Стихи Самуила Маршака

Стихи он пишет во хмелю,
Но, обуздав страстей стихию,
Он начинает: «Я люблю...»
И добавляет: «Индустрию».

Всё то, чего коснется человек,
Приобретает нечто человечье.
Вот этот дом, нам прослуживший век,
Почти умеет пользоваться речью.

Мосты и переулки говорят,
Беседуют между собой балконы,
И, у платформы выстроившись в ряд,
Так много сердцу говорят вагоны.

Давно стихами говорит Нева.
Страницей Гоголя ложится Невский.
Весь Летний сад — Онегина глава.
О Блоке вспоминают Острова,
А по Разъезжей бродит Достоевский.

Сегодня старый маленький вокзал,
Откуда путь идет к финляндским скалам,
Мне в сотый раз подробно рассказал
О том, кто речь держал перед вокзалом.

А там еще живет петровский век
В углу между Фонтанкой и Невою…
Всё то, чего коснется человек,
Озарено его душой живою.

Одной ладонью в ладоши не ударишь.
Узбекская поговорка

В ладоши
Ладонью одной
Не ударишь.
Дорог в дороге
Друг и товарищ.

Две неразлучных струны
У дутара.
В дружбе живет
Их счастливая пара.

Строчка
В стихах
Не живет
Одиночкой.
Дружно рифмуются
Строчка со строчкой.

С другом вдвоем
Не устанешь от ноши,
В лад ударяют
Под песню
В ладоши.

В лад
Ударяет
Ладонь о ладонь.
Сталь и кремень
Высекают огонь.

Нужна ли рифма, например?
Ведь нет же рифмы у Гомера.
А для чего стихам размер?
Пожалуй, можно без размера.

Стихам не нужно запятых.
Им ни к чему тире и точки.
Не упразднить ли самый стих?
Но как считать мы будем строчки?

Тебе пишу я этот дифирамб,
Мой конь крылатый — пятистопный ямб.
Стих Дантовых терцин и драм Шекспира,
Не легковесен ты и не тяжел,

Недаром ты века победно шел
Из края в край, звуча в сонетах мира.
Передаешь ты радость, гнев и грусть,
Тебя легко запомнить наизусть,

Ты поэтичен в самой трезвой дозе,
И приближаешься порою к прозе.
Невыносим тебе казенный штамп,
Размер свободный — пятистопный ямб.

Чуждаешься ты речи сумасбродной,
Не терпишь ты и классики холодной.
Несут поэта, о волшебный стих,
И в ад и в рай пять легких стоп твоих.

Берёзка тонкая, подросток меж берёз,
В апрельский день любуется собою,
Глядясь в размытый след больших колёс,
Где отразилось небо голубое.

— О чем твои стихи? — Не знаю, брат.
Ты их прочти, коли придет охота.
Стихи живые сами говорят,
И не о чём-то говорят, а что-то.

Березка тонкая, подросток меж берез,
В апрельский день любуется собою,
Глядясь в размытый след больших колес,
Где отразилось небо голубое.

— О чем твои стихи? — Не знаю, брат.
Ты их прочти, коли придет охота.
Стихи живые сами говорят,
И не о чем-то говорят, а что-то.

Взволнован парламент в Канаде, —
Одна из комиссий в докладе
Среди прозаических строк
Такой допустила стишок:

«У древних варварских племен
В глубокой тьме веков
Существовал простой закон
Страховки стариков:

Когда родитель был без сил
И становился стар,
Ему потомок наносил
По голове удар.

Но в просвещенный, тонкий век,
В котором мы живем,
Считает грубым человек
Такой простой прием.

Когда, трудами изнурен,
Старик здоровьем плох,
Его с работы гонят вон,
Чтоб с голоду подох!..»

Взволнован парламент в Канаде:
Такого обычая нет,
Чтоб в скучном служебном докладе
Звучал стихотворный куплет!

С трибуны несутся угрозы:
«Страна на опасном пути,
Коль наше правительство с прозы
Могло на стихи перейти!»

В трескучих речах депутаты
Нещадно громят кабинет:
Зачем разрешил он затраты
На этот колючий памфлет?.

А лучше сказали о том бы,
Зачем трудовые гроши
Правительство тратит на бомбы,
Дельцам принося барыши!

Ведёрко, полное росы,
Я из лесу принёс,
Где ветви в ранние часы
Роняли капли слёз.

Ведёрко слёз лесных набрать
Не пожалел я сил.
Так и стихов моих тетрадь
По строчке я копил.

Пускай стихи, прочитанные просто,
Вам скажут всё, о чем сказать должны.
А каблуки высокие нужны
Поэтам очень маленького роста.

(Азбука в стихах и картинках)

Аист с нами прожил лето,
А зимой гостил он где-то.

Бегемот разинул рот:
Булки просит бегемот.

Воробей просил ворону
Вызвать волка к телефону.

