Стихи для детей Черного Саши

Зеленеют все опушки,
Зеленеет пруд.
А зеленые лягушки
Песенку поют.

Елка – сноп зеленых свечек,
Мох – зеленый пол.
И зелененький кузнечик
Песенку завел…

Над зеленой крышей дома
Спит зеленый дуб.
Два зелененькие гнома
Сели между труб.

И, сорвав зеленый листик,
Шепчет младший гном:
«Видишь? рыжий гимназистик
Ходит под окном.

Отчего он не зеленый?
Май теперь ведь… май!»
Старший гном зевает сонно:
«Цыц! не приставай».

Я люблю стихи ужасно…
Сяду с книжкой на крыльце:
Строчки катятся согласно,
Рифмы щелкают в конце,—
Словно умный соловей
На тенистом деревце
Распевает средь ветвей.

Только тот стихов не любит
Ни печальных, ни смешных,
Кто, как мясо, строчки рубит
И не ставит запятых…
Зубрит, зубрит свой урок
И, не слыша слов живых,
Знай вздыхает, как сурок.

Посмотри, цветы сквозные
Распускаются в садах.
Это все стихи цветные,
Божьи рифмы на кустах!
Вот веселый барбарис
В мелких желтеньких стишках,
Вот сирень — поэт-маркиз…

Ну, а птицы, — ты послушай!
Пусть без слов, но от души
Над расцветшей старой грушей
Не стихи ль звенят в тиши?
Как хрустальный водопад,
В зеленеющей глуши
Плавно льется мерный лад…

Не задумавшись над темой,
Вздув волнистые бока,
В небе белою поэмой
Проплывают облака…
И ручей, нырнув в лесок,
В тесной раме бережка
Распевает свой стишок.

Даже бедный лягушонок
Что-то квакает в пруду…
Неужели я, ребенок,
Слов согласных не найду?
Даже сны мои — стихи:
Звезды, феи, какаду
И во фраках петухи…

Завела себе тетрадку
И решила наконец,—
Засушила в ней я мятку,
Надписала: «Мой дворец».
Утром спрячусь и сижу,
А потом на ключ в ларец,
Никому не покажу!

Год написания: 1925

Мой приятель, мальчик Вова,
Ходит-бродит у дверей…
«Что вы пишете?» — «Балладу».
«Так кончайте ж поскорей!»

Кончил. Тиснул промокашкой.
Перевел блаженно дух…
Вова в дверь. Стал лихо в позу,—
Не мальчишка, а петух.

Я сижу спокойно в кресле,
А взбесившийся боксер
Лупит в бок меня и в локоть,—
Сбросил книжку на ковер…

Только мне ничуть не больно.
«Бей сильнее, пустяки!
Отчего ж ты, милый, дуешь
На свои же кулаки?»

И обиженный мальчишка
Сел, как клецка, на кровать.
«Потому что надо драться,
А не локти подставлять».

Драться? Что ж… Сдвигаю брови,
Как свирепый Голиаф…
Поперек схватил мальчишку,
Размахнулся — и на шкаф.

Посиди… Остынь немножко,
Полижи, дружок, карниз.
Через пять минут он сдался:
Попросился кротко вниз.

«Прочитайте мне балладу…»
«Что ж в жару стихи читать…
Лучше сбегай ты на кухню,—
Будем пьянствовать опять».

Вовка тащит воду, сахар,
Выжималку и лимон.
За окном платан смеется,
Кошка вышла на балкон.

«За твое здоровье, кошка!»
Вовка фыркает в кулак
И лукаво морщит носик:
«Дядя Саша, вы чудак…»

Год написания: 1931

Бам! Солнце блещет.
Бам! Море плещет,
Лижет-лижет-лижет бережок.
Из песка морского,
Светло-золотого,
Я слепила толстый-толстый пирожок

Божия коровка —
Черная головка,
Красный-красный-красненький наряд…
Ты постой, послушай,
Сядь-ка и покушай.
Улетела к мужу-мужу-мужу в сад!

Сделала семь бабок.
Все свалились набок…
Чайка-чайка-чайка села вдруг на шест!
Клинг! Посмотрела.
Кланг! Улетела…
Может быть, ворона-рона-рона съест?

Если б, если б
Я был резвым соловьем
Или даже воробьем,
Не сидел бы в скучном кресле,
Сунул я б в карман пшено,
Крылья — врозь и за окно!

