Стихи Михаила Дмитриева

Мой предок — муж небезызвестный,
Единоборец Мономах —
Завет сынам оставил честный:
Жить правдой, помня божий страх.

Его потомок в службу немцев
Хоть и бежал от злой Литвы,
Не ужился у иноземцев
И отдался в покров Москвы.

С тех пор мы немцев невзлюбили,
С тех пор взлюбили мы Москву,
Святую Русь и правду чтили,
Стояли царства за главу!

Мой пращур в бунт второй стрелецкий,
Когда Пётр маленький ушёл,
Свой полк с отвагой молодецкой
Под стены Троицы привёл.

Зато землёй и деревнями
Нас Пётр великий подарил,
Но между новыми князьями
Титул наш старый позабыл!

Но дух отважный Мономаха
С княжою шапкой не пропал:
За правду мы стоим без страха,
И каждый предка оправдал.

Мой дед — сызранский городничий,
Прямой Катон в глуши своей —
Был чужд и славы, и отличий,
Но правдой был — гроза судей!

Отец мой — он в руках со шпагой,
Собрав отважнейших в рядах,
Зажжённый мост прошёл с отвагой
Противу шведов на штыках!

Мой дядя — верный страж закона,
Прямой министр, прямой поэт —
Высок и прям стоял у трона,
Шёл смело в царский кабинет!

А я, безвестный стихотворец,
Не князь, а просто дворянин,
В Сенате был единоборец —
За правду шёл на всех один!

23 августа 1849

Светлее солнца луч играет над прудом,
Луг зеленеющий смеется,
Кругами ласточка летает над гнездом,
Воркует горлица и жаворонок вьется!..
Всё… счастье и любовь!
Лишь мне нет счастья и любови!
Я молод, но весна моей не греет крови:
Моя весна не придет вновь!
Не для меня красы природы,
И свежий аромат цветов,
И вдохновение свободы,
И вдохновение стихов!..
Мне боле нравится густая тень лесов.
Кремнистые стези, пещеры дикой своды,
Осенней ночи мрак, стихий нестройный бой, —
Лишь в них я внемлю глас понятный и живой!
Не мне в их мятеже почувствовать смятенье:
Любви, младой любви моей
Я видел с жизнию последнее боренье,
Я видел, как тускнел свет милых мне очей,
И научился видеть тленье!
С тех пор не трепещу следов уничтоженья,
Дивлюсь желаниям людей,
Надежды их не понимаю,
Не радуюсь весне в холодности своей
И не жалея провожаю!..

1823

Мой пращур в бунт второй стрелецкий,
Когда Петр маленький ушел,
Свой полк с отвагой молодецкой
Под стены Троицы привел.
Зато землей и деревнями
Нас Петр великий подарил,
Но между новыми князьями
Титул наш старый позабыл!
Но дух отважный Мономаха
С княжою шапкой не пропал:
За правду мы стоим без страха,
И каждый предка оправдал.
Мой дед — сызранский городничий,
Прямой Катон в глуши своей —
Был чужд и славы, и отличий,
Но правдой был — гроза судей!
Отец мой — он в руках со шпагой,
Собрав отважнейших в рядах,
Зажженный мост прошел с отвагой
Противу шведов на штыках!
Мой дядя — верный страж закона,
Прямой министр, прямой поэт —
Высок и прям стоял у трона,
Шел смело в царский кабинет!
А я, безвестный стихотворец,
Не князь, а просто дворянин,
В Сенате был единоборец —
За правду шел на всех один!

1849

Что за народ! — Без еды и без чванства им нет и гулянья!
В рощу поедут — везут пироги, самовар и варенье!
Ходят — жуют; поприсядут — покушают снова!
Точно природа из всех им даров отпустила лишь брюхо,
Не для них сотворив и поля, и пернатые хоры!

Мало им этих высоких шатров, и лазури, и листьев!
Мало лесов, и полей, тишины и цветов ароматных!
Нужно ещё, чтоб гремел тут затянутых хор музыкантов,
Чтоб разнощиков крик потешал их позыв на еду ненасытный;
Чтобы дым самоваров, сигар заражал и природу!

Мало их крику в рядах, где корысть, день-деньской надседаясь,
Хвалит гнилой их товар, зазывая в их тёмные лавки;

Мало им сырости, тьмы, и морозу, и чаю вприкуску;
Мало трактирной возни, духоты и визгливых органов:
Нет! и природу б ещё на купеческий лад переделать!

О! ты прекрасна, природа, тому, кто умеет с тобою
Тихо беседовать, слушая голос твой, нежная матерь!
Ты приготовила нам и душистую зелень, и хоры
Птичек, свободных певцов, музыкантов, без платы поющих!
Буду их слушать! уйду! — Прохлаждайтесь себе на здоровье!

