо белых колонн мы пошли посмотреть виноград, Где воздушным стеклом обливаются сонные горы.
Я сказал: виноград, как старинная битва, живет, Где курчавые всадники бьются в кудрявом порядке; В каменистой Тавриде наука Эллады — и вот Золотых десятин благородные, ржавые грядки.
Ну, а в комнате белой, как прялка, стоит тишина, Пахнет уксусом, краской и свежим вином из подвала. Помнишь, в греческом доме: любимая всеми жена,-- Не Елена — другая,-- как долго она вышивала?
Золотое руно, где же ты, золотое руно? Всю дорогу шумели морские тяжелые волны, И, покинув корабль, натрудивший в морях полотно, Одиссей возвратился, пространством и временем полный.
11 августа 1917, Алушта