Выше, выше
Полечу я, трепеща
И от радости пища,
Всех котов спугну на крыше.
На лету словлю жука,
Проглочу — и в облака.

Зорко, зорко
Я б на наш квартал взглянул:
Наш отель, как детский стул,
Люди — мыши, площадь — корка,
А хозяйка у окна
Меньше пробки от вина.

Ладно, ладно!
Сброшу вниз я башмачки,—
Пусть-ка хлопнут об очки
Англичанку у парадной…
Почему ее бульдог лег вчера на наш порог?

Стыдно, стыдно…
Разве птица — крокодил?
Я не сброшу, пошутил,
Потому что мне обидно,
Потому что каждый раз
Он с меня не сводит глаз.

Тише, тише…
Опускаюсь вниз к крыльцу,
Ветвь задела по лицу,
Мама в страхе жмется к нише.
Скину крылья, вытру лоб
И опять я мальчик Боб…

Год написания: 1925

1.

Над палубой крутою
Рыбацкой шхуны «Чайка»
Волнистою фатою
Клубятся облака,
И северные волны
Шипят, и тускло блещут,
И, расступаясь, плещут
В дубовые бока.

Порою мыс горбатый, —
Усеян голышами, —
Мелькнет спиной покатой
И пенистой каймой,
Да сосенки на взгорье,
Распластаны на части,
Поклонятся сквозь снасти
И сгинут за кормой.

У мачты мальчик зоркий
Сидит и смотрит в море:
Встают и льются горки
Расплавленным стеклом…
Они напевом песни,
Согласными рядами,
Плывут-плывут грядами,
Поют морской псалом.

Сквозной игрой лучистой
Заголубела льдина…
Куда стремится льдистый
Сверкающий алтарь?
А под кормой из влаги,
Блеснув спиною гладкой,
Взвилась косою складкой
Неведомая тварь.

Так рано сникло солнце…
И парус вздулся туже.
Мерцают веретенца
Бесчисленных светил.
И мальчик смотрит-смотрит:
Кто мудрый, в синем мраке,
Исчислит Божьи знаки,
Их горний путь и пыл?

Встал месяц в дымном свете…
Горит фонарь на баке.
Отец готовит сети,
И рыбаки молчат.
Кто отроку расскажет
О чужеземных странах,
О теплых океанах,
Про звездный вертоград?

В огромном Божьем доме —
Подводные теченья,
Луна в полночной дреме,
Цветенье льдистых глыб…
Там в городах далеких
Есть книги, карты, школы,
А здесь лишь парус голый,
Да груды влажных рыб…

2.

Игрушка непогоды,
Заплыл фрегат заморский
В неведомые воды,
К холодным берегам.
Вверху — грядою скалы,
Внизу, бедны и грубы,
Поморских хижин срубы,
Да птиц полярных гам.

Юнец со шхуны «Чайка»
Плывет к фрегату в шлюпке, —
У ног седая лайка
Сидит, задравши нос.
По лесенке висячей
Вскарабкался он лихо,
За ним, качаясь тихо,
Пушистый лезет пес.

Матросы гостю рады,
И пес такой забавный…
Точеные наяды
Круглятся на носу.
Веселый рыжий юнга
Взял мальчика за плечи.
Слова нерусской речи,
Как щебет птиц в лесу.

Трап вниз и вход, как норка…
Ступеньки, переходы, —
Приплывший в шлюпке зорко
Глядит по сторонам.
А рядом юркий юнга
То вверх, то вниз ныряет,
Смеется, словно лает,
Бьет лапой по штанам.

Средь низкой, темной залы
Забавный гость ни с места, —
Напрасно рыжий малый
Прочь тянет за кафтан…
На гнутой ножке глобус!
На полках книжек горы,
И медные приборы,
И карты звездных стран!..

Но буквы непонятны…
Они, как клад зарытый, —
Слова — немые пятна
На корешках тугих.
В глазах вскипают слезы…
Очнулся отрок русский
И лестницею узкой
Поднялся и притих.

Глухонемым чурбаном
Простился с моряками.
На западе багряном
Суровая печаль.
Скрипят и гнутся весла.
К ногам прижалась лайка,
И с детским плачем чайка
Метнулась к тучам вдаль.

Подмокла соль в лукошке, —
Пускай бранят на шхуне…
Луч в облачном окошке,
Как смутный, дальний зов…
В душе зарделся факел,
И тысячи вопросов
Плывут из-за утесов,
Из-за глухих лесов!

3.