16 января 1846

Всё земное увлекает
Быстрый времени поток,
Всё плывёт и проплывает —
Лира, скипетр и венок!
И плывут по нём обломки
И богов и алтарей,
И за предками потомки
Проплывут потоком дней.

И плывут, незнанья полны —
И откуда и куда!
За волнами идут волны,
Мимо идут берега!
Взор их тешит измененье,
Зыбь укачивает их,
За явлением явленья,
Радость, горесть — всё на миг!

Лишь мудрец неколебимо
На брегу один сидит,
Видит всё, что мчится мимо,
Помнит, мыслит и молчит!
Знает он один, отколе,
Знает он один, куда!
Чужд он их весёлой воле,
Мудрость тоже им чужда!

Вдруг он слышит лиры звуки!
По волнам плывёт певец!
И простёр к нему он руки,
И взывает, как отец:
«Выдь, мой сын! Оставь их племя!
Пусть их мчатся по волнам!
И пойдём мы, сбросив бремя,
К тихим Вечности брегам!»

1848

Вам ли описывать нашу Москву? — Вы в Москве
чужеземцы!

Где ее видели вы? — На бале, в театре и в парке!
Знаете ль вы, что Москва? — То не город, как прочие
грады;

Разве что семь городов, да с десятками сел и посадов!
В них-то, что город, то норов; а в тех деревнях
свой обычай!

Крепости мрачны везде; их высокие степы и башни
Грозны, как силы оплот, и печальны, как воли темница;
Кремль же седой наш старик — величав, а смотрите,
как весел!

Где его рвы и валы? — Да завалены рвы под садами;
Срыты валы — и на них, как зеленая лента, бульвары!

Вместо кипучей жизни столиц, паровой и машинной,
В нашей Москве благодатной — дышит несколько
жизней:
Пульс наш у каждого свой; не у всех одипако он
бьется!

Всякий по-своему хочет пожить: не указ нам соседи!
Любим мы русский простор; и любим домашнюю волю!

Там, на Кузнецком мосту, блеск и шум, и гремят
экипажи;

А за тихой Москвою-рекой заперты все ворота!
Там, на боярской Тверской, не пробил час привычный
обеда;

А на Пресне, откушав давно, отдохнули порядком,
И кипит самовар, и сбираются на вечер гости!

Много у нас есть чудес и редкостей царских палата;
Веселы балы зимой и роскошны богатых обеды;
Живы у нас, по летам, и по рощам, и в парке гулянья;
Но не узнаешь семьи, не сроднясь, не вошедши в ту
семью:

Так не узнаешь Москвы, не привыкнувши к жизни
московской!

Что же вините вы нас, что лицом мы на вас не похожи?
Есть на московских на всех, говорят, отпечаток
особый!

То ли нам ставить в укор, что у нас есть свой нрав
и обычай?

Вы на монете глядите сперва: сохраняет ли штемпель;
Мы — настоящий ли вес, да посмотрим, какая и проба!

1845

Нет! твой подвиг непохвален!
Он России не привет!
Карамзин тобой ужален,
Ломоносов — не поэт!

Кто ни честен, кто ни славен,
Ни радел стране родной,
И Жуковский, и Державин
Дерзкой тронуты рукой!

Ты всю Русь лишил деяний,
Как младенца, до Петра,
Обнажив бытописаний
Славы, силы и добра!

Всё язвить — что знаменито;
Что высоко — низводить;
Чувством нравственным открыто
Насмехаться и шутить;

Лить на прошлое отраву
И трубить для всех ушей
Лишь сегодняшнюю славу,
Лишь сегодняшних людей;

Подточивши цвет России,
Червем к корню подползать —
Дух ли это анархии
Иль невежества печать?.

Где ответ на дерзость эту?.
И кому судить навет?.
Нет! не мирному поэту!
Суд граждан тебе ответ!

Голос предков замогильный,
Громкий сердцу голос их,
Обвинитель будет сильный
Пред судилищем живых!

О!.. когда народной славе
И избранников его
Насмеяться каждый в праве —
Окрылит ли честь кого?.

Горький плод — сограждан мненье
Расшатать или потрясть!
Дел и славы уваженье —
Это сила, это власть!

Это первая опора
Дел высоких, силы душ:
Предок ждёт потомков взора;
Славой предков — силен муж!

Жаль семьи, где нет примера!
Честен род, где предки есть!
Где народная есть вера,
Там народная и честь!

Вот наследие потомков!
Гробы сроют времена:
Не останется обломков;
Остаются имена!