Гриб растет среди дорожки, —
Голова на тонкой ножке.

Дятел жил в дупле пустом,
Дуб долбил, как долотом.

Ель на ежика похожа:
Еж в иголках, елка — тоже.

Жук упал и встать не может.
Ждет он, кто ему поможет.

Звезды видели мы днем
За рекою, над Кремлем…

Иней лег на ветви ели,
Иглы за ночь побелели.

Кот ловил мышей и крыс.
Кролик лист капустный грыз.

Лодки по морю плывут,
Люди веслами гребут.

Мед в лесу медведь нашел, —
Мало меду, много пчел.

Носорог бодает рогом.
Не шутите с носорогом!

Ослик был сегодня зол:
Он узнал, что он осел.

Панцирь носит черепаха,
Прячет голову от страха.

Роет землю серый крот —
Разоряет огород.

Спит спокойно старый слон —
Стоя спать умеет он.

Таракан живет за печкой, —
То-то теплое местечко!

Ученик учил уроки —
У него в чернилах щеки.

Флот плывет к родной земле.
Флаг на каждом корабле.

Ходит по лесу хорек,
Хищный маленький зверек.

Цапля, важная, носатая,
Целый день стоит, как статуя.

Часовщик, прищурив глаз,
Чинит часики для нас.

Школьник, школьник, ты силач:
Шар земной несешь, как мяч!

Щеткой чищу я щенка,
Щекочу ему бока.

Эта кнопка и шнурок —
Электрический звонок.

Юнга — будущий матрос —
Южных рыбок нам привез.

Ягод нет кислее клюквы.
Я на память знаю буквы.

Надпись на книге «Кошкин дом»

Пишу не в альбоме —
На «Кошкином доме», —
И этим я очень стеснен.
Попробуй-ка, лирик,
Писать панегирик
Под гулкий пожарный трезвон!

Трудней нет задачи
(Экспромтом тем паче!)
В стихах написать комплимент
Под этот кошачий,
Козлиный, свинячий,
Куриный аккомпанемент.

Не мог бы ни Шелли,
Ни Китс, ни Шенгели,
Ни Гете, ни Гейне, ни Фет,
Ни даже Фирдуси
Придумать для Туси
На «Кошкином доме» сонет.

Как и сама ты предсказала,
Лучом, дошедшим до земли,
Когда звезды уже не стало,
Твои стихи до нас дошли.

Тебя мы слышим в каждой фразе,
Где спор ведут между собой
Цветной узор славянской вязи
С цыганской страстной ворожбой.

Но так отчетливо видна,
Едва одета легкой тканью,
Душа, открытая страданью,
Страстям открытая до дна.

Пусть безогляден был твой путь
Бездомной птицы-одиночки, —
Себя ты до последней строчки
Успела родине вернуть.

Питает жизнь ключом своим искусство.
Другой твой ключ — поэзия сама.
Заглох один — в стихах не стало чувства.
Забыт другой — струна твоя нема.

Не знает вечность ни родства, ни племени,
Чужда ей боль рождений и смертей.
А у меньшой сестры ее — у времени —
Бесчисленное множество детей.

Столетья разрешаются от бремени.
Плоды приносят год, и день, и час.
Пока в руках у нас частица времени,
Пускай оно работает для нас!

Пусть мерит нам стихи стопою четкою,
Работу, пляску, плаванье, полет
И — долгое оно или короткое —
Пусть вместе с нами что-то создает.

Бегущая минута незаметная
Рождает миру подвиг или стих.
Глядишь — и вечность, старая, бездетная,
Усыновит племянников своих.

Сочинил писатель детскую книжку,
Учинил ей редактор стрижку…
Засучив рукава,
Вычеркнув грубые слова:
Заменил Федьку Феденькой,
Дедку — деденькой,
Бабку — бабенькой.
Стала книжка сладенькой и слабенькой.
Нарисовал в ней художник картинки и виньетки:
Бабку вместо дедки,
Жучку вместо внучки,
Тучку вместо Жучки.

Взяли в печать эту сказку.
Наложили краску на краску,
Получились на обложке
Четыре глаза у кошки,
У старика три уха,
Без головы старуха.

Пришел черед,
Взяли книжку в переплет.
Переплели сказку со стихами Есенина,
С главой из романа «Анна Каренина»,
С листами из алгебры Киселева.
Вот книжка и готова!

Остается списать ее в брак.

Снег теперь уже не тот –
Потемнел он в поле,
На озёрах треснул лёд,
Будто раскололи.

Облака бегут быстрей,
Небо стало выше,
Зачирикал воробей
Веселей на крыше.

Всё чернее с каждым днём
Стёжки и дорожки,
И на вербах серебром
Светятся серёжки.

Разбегайтеся, ручьи!
Растекайтесь, лужи!
Вылезайте, муравьи,
После зимней стужи!