Над кровлей вьются хлопья,
Снега шипят-дымятся,
И весла, словно копья,
Чернеют у стены.
С сугробов, с крыш, с заборов
Несется пыль седая,
И вьется, оседая,
Вдоль Северной Двины.

Перед оконцем снежным,
В пустой избе мерцая,
Горит тюльпаном нежным
Огарок восковой.
Над книгой — тихий отрок…
Буран стучится в сени.
По балке ходят тени.
В трубе протяжный вой.

В ногах медвежья полость…
Весь вечер без попреков:
Отец уехал в волость,
А мачеха в гостях.
В грамматике славянской
Перечитал все строчки.
В углу, как гриб на кочке,
Спит лайка на сетях.

Треща, погасла свечка.
Влез мальчик на полати.
Под полостью в колечко
Свернулся, словно кот.
В часы ночного мрака
В душе встает чредою,
Как звезды над водою,
Знакомый хоровод:

Чудесный зал фрегата, —
Приборы, книги, глобус!
Скелет морского ската,
Полярный сноп огней…
И Сухарева Башня
С петровской школой новой, —
Заезжий гость торговый
Рассказывал о ней.

И в час ночного бденья
Срывается молитва:
«Ты, Свет и Утешенье,
Опора слабых сил!
В меня вдохнул Ты жажду, —
Тебе ль ее отринуть?.
Не дай во мраке сгинуть
И утоли мой пыл…»

Метель поет все тише,
Под полостью так жарко.
В ларе скребутся мыши,
Проснулись петухи.
И в голове бессонной
Плывут-плывут рядами,
Размерными ладами,
Невнятные стихи…

Трески сушеной вязки
Шуршат в сенях на стенке.
У проруби салазки
Опять забыл убрать…
«В Москву!» — вздохнула вьюга,
«В Москву!» — шепнули мыши,
И снежный дед на крыше
Гудит: «Бежать, бежать…»

Сон сел у подушки,
Склонясь в тишине…
Толстушке-Верушке
Приснилось во сне:
Сидит она в сквере
С подругою Мэри,
Надела очки
И вяжет чулки…
Зеленые ивы
Развесили гривы,
Колышется пруд,
И пчелки поют.
А рядом их папы,
Надвинувши шляпы
И выпучив глазки,
В плетеной коляске
Сосут кулачки.
Разрыли пеленки
И, вздернув ножонки,
Мычат, как бычки.

Вдруг папа Веруши,
Встав в позу борца,
Вцепляется в уши
Другого отца…
А тот его соской
По пальцам с размаха!
Скворец под березкой
Подпрыгнул со страха…
Перинки вздыбились,
Коляска — торчком,
Папаши свалились
И вьются волчком…
Со спинки скамьи
Пищат воробьи,
Две злых собачонки
Рвут с треском пеленки…
Лай, крики и стон…
Девчонки рыдают
И с разных сторон
Отцов разнимают…

Проснулась Верушка:
Вокруг — тишина.
Под локтем подушка,
А сбоку — стена.
Проснулась, и села,
И шепчет: «Зачем
За ужином съела
Я с булкой весь крем?.
А дыня? А каша?
А порция зраз?.
Ведь тетя Любаша
Твердила не раз:
„Когда набивают
Живот перед сном,—
Тогда посещают
Кошмары потом“».

Мы — лягушки-кваксы.
Ночь чернее ваксы…
Шелестит трава.
Ква!

Разевайте пасти —
Больше, больше страсти!
Громче! Раз и два?
Ква!

Красным помидором
Месяц встал над бором.
Гукает сова…
Ква!

Под ногами — кочки.
У пруда — цветочки.
В небе — синева.
Ква!

Месяц лезет выше
Тише-тише-тише,
Чуть-чуть-чуть-едва:
Ква!

Дядя Васенька в подарок черепаху мне принес:
Сбоку ножки, сзади хвостик, головенка без волос.

Я ее пощекотала, а она молчит, как пень.
Заползла, как жук, под ванну и сидит там целый день.

Я бисквиты ей совала, и морковку, и компот.
Не желает… Втянет шейку и закроет черный рот.

Три часа я сторожила, чтобы сунулась под дверь.
Не хочу такой игрушки! Скучный, глупый, гадкий зверь!..

Фокс наш тоже недоволен: удивился, задрожал:
Утюжок на куцых ножках? Ходит-бродит… Вот нахал!