Жалко племя молодое,
Где добра и славы тать
Всё святое, всё родное
Научает попирать!..

Нет! У нас в Москве смиренной
На гробах священный страх!
Имя дедов нам священно,
И не пыль их славный прах!

Нет! У нас в Москве, на Царской,
На народной площади,
Живы Минин и Пожарской,
В вечной вылиты меди!

Нет! Народ наш не ребёнок
Был ещё и до Петра:
Русской меч давно уж звонок,
Наша честь — давно стара!

И не с ныне начинаем
Мы вести поэтов род!
Плод и в корне почитаем,
Но не чтим растленный плод!

Нет! России честь и слава
И до Пушкина была,
И цветёт сея Держава
Не с вчерашнего числа!

1842

Странная мысль мне пришла! — Первобытный язык человека
Не был ли мерный язык, обретённый поэтами снова?
Как он естествен и жив! Он не то, что ленивая проза!
Все в нём слова — как лады; речь — как полная звуков октава!
В прозе — оратая труд, а в поэзии — сила атлета!

Страшно становится мне, как подумаю: сколько несчастных,
Тонкого слуха и ясных очей лишены, неспособны
Веянья жизни принять, животворных сил духа изведать!
Грубая речь для потребностей дня лишь — их слух отверзает;
Грубый житейский лишь быт — устремляет их жадные очи!

Низко упал тот народ, где поэтам высоким не внемлют!
Ниже ещё, где они не являются более миру!
Там, где в народе немом замолчало высокое слово,
Там невозможны — высокий полёт, ни великая жертва!
В зареве нашей Москвы — пел во стане певец вдохновенный!

30 ноября 1845

Скороспелому прогрессу
Я не верую, друзья!
Не даю большого весу
И газетным крикам я!
То поветрие и мода!
Моды нет для стариков!
Да и грамотность народа
Разведёт одних плутов.

Я не верю в нашу гласность:
Не по нас пока она!
Ею только безопасность
Всех имён подорвана!
Гласность только там полезна,
Где чужая честь свята,
Там, где правда всем любезна;
А у нас она мечта!

Долг святой любить, как братий,
Человеков во Христе
Мы без клятв и без объятий
Исполняли в годы те,
Как ещё на нас туманность
Не навёл горячки бред!
Завелась у нас гуманность,
Да любви ко братьям нет!

Где народ, сознаньем зрелый,
К просвещению готов,
Там прогресс не скороспелый,
А наследие веков!
Там он прочен, там от деда
Переходит к внуку он:
Он над опытом победа,
Не журнальный крик и звон!

1 февраля 1863

Ширококрылый и могучий
Орёл в поднебесье летел,
Летел — под ним сбирались тучи,
Сердилось море, вал гремел!

Он око вверх — там солнце рдеет!
Он око вниз — там туч гряда!
Крыло лишь паруса белеет,
Как путь забывшая звезда!

И быстро вдаль он кинул взоры,
И вот, сквозь занавесы мглы,
Как с места сдвинутые горы,
Встают валы, идут валы!

И бьётся чайкой над волнами
Корабль, ныряя между вод,
И ловит ветер парусами,
А ветер злой — вертит и рвёт!

То вскинет вал, то хлябь глотает!
И вот, забитый волн бичом,
Припал — и ветра не хватает
Летун разодранным крылом!

Вдруг морю туча прогремела:
«Вставай! Бушуй! Иди на брань!»
И бездна туче проревела:
«Встаю! Иду! Сильнее грянь!»

И всё слилось! И море встало!
И грозно встречные пошли!
И море неба тяжко пало
На море, вставшее с земли!

А он, царь воздуха могучий,
Взлетал, не видимый земле,
И там, где плыть не смеют тучи,
Он плыл, простря свои крыле!

И думал он: «Как жалки люди!
Взлететь бы только до небес!»
Прорезал воздух силой груди,
Взмахнул крылами и исчез!

1844

1

Жаль мне вас, младые девы,
Что родились вы в наш век,
Как молчат любви напевы
И туманен человек!

Ваши матери весною
Дней безоблачных своих
Для любви цвели красою
И для песен золотых!

Вы цветете — без привета:
Скука — пляски вашей след,
На любовь вам нет ответа,
На красу вам песен нет!

Как богиням, в ваши годы
Им курили фимиам;
Кто поэт, кто жрец природы
Вас введет с собою в храм?

Ваши прелести земные
Для земных блистают глаз —
Наши души ледяные
Не пылают уж для вас!

2

Жаль мне, юноши, что младость
Ваших дней не весела,
Что раздумье гонит радость
Рано с вашего чела!

Не слыхать нам песни вашей,
Смех не шумен, шутка спит,
И за дружескою чашей
Откровенность не сидит!