Пробирается медведь
Сквозь лесной валежник,
Стали птицы песни петь,
И расцвёл подснежник.

Он жил на даче,
Но, одначе,
Разил он дачников стихом.

Он дулся в карты вечерами,
Хотя в сатире или в драме
Такую страсть считал грехом!

Жестокий враг низкопоклонства,
Кадил он власть имущим всем.
И, обличая многоженство,
Завел свой маленький гарем.

Ну что ж, вести таким манером
Борьбу с пороками легко:
По крайней мере, за примером
Ему ходить недалеко!

Свои стихи, как зелье,
В котле я не варил
И не впадал в похмелье
От собственных чернил.

Но четко и толково
Раскладывал слова,
Как для костра большого
Пригодные дрова.

И вскоре — мне в подарок,
Хоть я и ожидал,—
Стремителен и ярок,
Костер мой запылал.

Качаясь, дремлет поплавок
На легкой зыби водной.
Снимаю потпый котелок,
Сажусь за стол свободный.
Пускай я в городе забыт,
Когда весь мир на даче,
Пускай мне пятки сжег гранит
Неистово-горячий,

Но здесь приволье и покой
И веянье природы.
Вот пароходик удалой
Гудит, вздымая воды.

Трепещут ветхие мостки
От яростного гула.
Качаясь, пляшут челноки.
А вот и нас качнуло!

Он взрослых изводил вопросом «Почему?»
Его прозвали «маленький философ».
Но только он подрос, как начали ему
Преподносить ответы без вопросов.

И с этих пор он больше никому
Не досаждал вопросом «Почему?».

Шурша узорчатою шиной
На каждом толстом колесе,
Неслась машина за машиной
Через поселок по шоссе.

А на веревке, с перепугу
Тараща белые глаза,
Как ножка циркуля, по кругу
Сердито бегала коза.

Она сердилась, что колонны
Машин, бегущих из Москвы,
Тревожат мир ее зеленый
Ольховых веток и травы.

Поэт, не будь козе подобен.
Ты не коза, а человек.
Так не сердись, что неудобен
Индустриальный этот век.

Летя дорогой задымленной,
Вдали мы видим пред собой
Большой и чистый мир зеленый,
А над зеленым — голубой.

Мы по снегам
Навстречу вьюгам
Тепло одетые
Идем.

Родной мороз
Нам будет другом,
А злому недругу —
Врагом!

Мышь забралась к нам в кладовку,
Сыру сбросила головку,
Отщипнула крошку,
Увидала кошку —
И бежать!

Уснули телята, уснули цыплята,
Не слышно веселых скворчат из гнезда.
Один только мальчик — по имени Ванька,
По прозвищу Встанька — не спит никогда.

У Ваньки, у Встаньки — несчастные няньки:
Начнут они Ваньку укладывать спать,
А Ванька не хочет — приляжет и вскочит,
Уляжется снова и встанет опять.

Укроют его одеялом на вате —
Во сне одеяло отбросит он прочь,
И снова, как прежде, стоит на кровати,
Стоит на кровати ребенок всю ночь.

Лечил его доктор из детской больницы.
Больному сказал он такие слова:
— Тебе, дорогой, потому не лежится,
Что слишком легка у тебя голова!

Полосатые лошадки,
Африканские лошадки,
Хорошо играть вам в прятки
На лугу среди травы!

Разлинованы лошадки,
Словно школьные тетрадки,
Разрисованы лошадки
От копыт до головы.

Покуда не был я женат,
Я был так одинок
И прятал сыр и ветчину
На полке в уголок.

Но так как мыши грызли сыр
И ели ветчину,
Поехать в Лондон я решил
И взять себе жену.

Широких улиц там не счесть,
А в переулках тесно.
Не мог проехать я с женой
В карете многоместной.

Жену я в тачку погрузил
И сам ее повез,
Но скоро тачка и жена
Свалились под откос.

Эту короткую песню мою
Я посылаю в печать.
Тем я в подарок ее отдаю,
Кто научился читать.

Новый читатель является к нам.
Это хорошая весть!
Очень приятно, что может он сам
Каждую строчку прочесть.

Школе спасибо! Спасибо тому,
Кто напечатал букварь.
Будто принес он в глубокую тьму
Яркий волшебный фонарь.

Ни в чем заметной перемены:
День изо дня, из года в год
Передо мной слепые стены
И надо мной безмолвный свод.

Но в неподвижной, тесной раме
Всегда закрытого окна
Сверкают звезды вечерами,
Как золотые письмена.
Душе, потерянной во мраке
И онемевшей в тишине,
Отрадны символы и знаки,
К ней приходящие извне.

В оконном синем полукруге,
Припоминая, узнаешь
Многоугольники и дуги —
Вселенной огненный чертеж.

Душа знакомой внемлет речи
И видит трепет вечных сил
И расхождения и встречи
Недосягаемых светил.