Я взяла ее в кроватку, положила у плеча,—
Неуютно и противно, как кусочек кирпича…

Лишь одним я забавлялась: стала ножкой ей на щит,
А она молчит и терпит… Не вздыхает, не пищит.

Если в среду дядя Вася снова в гости к нам придет,
Не скажу ему ни слова, — все равно он не поймет,

Равнодушно-равнодушно сяду рядом на диван
И тихонько черепаху положу ему в карман.

«Я сейчас, дядя Саша, — хотите? —
Превращу вас в кота…
Вы рукав своей куртки ловите
Вместо хвоста,
И тихонько урчите,—
Потому что вы кот,
И, зажмурив глазки, лижите
Свой пушистый живот…
Я поставлю вам на пол блюдце
С молоком,—
Надо, дядя, вот так изогнуться
И лакать языком.
А потом я возьму вас в охапку,
Вы завьетесь в клубок, как удав,—
Оботру я усы вам тряпкой,
И вы скажете: „Мяв!“

А кота, настоящего Пышку,
Превращу я — хотите? — в вас.
Пусть, уткнувшись мордою в книжку,
Просидит целый час…
Пусть походит по комнатам вяло,
Ткнется рыльцем в стекло
И, присев к столу, из бокала
Вынет лапкой стило…
Сам себе язык он покажет,
Покачается, как пароход,—
А потом он кляксу размажет,
Папироску в угол швырнет
И, ко мне повернувшись, скажет:
„Не бурчи, бегемот!..“»

Но в ответ на мальчишкины бредни
Проворчал я: «Постой!..
Я и сам колдун не последний,—
Погоди, золотой!
За такое твое поведенье
Наступлю я тебе на мозоль:
Вот сейчас рассержусь — и в мгновенье
Превращу тебя в моль…
Над бокалом завьешься ты мошкой —
Перелет, пируэт,—
Вмиг тебя я прихлопну ладошкой,
И, ау, — тебя нет!
Кот лениво слижет с ладони
Бледно-желтую пыль
И раскинет живот на балконе,
Вскинув хвост, как ковыль…»

Ты надулся: «Какой вы несносный!
Я за это…» Ты топнул и встал:
«Превращу я вас в дым папиросный…»
Но, смеясь, я сказал: «Опоздал!»

Отлив. В каменистой ложбинке
Прудок океанской сапфирной воды.
Подводные веют былинки,
Полощутся космы зеленой густой бороды.

А дно, как игрушка:
Песок, черепашки, коралловый куст-баобаб,
Лилового камня горбушка
И маленький-маленький краб.

Ах, как он взметнулся! Двуногая тень на воде
Пришла и стоит!
Запрятался, бедный, в зеленой густой бороде,
Но лапка наружу торчит…

Не трону! Не бойся. Меня уже нет…
Краб выполз из темной беседки
И бросился жадно к несчастной креветке
Доканчивать свой океанский обед.

— Слоник-слоник, настоящий слон живой, —
Отчего ты все качаешь головой?

— Оттого что, потому что, потому, —
Все я думаю, дружок, и не пойму…

Не пойму, что человек, такой малыш —
Посадил меня в клетушку, словно мышь…

Ох, как скучно головой весь день качать!
Лучше бревна дали б, что ли, потаскать…

— Слоник-слоник, не качай ты головой!
Дай мне лучше поскорее хобот свой…

Я принес тебе из бархата слона,
Он хоть маленький, но милый. Хочешь? На!

Можешь мыть его, и нянчить, и лизать…
Ты не будешь головой теперь качать?.

Сладок мед, ужасно сладок!
Ложку всю оближешь вмиг…
Слаще дыни и помадок,
Слаще фиников и фиг!

Есть в саду пчелиный домик —
Ульем все его зовут.
— Кто живет в нем? Сладкий гномик?
— Пчелы, милый, в нем живут.

Там узорчатые соты,
В клетках — мед, пчелиный труд…
Тесно, жарко… Тьма работы:
Липнут лапки, крылья жмут…

Там пчелиная царица
Яйца белые кладет.
Перед ней всегда толпится
Умных нянек хоровод…

В суете неутомимой
Копошатся тут и там:
Накорми ее да вымой,
Сделай кашку червякам.

Перед ульем на дощечке
Вечно стража на часах,
Чтобы шмель через крылечко
Не забрался впопыхах.