Горды вы своею скукой!..
Целя мудрыми прослыть,
Жизни заняты наукой,
Забываете вы жить!

Не касался с наслажденьем
Ваших уст еще порок,
А мутите уж сомненьем
Чистой жизни вы поток!

Жаль мне слышать ваши споры
О науке новых лет:
Где за истину раздоры —
Знак, что истины там нет!

3

Жаль мне, старцы, утружденных
Жизни тягостным путем
Видеть вас полузабвенных
В поколенье молодом!

Вы, как племени былого
Обелиск из дальных стран,
Для живых людей — без слова
Вещей мудрости орган!

Ваши подвиги забыты!
В укоризну нам они!
Новизной лишь знамениты
Ум с заслугой в наши дни!

Молча ваших дней преданья
Вам приходится беречь,
И, свалившись без вниманья,
Дать простор — и в землю лечь!

Грустно, дети, и печально
Видеть быстрый ваш расцвет!
Мир пустеет идеальный,
Тесен, темен жизни след!

Век быстрее прежних мчится!
Он хлопочет, он спешит,
Недосуг добру учиться:
Веры нет, а ум кичит!

Дни работы — и погашен
В храме сердца фимиам!
Добывая злата, брашен,
Человек не входит в храм!

То, земной поденщик нужды,
Движет тяжесть он громад
И, богатства духа чуждый,
Хочет чревом быть богат;

То, гордясь созданья силой,
Мнит творца усвоить честь:
С места сдвинул он, что было, —
Не на месте то, что есть!

Расшатались мудрых мненья?
Бог и польза — на весах:
Нет для духа убежденья
И неверен каждый шаг!

Человечество не здраво!
В ваши зрелые года
Как узнать, что будет право
И что истина тогда!

5

Жаль тебя мне, век усталый,
Ранний старец без седин,
Мыслью буйный, в чувствах вялый,
Об отцах забывший сын!

Ни восторга наслажденья,
Ни молитвенной слезы!
Только алчность насыщенья!
Только ропот в день грозы!

Что ж за дух тебя волнует?
Что за скорбь и теснота?
Что за ветр в умах бушует?
Что в душе за темнота?

Чем ты, гордый, недоволен,
О делах своих крича?.
Ты души недугом болен
И не ищешь душ врача!

Бог в творенья не прославлен,
Тварь сама себе закон,
Человек себе оставлен —
Оттого и смутен он!

6

Мысль одна меня тревожит!
От нее-то стынет кровь.
В беззакониях, быть может,
Не иссякла ль в нас любовь?

Нет любви — не веет радость
Освежающим крылом,
И тогда — уныла младость,
Старость — косна языком!

Нет любви — животворящий
Исчезает в людях дух,
И сомненья дух блудящий
Ходит в людях, нем и глух!

И среди сердец пустыни,
Где любви распалась связь,
Дух стяжанья, дух гордыни
Заработает, кичась!

Разрабатывает пышно
Счастье мир, как фабрикант,
Но уж песен дев не слышно,
Мудрый — кроет свой талант!

Оттого-то жаль мне, девы,
Что родились вы в наш век,
Что молчат любви напевы
И туманен человек!

1841
Москва

Напрасно я мечтал о почестях и славе
И хладный труд ума предпочитал забаве;
Напрасно в тишине, предавшись легким снам,
Неверно пробегал рукою по струнам,
Или, бежав от вас, мои поля родные,
Пылал желанием узнать страны чужие, —
Всё тщетно! Ты, любовь, звала меня к себе!
И с тайной радостью покорствуя судьбе,
Отринув навсегда тщеславия порывы,
На розы я сменял и лавры и оливы!
Я знал: жизнь наша сон! Да будет же она
Фантазий, тишины, забвения полна.
Душа, спокойное вкусив отдохновенье,
Приятней, думал я, найдет и пробужденье!
Я верил счастию! И кто вотще внимал
Тому, что тайный глас природы предрекал?
От самых нежных лет и тихий свет востока,
И воды звонкие дубравного потока,
И шепот в вышине трепещущих ветвей,
И бледный свет луны из облачных зыбей —
Во мне задумчивость роскошную питали
И негу и любовь в грудь отрока вливали!
О юности друзья! Я слышал ваш укор,
Когда рассеянный, задумчивый мой взор
Недвижим был среди забав и ликованья!
Не знаю сам, куда влекли меня мечтанья,
Но звона ваших чаш вокруг не слышал я,
Но песнь веселости была не для меня!
Повсюду предо мной был идеал прелестный,
Знакомый лишь душе и сердцу лишь известный.
Об нем я в тишине безмолвно тосковал,
Когда луч утренний долины озлащал,
О нем в час вечера, о нем в ночи глубокой
Нередко, сна лишен, мечтал я одинокой!
В нем юный музы друг любил воображать
Улыбку кротости — небесного печать,
Спокойствие лица — души изображенье,
Любви чувствительность и дружбы сннсхожденье,
Беспечность детскую с веселостью живой,
Взор целомудрия, столь ясный и простой,
Блаженства ангелов душе моей свидетель,
Пред коим и порок признал бы добродетель!
Сбылось! И счастлив тот, кто сердца в простоте
Вверял желания всевидящей мечте.
Спокоен, как дитя, на лоне у свободы!
Всё изменяет нам, но не дары природы!
Видал ли кто весну без Флориных даров,
Без тени летний зной и осень без плодов?
Так сердцу чистому вселенныя с начала
Любовь весною лет еще не изменяла!
И кто виновен в том, когда ряд лучших дней
Провел над златом ты или в алчбе честен,
От коих горький плод раскаянье готовит?.
Цвет счастья… дар тому, кто счастия не ловит