А вокруг ковром пушистым
Колыхаются цветы:
Лютик, клевер, тмин сквозистый,
Дождь куриной слепоты…

Пчелы все их облетают —
Те годятся, эти — нет.
Быстро в чашечки ныряют
И с добычей вновь на свет…

Будет день — придет старушка,
Тихо улей обойдет,
Подымит на пчел гнилушкой
И прозрачный мед сберет…

Хватит всем — и нам и пчелам…
Положи на язычок:
Станешь вдруг, как чиж, веселым
И здоровым, как бычок!

Ты думаешь, верно, дружок,
Что это простой деревенский бычок
С рожками, с ножками,
С набитым травой животом
И с вертлявым хвостом?
Это ошибка:
«Бычок» — это просто веселая рыбка.
Живет она в Черном море
На вольном лазурном просторе…
Днем, выпучив глазки, купается,
Ночью у скал колыхается.
Что он ест? Не знаю.
Помню целую стаю:
Я им с мола бросал
(Даже устал!) —
Халву, крошки бананов,
Изюм, бисквит, тараканов,
Овсянку и саги,
Клочок газетной бумаги,—
Руки мои онемели,—
А они все ели да ели…
Как живется бычкам? Превосходно.
Засыпают, когда им угодно,
Не умываются,
Не раздеваются,
Не учат латинских склонений,
Ни французских спряжений,
Не зубрят притоков Дуная,—
Зачем им вода речная?.
Словно школьник за школьником,
Построят ряды треугольником,
Разинут круглые рты
И плывут, изгибая хвосты,
То вперед, то назад,—
Куда захотят…

Одна лишь беда:
На молу иногда
Сидит сухой, как сморчок,
Старичок.
Рядом в старой корзинке
Червяки и личинки,
Картуз с табаком «Мелкая крошка»
И хлеба немножко…
Навернет старичок на крючок
Полчервяка,
Зевнет, почешет бока
И закинет удочку в море:
Тут-то и горе!
Налетит бычок
На крючок:
Больно, кричать не умеет,
Отцепиться не смеет…
Старичок наловит десяток,
Кликнет знакомых ребяток,
Из-под камня достанет, пыхтя и кряхтя,
Сковородку,
Бросит соли щепотку…
Затрещат-загудят камыши,—
А вокруг малыши,
К огню нагибаясь,
Песню поют, насмехаясь:

«Эх ты, жадина-бычок,—
Напоролся на крючок!
Вот теперь наш старичок
Подрумянит твой бочок…»

Вся деревня спит в снегу.
Ни гу-гу. Месяц скрылся на ночлег.
Вьется снег.

Ребятишки все на льду,
На пруду. Дружно саночки визжат —
Едем в ряд!

Кто — в запряжке, кто — седок.
Ветер в бок. Растянулся наш обоз
До берез.

Вдруг кричит передовой:
«Черти, стой!» Стали санки, хохот смолк.
«Братцы, волк!..»

Ух, как брызнули назад!
Словно град. Врассыпную все с пруда —
Кто куда.

Где же волк? Да это пес —
Наш Барбос! Хохот, грохот, смех и толк:
«Ай да волк!»

Мчусь, как ветер на коньках
Вдоль лесной опушки…
Рукавицы на руках,
Шапка на макушке…
Раз-два! вот и поскользнулся…
Раз и два! чуть не кувыркнулся…
Раз-два! крепче на носках!
Захрустел, закрякал лед,
Ветер дует справа.
Елки-волки! полный ход –
Из пруда в канаву…
Раз-два! по скользкой дорожке…
Раз и два! веселые ножки…
Раз-два! вперед и вперед…

Зимою всего веселей
Сесть к печке у красных углей,
Лепешек горячих поесть,
В сугроб с голенищами влезть,
Весь пруд на коньках обежать
И бухнуться сразу в кровать.

Весною всего веселей
Кричать средь зеленых полей,
С барбоской сидеть на холме
И думать о белой зиме,
Пушистые вербы ломать
И в озеро камни бросать.

А летом всего веселей
Вишневый обкусывать клей,
Купаясь, всплывать на волну,
Гнать белку с сосны на сосну.
Костры разжигать у реки
И в поле срывать васильки...

Но осень еще веселей!
То сливы сбиваешь с ветвей,
То рвешь в огороде горох,
То взроешь рогатиной мох...
Стучит молотилка вдали —
И рожь на возах до земли...