1822

Когда талант с фортуной в споре, —
Тот скуп, та хочет наградить, —
Одна лишь слава в сём раздоре
Права их может согласить!
Она совсем без вероломства
Вот как решает дело тут:
Доходит имя до потомства,
А сочиненья — не дойдут.

1832

Как пернатые рассвета
Ждут, чтоб песни начинать,
Так и ты в руках поэта,
Лира — песен благодать!
Ты безмолвствуешь, доколе
Мрак и холод на земле,
Любишь песни ты на воле,
В свете солнца, не во мгле!

«Что вы песен не поете?» —
Вопрошает Вавилон.
«Как нам петь? Вы нас гнетете,
Ваша воля — нам закон!
Где у нас скрижаль Сиона,
Богом писанный глагол?
Песен нет, где нет закона,
Где единый произвол!»

1848
Москва

«Нынче время переходное!» —
Просветители твердят.
Мне уж это слово модное
Надоело, виноват!
В слове мало утешения,
Слово — звук; вопрос не в том!
Пусть их просто, без зазрения,
Скажут вслух: «Куда идём?»

Переходят между розами,
Переходят и пустырь,
Переходят, под угрозами,
И на каторгу в Сибирь!
Долго ль, други, пустозвонные
Будут тешить вас слова?
Скоро ль в вас, неугомонные,
Будет мыслить голова?

Отсталыми, запоздалыми
Величаете вы нас;
Лучше было бы с бывалыми
Посоветоваться раз!
Вот как будем с переходами
Мы без хлеба — что тогда?.
Перед умными народами
Будет стыдно, господа!

2 февраля 1863

Всегда ли правду вы творите,
О судии земных сынов?
Всегда ль виновного вините?
Всегда ли слабому покров?

О нет! Вы сердцем беззаконны,
И злодеянье на весах;
Вы с детства были вероломны
И ложь сплетали на устах!

Как змия яд, ваш яд опасен!
Как аспид, глухи вы! Над ним
Труд заклинателя напрасен:
Закроет слух — и невредим!

Пошли ж, о боже, день невзгоды
И тигров челюсти разбей!
И да иссякнут, яко воды
Под истощенною землей!

Да их губительные стрелы,
Как преломленные, падут,
И, как зародыш недозрелый,
Да в свете тьму они найдут!

Да праведник возвеселится,
Омывши ноги в их крови;
Да мщенью всякий изумится
И скажет: «Бог — судья земли!»

1823

Сын бедный природы
Так песню певал:
«В давнишние годы
Я счастие знал!

В давнишние годы
Был мир веселей,
И солнце и воды
Блистали светлей!

В то время и младость
Резвее была,
И долее радость
Нам кудри вила,

И лес был тенистей
Стыдливой чете,
И розы душистей,
И люди не те!

Тогда к хороводу
Сбирались скорей
И пели свободу
Средь диких полей.

В то время с весною
Любовь нас ждала…
В то время… со мною
Подруга жила!»

1824

Всё камни!.. камни стен и камни мостовых!
В домах защиты нет от духоты и жара!
Деревья чахлые бульвара
Стоят, как вечный фрунт! Под мёртвой пылью их
Не видно зелени, нет свежести — и это,
Столица бедная, ты называешь лето!

О! сдвинул бы на миг один
Громады зданий сих, спирающие взоры,
И, мира вольный гражданин,
Открыл бы родины моей поля и горы,
Гремучие ключи, тенистые леса
И ночь, столь свежую, как спустится роса
И напитает воздух чистый
Своею влагою живительной, душистой.
О лето! то ли ты, как в юности моей!
Грянь снова надо мной тогдашнею грозою,
Прекрасною на воле, средь полей!
Пролей дождь шумный полосою,
И яркой, полною дугою
Ты, радуга, склонись над радостным селом!
Пускай овраг гремит и катится ручьём,
А завтра, солнце лишь пригрело,
Всё снова ожило и всё зазеленело!

Здесь солнце — духота! Прольёт ли дождь порой —
Он смоет с крышек пыль и мутными ручьями
Бежит в канавах мостовой;
Туман висит над головой,
И грязь, и слякоть под ногами.
Всё шумно и мертво! И самый божий гром
Неслышно прогремит, где всё гремит кругом,
Где всё сливается в бесперерывном шуме —
И экипажей стук, и продающих крик!..
Здесь людям некогда живой предаться думе,
И забываем здесь природы мы язык!
Так жалкий юноша, которого чужая,
Наёмничья, хотя искусная, рука
Под небом чуждого воспитывала края,
Не понимает, Русь святая,
Родной земли твоей родного языка!

1832

Внемлите мне, земли народы,
Все человечества сыны!
О дети счастья и невзгоды,
Богатый, нищий, вы равны!
Внемлите слову разуменья:
Не тщетной мудрости учу;
Высокой правды песнопенья
Я вам на гуслях возвещу!

Не полагайтеся на силы,
На злато, плод труда и лет:
Брат не избавит от могилы
И выкупа за душу нет!
Умрет мудрец, умрут невежды,
Забыв, что мзда приобрела,
Покинув замыслы, надежды,
И взяв с собой — одне дела!

Безумцы! мыслят, строя зданья,
Что их жилища в род и род;
Дают землям свои названья,
Да имя — их переживет!
Наследники отцам подобны;
Друзья хвалой возносят их!
Но долго ль успевает злобный
И гордый в замыслах своих?.

Подобно как овец в затворы,
Их в преисподней заключат,
Где света их не узрят взоры,
Где стражем смерть стоит у врат!
Возстанет день над грешным прахом;
Пройдут, не ведая чей он!
И будет лик их скорбью, страхом
В подземном доме искажен!

Не бойся ж, если богатеет
И входит в славу равный твой,
И не дивись, когда имеет
Себе льстецов он шумный рой:
Его так точно ублажают
И также песнями честят,
Как жертву, кою украшают,
А нож жреца уже подъят!

Умрет — и ничего с собою
В жилище тьмы он не возьмет:
С ним не пойдут льстецы толпою
И слава вслед им не пойдет!
Там нет в земном величьи нужды,
Где о земле отзыва нет!
Тебе лишь, муж гордыни чуждый,
Там возсияет славы свет!

1849

Что хвалишися во злобе, сильне?
Псалом 51

Что хвалишься злодейством, сильный?
Мой Бог — Бог милостью обильный!
Напрасно зло ты возлюбил,
Язык, как бритву, изострил,
Сплетаешь ложь, хулу, коварство:
Не внидешь в Божие ты Царство!
Увидят правые твой суд
И в посмеяние рекут:
«Надменный! ты ли пал в могилу?
Вот человек, который силу
Не в Боге, в злате полагал
И суетой превозмогал!»
Но я, кому лишь Бог отрада,
Цвету, как маслина средь сада,
И славлюсь Вышним лишь одним,
А Вышний благ к сынам Своим!

1845

Вот брату и сестре законный аттестат:
Их проза тяжела, их остроты не остры;
А вот и авторам: им Аполлон не брат.
И музы им не сестры.

1824

Ангел неба, вестник мира
Над землею пролетал;
Житель горняго эфира
Сквозь воздушный купол мира
Долу трепетно взирал.

Тучи плыли над землею,
От морей вставал туман,
Океан ревел грозою,
Пламя гор рвалося к бою,
Степью мчался ураган!

И Небесный, с дней созданья
Не видав лица земли,
Только внявший от преданья
Слух паденья, слух изгнанья,
Изумясь, стоял вдали.

«Что за мир? — Миры другие
Не состарели ж века!
Этих туч пары густые,
Эти взрывы огневые,
Не они ли плод греха?.

Что сковало эти льдины,
Изсушило скал чело?
Эти голыя вершины,
Этих пропастей морщины,
Не проклятье ли нажгло?.

Помню утро я созданья!
Как светла была земля!
Луч рубина — дня сиянье,
Блеск сапфира — волн дыханье,
Изумруд — ея поля!
Горы к небу восходили,
Как торжественный алтарь,
Волны гимны возносили,
И возник, сын бренной пыли,
Человек — творенья царь!

Помню дни земли младые,
Помню первую чету,
Как дивясь склонились выей
Мы безплотные, впервые
Видя тела красоту.