Кот в углу глядит понуро
На каминное ребро…
На столе под лампой Юра
Разложил свое добро.
Девятьсот сто двадцать марок!
Восемнадцать сам купил,
Остальные все в подарок
От знакомых получил.
Польша — белая пичужка,
На литовских — конный шах,
На эстляндских — завитушка,
На финляндских — лев в штанах.
С каждым часом все их больше.
Мемель, Венгрия… Сочти!
Погляди, — одной лишь Польши
Всех сортов до тридцати.
И потом еще несчастье:
Чуть надорван где зубец,
Значит рви ее на части,—
Не годится и конец…
А легко ли на бумажках
Их наклеивать в альбом?
И вздыхает Юрик тяжко,
Наклонившись к маркам лбом.
Эту — можно для обмена,
Эту — можно подарить.
Надо будет непременно
Ватиканских раздобыть…
* * *

Входит мама. Села рядом.
Замурлыкала романс
И, окинув марки взглядом,
Мастерит из них пасьянс.
Дверь поет. Подходит папа:
«Юра, друг мой, а урок?»
Мальчик книжку взял из шкапа
И уселся в уголок.
«Птичка, бур-бур-бур, не знает
Ни заботы, ни труда…»
Папа марки разбирает:
Те — туда, а те — сюда.
Синеглазый хитрый мальчик
Притаился и глядит,
Улыбается в пенальчик,
Сам с собою говорит:
«Да, уроки… Тоже комик…
Знаем этих мам и пап,—
Заведут себе альбомик
И готово, — цап-царап!»

Начинается постройка!
Не смеяться, не дышать!
Двери — двойки, сени — тройки…
Стоп! упал, так стой опять.
В уголке швейцар на койке —
На семерке будет спать.

Милый, славный… не вались!
В первой комнате валеты,
Фу-ты, ну-ты, как одеты!
Шляпа вверх и шляпа вниз,
Вдоль по стеночкам карниз
Из четверок и пятерок.
Не шататься! я вам дам!
Дальше — ширмы из шестерок:
Это ванная для дам.

Короли пусть спят в столовой.
Больше негде — только тут.
Дама пик и туз бубновый
На веранде кофе пьют.
Дети? нет у них детей,
Ни детей, ни птиц, ни кошек…
Это дырки для окошек,
Это спальня для гостей.

С новосельем! бим и бом!…
Дом готов. Еще на крыше
Надо две трубы повыше.
Не дрожи, голубчик дом!
Не качайся, ради бога…
Ни, ни, ни! еще немного…
Ах!
Зашатался на углах,
Перегнулся, пошатнулся
И на скатерть кувырком, —
Вот так дом…

В огороде целый день
Мы сегодня полем грядки,
А за нами, словно тень,
Ходят пестрые цыплятки.

Полем сразу в восемь рук:
Я и Петя, Фрол и Даша…
Ишь, как чист усатый лук!
Это все работа наша.

И морковка чище сот…
Обожгло крапивой пятки.
Ну, до свадьбы заживет!
Эй, петух, долой-ка с грядки!

Свеклу кончили. Ура!
Подвязать горох бы нужно.
Поливайте, детвора:
По порядку! Дружно, дружно!

Петя важно морщит лоб
И с ведром шагает гусем.
Руки вымоем и стоп:
Хлеба с солью перекусим.

Сизо-дымчатый кот,
Равнодушно-ленивый скот,
Толстая муфта с глазами русалки,
Чинно и валко
Обошел всех, знакомых ему до ногтей,
Обычных гостей…
соблюдая старинный обычай
Кошачьих приличий,
Обнюхал все каблуки,
Гетры, штаны и носки,
Потерся о все знакомые ноги…
И вдруг, свернувши с дороги,
Клубком по стене —
Спираль волнистых движений, —
Повернулся ко мне
И прыгнул ко мне на колени.

Я подумал в припадке амбиции:
конечно, по интуиции
Животное это
во мне узнало поэта…
Кот понял, что я одинок,
Как кит в океане,
Что я засел в уголок,
Скрестив усталые длани,
Потому что мне тяжко…
Кот нежно ткнулся в рубашку —
Хвост заходил, как лоза, —
И взглянул мне с тоскою в глаза…
«О, друг мой! — склонясь над котом,
Шепнул я, краснея, —
Прости, что в душе я
Тебя обругал равнодушным скотом…»
Hо кот, повернувши свой стан,
вдруг мордой толкнулся в карман:
Там лежало полтавское сало в пакете.

Hет больше иллюзий на свете!