Но Эдема след забытый
Средь потопных вод исчез!
Где же, верою омытый,
Новый род, от волн укрытый,
Для разсадника небес?

Здесь ли те шатры и кущи
Были поздних праотцов,
И Мамврийский дуб цветущий,
Где, как путник, Сам Могущий
Посещал земли сынов?

И на что, и чьей десницей
Камень к камню взгроможден!
Мы летаем горней птицей;
Им и так их мир темницей,
Что ж стенами замкнут он!»

Безответно над землею
Тучи шли, вставал туман,
Океан ревел грозою,
Пламя гор рвалося к бою,
Степью мчался ураган!

И Небесный взор смиренья
Тихо к груди преклонил
И слезою сожаленья,
Видя бедствия творенья,
Лик впервые оросил.

«Прежний брат наш красотою —
Вот он где от нас сокрыт!
Искажен своей виною
И тяжелой пеленою
Этим воздухом повит!
Прежде светлый, тусклый ныне,
От общенья отчужден,
Чуден он небес в пустыне!
День и жизнь на половине,
На другой — и ночь и сон!

Солнце в силе благотворной
Льет, как прежде, благодать;
У земли лишь непокорной,
Недро скупо и упорно,
Клятвы древняя печать!

Стройны звездных струн движенья,
Неба музыка звучна!
Или с древняго паденья
И гармония творенья
Оглушенной не слыша!

Седмицветной лентой света
Опоясан мир лучей!
Или радуга завета —
Знамя мирнаго обета
Только Бога, не людей!

Нет им мира! — Вон их рати!
Гром и пламя! Стон и кровь!
Человек казнит собратий!
О мир бедствий и проклятий!
Улечу! не здесь любовь!»

Брызнул с крылий светом рая
Он в прощальный дар земли,
И в лазури утопая,
Долго, долго, улетая,
Как звезда блистал вдали!

11 октября 1844

Князь Вяземский жало
На «Вестник» острил,
Но критикой вялой
Ему ж услужил.
Нестоек он в слове!
Я знал наперед:
Бодливой корове
Бог рог не дает!

1824

Скажи мне, двигатель народный,
Символ народной простоты,
Какой рукою благородной
И занесен откуда ты?

От стран ли дикого Востока
Пришел ты в обществе меча,
В руках ревнителей пророка
Слепому рабству нас уча?

Иль, чуждого происхожденья,
Ты по сродству нам близок стал,
И ни единого мгновенья
Еще нерусским не бывал?

Скажи мне: грешною сшитою
Тебя кто первый перенес?
От униженья ль пред тобою
Он лил потоки горьких слез?

Иль, честью не обеспокоен
И крепок выей и хребтом,
Он был равно тебя достоин
Перед людьми и божеством?

Меж нами действуя свободно,
Пришлец в России вековой —
Ты лучший страж любви народной
И власти верный часовой!

1847

Вы, профаны, нам дивитесь,
Говорите: «Как остро!»
Но одумайтесь, всмотритесь,
Вы увидите: перо,
Не спросясь совсем рассудка,
Разместило так слова,
Что вот этак — вышла шутка,
А вот так — и мысль едва!
Что подняло смех ваш шумный,
Ключ к тому искусством дан, —
Часто вместо мысли умной
Тут оптический обман!

1832

Не играйте, люди, словом!
В нем дар силы заключен;
В нем таинственным покровом
Дух незримый облечен!
В нем глагол творящий: «буди!»
Исходил, являясь вне!
Охраняйте слово, люди,
В тайной сердца глубине!

Но прельщая даром слова,
Изливаете вы яд,
Вы от корени святова
Разсаждаете разврат;
И глагол ваш зараженный
Заражает чистый слух,
И обходит он вселенны
Племена, как темный дух!

И наследуют потомки
От отцов и праотцов
Лжи и истины обломки,
Хаос мыслей в вихре слов,
Сладострастья пламень темный,
Бурной воли океан —
И клубяся, в мир подземный
Унесет их ураган!

Вы ответ за то дадите!
Люди! слово не ничто!
Силой слова вы творите,
И не ведая про то!
Духа вашего рожденья
В вашем слове примут плоть
И в день страшный осужденья
Взыщет слово с вас Господь!