Третий звонок. Дон-дон-дон!
Пассажиры, кошки и куклы,
В вагон!
До свиданья, пишите!
Машите платками, машите!
Машинист, свисти!
Паровоз, пыхти:
Чах-тах-тах-тах!
Вот наши билеты —
Чурки да шкурки,
Бумажки от конфет!
Под уклон, под уклон,
Летим как пуля.
Первый вагон —
Не качайся на стуле!
Эй, вы, куда?
Кондуктор, сюда!
Вон там сзади
Взрослые дяди,
Тра-та-та, тра-та-та,
Они без билетов…
Зайцы-китайцы, —
Гони их долой!
Чах-тах, тах-тах,
Машинист, тормозите!
Чах-тах-тах,
Первый звонок!
Чах-тах,
Станция «мартышка»…
Чах-тах-тах.
Надо вылезать.

Год написания: 1912

На столике банка,
Под банкой стакан,
Под стаканом склянка,
В склянке таракан…

Ax, как ему не стыдно!
Не мил ему свет…
Все насквозь ведь видно,
А он — не одет…

1.

По бокам пузатого домика
Гигантский растет молочай.
На веранде сидят три гномика
И пьют из блюдечек чай.
Один — сердитый-сердитый,
У него огорченье:
Два гнома — такие бандиты! —
Забрали себе все печенье.
В будке маленький слон,—
Он вместо цепной собаки.
На горке гуляют раки,
У них виноградный сезон.
Над крышей висит кривуля,—
Веселая, белая штучка.
Ты не думай, что это кастрюля,—
Это тучка…
2.

Вот дама с фонарем
Спешит, склонив ресницы.
Под юбкой-пузырем
В туфлях две красных спицы.
На ухе рыжий бант
Трепещет водопадом…
Усатый синий франт
Идет на лыжах рядом.
Через плечо бинокль,
Спина его как елка.
На даму сквозь монокль
Он смотрит очень колко,
А правою рукой
Везет в повозке братца.
Дождь льет на них рекой…
Они идут венчаться.
3.

Это — видишь — обезьяний детский сад:
Две мартышки давят в бочке виноград,
Две наклеивают блох слюной в альбом,
Две кокосы расколачивают лбом,
Две стирают надзирателю штаны,
Две известку колупают из стены,
Две испанскую раскрашивают шаль,
Две взбивают в самоваре провансаль,
Две на пишущих машинках тарахтят,
Две под краном умывают поросят.
А одна рыдает горько у стола,—
Потому что она дела не нашла.
4.

Пароход плывет по морю,
Дым, как вязаная шаль.
Из трубы кривой и толстой
Человечек смотрит вдаль.
Сзади шлюпка на канате:
В шлюпке с ложкою скелет,
Потому что у скелета
Не хватило на билет…
Из волны смеется солнце,—
Словно волосы лучи.
Тут же месяц, тут же звезды
И зеленые грачи.
В облаках, как на перине,
Колыхается комод,
А на нем сидит девчонка
И плюет на пароход.

Каждый день одно и то же:
Влезешь в море, фыркнешь вбок…
Дно, как шелковое ложе,
За утесом — островок.
Милый берег вьется с краю,
Чайки мчатся к кораблю…
Никому я не мешаю,
Никого я не топлю.

Как поджаренная пышка,
Я качаюсь на спине…
Но из дюн летит мальчишка,—
Бомбой в воду — и ко мне…
Обдает меня каскадом
Голубых хрустальных брызг.
Водопад за водопадом!
Хохот, грохот, писк и визг…

А потом меня с фасада
Принимается топить.
Но ведь я же не наяда,
Чтоб морскую воду пить,
И с писателями в море
Обращаться так грешно!
Разве мы с тобою в ссоре?
Не хочу идти на дно!

А на пляже дети рады:
«Мальчик дядю утопил!»
Покраснел я от досады,
Изо всех рванулся сил…
Правый глаз набряк-закрылся,
И вода течет из губ…
Отскочил я, изловчился
И схватил врага за чуб.

Молчаливо и злорадно
Придавил его ногой:
Под водою так прохладно,—
Ты попробуй, дорогой!
Быстро выудил мальчишку
И по трусикам слегка
Охладила шалунишку
Полновесная рука…

Чайки в небе закружились,
Дети взвизгнули вдали,—
А потом мы помирились,
Даже дружбу завели.
Подплывет и спросит кротко:
«Можно на плечи вам влезть?»
И в ответ мальчишке четко,
Как матрос, кричу я: «Есть!»

Они стоят в бокале
На низеньком столе.
Рой пузырьков вдоль стебля
Сквозит-дрожит в стекле.
А над бокалом чудо:
Румяный хоровод…
На лепестках росинки
И матовый налет.
Котенок, встав на лапки,
Пыхтит, как паровоз,
И, жмурясь, влажный носик
Все тычет в сердце роз…
А ты, мальчишка тихий,
Сжав крепко кулачки,
Так удивленно смотришь
На эти лепестки…
Весной Господь-Художник
Обходит все кусты,—
И вот на бурых палках
Вскрываются цветы…
Зачем? Чтоб всем прохожим
Стал Божий мир милей,
Чтоб мне — тебе — котенку
Жилось повеселей.

С Александром Куприным
(Знаменитым рыболовом!)
По пруду скользим, как дым,
Под наметом тополевым.
Я вздымаюсь на носу
И веслом каскады рою,
Он, зажав в руке лесу,
На корме сидит с блесною.
Сердце, — бешеный комок,—
Отбивает: щука-щука!
Оплываем островок,
На корме, увы, ни звука…
Только ивы шелестят,
Запрокинув в воду шапки,
Только кролики глядят,
В изумленье встав на лапки.
Вдруг, взглянув из-за плеча,
Я застыл и крякнул… Ловко!
Александр Куприн, рыча,
Из воды сучит бечевку…
Кровожадные глаза
Полны трепетного мрака:
— Напоролась, егоза!
Не уйдешь… Шалишь, собака! —
Тянет, тянет. Не легко.
Пузырем вскипает влага:
Распластавшись глубоко,
На крючке висит… коряга.

В самый зной пегашку Лизу
Запрягли гурьбой в тележку.
Сели плотно, как орешки —
Сзади, сбоку, сверху, снизу…
Кто за вожжи, кто за кнут —
И айда — купаться в пруд.

Злится Лиза… Что там с ней?
Туча бешеных слепней
Жалит в грудь, в бока и в брюхо,
В ноздри, в спину, в лоб и в ухо..
Лиза встала на дыбы —
Все слетели, как грибы…

Просят Лизу: «Брось, поедем!»
А она рычит медведем,
Вмиг оглобли повернула,
Задней ляжкою лягнула.
В небеса задрала лоб
И в конюшню марш в галоп.

Не угодно ли пешком?
Поплелись к пруду шажком
И вздыхают: «Ну и Лиза!
Вот уж глупая каприза!..»
А в конюшне Лиза ржет:
«Ах, какой пустой народ!»

Кто тут прав, решите сами,
А не то — пойдите к маме…

В небе праздник голубой.
Мы с тобой
Положили на колени
Гроздь сирени.

Мы искали — помнишь? — «счастье»,
Пять цветочных лепестков,
И на нас, на чудаков,
С ветки чиж смотрел с участьем.
Ты нашел и предложил:
«Съешьте сами…»
Но обеими руками
Щедрый дар я отклонил.
Кто нашел, тот и жует:
Это знают турки, шведы,
Греки, немцы, самоеды…
Вот!
Пять минут прошло в борьбе,
Чиж зевнул и скрылся в небе,
Наконец я бросил жребий:
Счастье выпало тебе.

Помнишь, дикий виноград
Весь балкон обвил запястьем…
Кролик мой, я очень рад!
Я давно объелся счастьем,—
А тебе оно в новинку.
Ты цветочек горький съел,
Прислонил к перилам спинку
И запел:
«Если б, если б в самом деле
На сирени всех сортов
Все бы, все цветы имели
Пять счастливых лепестков…»

«Эй, смотри — у речки
Сняли кожу человечки!» —
Крикнул чижик молодой.
Подлетел и сел на вышке, —
Смотрит: голые детишки
С визгом плещутся водой.

Чижик клюв раскрыл в волненьи,
Чижик полон удивленья:
«Ай, какая детвора!
Ноги — длинные болталки,
Вместо крылышек — две палки,
Нет ни пуха, ни пера!»

Из-за ивы смотрит заяц
И качает, как китаец
Удивленной головой:
«Вот умора! вот потеха!
Нет ни хвостика, ни меха…
Двадцать пальцев! боже мой…»

А карась в осоке слышит,
Глазки выпучил и дышит:
«Глупый заяц, глупый чиж!…
Мех и пух, скажи пожалуй…
Вот чешуйки б не мешало!
Без чешуйки, брат, шалишь!»