1 октября 1843

Дождя ни капли нет! — Крестьянам, братье нищей
Сухая грудь земли отказывает в пище!
Который год уже у нас неурожай,
Хоть нашей стороны степной, далекий край
За хлебный изстари преданием прославлен;
И тот же самый миф недавно был поставлен
В отчетах! — Говорят: «Не грянет Божий гром,
Мужик не осенит лице свое крестом!»
Гром Божий всякой день; а тучи идут мимо!
В тяжелом воздухе — все душно, недвижимо,
Как будто позабыл Небесный нас Отец!
Вот, православные решились наконец!
Молебен о дожде! — Несут кресты, иконы,
Хоругви подняты — церковныя знамены;
В парчевых ризах поп и дьякон рядом с ним
В нарядном стихаре; и фимиама дым
Его рукой к Творцу возносится, кадильный!
За ними, полосой пестреющей и длинной,
Народ! — Прекрасная картина для очей!
И в умилении сонм Божиих людей
Колена преклонил, в безмолвии внимая
Мольбе — и грудь крестом широким ограждая,
И вторя вздохами возгласам эктиньи:
«Пошли, о Спасе, дождь в грудь жаждущей земли».
И тучи собрались, и небо потемнело,
И ливнем к вечеру все поле зашумело!
О если бы на дух подействовать возмог
Небесной милости столь видимый залог,
И навык победить наследственный народа!
Но нет! упорна в нем животная природа!
Вот праздник на дворе! — Забыт минувший страх!
Забыта благодать, низшедшая на днях,
Дар милосердия, плод кратких сокрушений!
Гульба, крик, песни, брань — и море по колени!
Как мухи осенью, весь православный люд
Тащится по грязи; и к ночи чуть ползут;
И спать, где кто упал, хмель к утру высыпая,
И целой улице сон храпом возвещая!

16 января 1860

Калиф однажды видел сон:
Ему казалось, будто он
На дно спустился ада,
Где всякому — своя награда!
Там был в огне Дервиш; а рядом с ним Калиф!
За что такия вам мученья? —
Спросил во-первых он апостола смиренья.
«Я был, — он отвечал, — как царь властолюбив!
А ты? — ко предку он со вздохом обратился:
»Я… бросил мой народ и как дервиш молился!"

1847

Солнце скрылось; идут тучи;
Прах взвился под небеса;
Зароптал ручей гремучий;
Лес завыл: идет гроза!
Так дано тебе, сын праха,
Зреть, что будет, в том, что есть,
В чувстве радости и страха
Буквы тайныя прочесть!

Отчего ж, когда темнеет
Мира внутренняго луч,
Тягость сердцем овладеет
И душа мрачнее туч —

Отчего тогда, сын персти,
Ты не скажешь: будет гром!
Не затворишь чувств отверстий
И не внидешь сердца в дом?.

Мир есть символ! Тот, чье око
Не болит и не темно,
В настоящем зрит глубоко,
Что в грядущем суждено!

Март 1842

Если бы ясное небо, если бы светлое солнце,
Теплой страны благодать, ароматом упитанный воздух;
Если б лесов тишина, берега безпредельнаго моря,
Если б и добрые люди добрее воистину были:
О! как легка бы была для поэта над жизнью победа!

Много заботы, мало покоя, мало любви и согласья!
Время надо украсть, а даром оно не дается!
Отнят день ранний трудом; а вечер весь взят суетою!
Только приличье — святыня; одно себялюбие — идол!
Только оно собирает людей: да оно ж и разводит!

Двое сойдутся — и спор; а где трое — три разные толка!
Истины ищут они; а не терпят друг друга за правду!
Если кто скажет словцо о другом — и не пробуй вступиться!
Тот лишь нам друг, кто по нас говорит, да и то не надолго;
Если же чуть поперек — он уж враг, и прочь все отхлынут!

Это ль любовь христианская, это ль у них православье?
Это ль к искусству любовь, и это ли истина, други?
Это ли мудрость, которой так много поборников ныне?
Мудрость, сходящая свыше, кротка — научает апостол:
Правды плод сеется в мире; а это — бесовская мудрость!

Могут ли, братья мои, смоковницы гибкия ветви
Маслины вам приносить; а лоза виноградная — смоквы?
Может ли горький источник излить вам сладкую воду?
Кто в вас добр и умен, докажи то не спором, а делом!
Гордым противится Бог; лишь смиренным дает благодать Он!

Нет благодати нам, нет в нас любви; оттого и искусство,
Прежде цветущее, чуждо восторга и истины чуждо!
Только в прекрасной душе все прекрасное зреет свободно!
Если б и зрело оно, кто улыбкой согреет, как солнцем?.
Кто росою слезы освежит зарожденную думу?

Если уж шум, то хотел бы внимать неумолкному морю!
Если уж быть одному, без друзей, то уж лучше в пустыне,
В темном лесу, где не суетность гордая наша лепечет,
А где шепчут листы, чуть затронет их ветер. — Тогда-то
Каждый бы звук был картиной, звуком бы каждое чувство!

11 марта 1845