Короткие стихи

Приходит август с урожаем
Ко всем, но только не к лентяям.
Кто проспит, тот вернётся
С пустыми руками.
А кто рано проснётся,
Тот – с боровиками.

Взор твой безмолвен — и всюду мгла;
Солнце закрыла ночь безотрадная,
Сердце, как небо, грусть обвила.
Но жду так кротко, верю так жадно я.

Ты улыбнёшься — и ярким днём
Жизнь озарится во мраке ненастия,
Радугой вспыхнет в сердце моём,
Смехом блаженства, трепетом счастия!

Луна качает море.
Прилив. Отлив…
Качает наше горе
На лодке рифм.

Я рифмами обманут
И потому спасен,
Качаются лиманы,
И душен сон.

К долине мрачной, под огнями
Печальных и тревожных звёзд,
Моими знойными мечтами
Соорудил я гордый мост,
И, что ни ночь, к его воротам
Я торопился подойти.
Душою охладев к заботам
Дневного пыльного пути.
В долине той себе кумира
Я из печали сотворил,
И не искал иного мира,
Иных, блистательных светил.

Каток растаял… Не услада
За зимней тишью стук колес.
Душе весеннего не надо
И жалко зимнего до слез.

Зимою грусть была едина…
Вдруг новый образ встанет… Чей?
Душа людская — та же льдина
И так же тает от лучей.

Пусть в желтых лютиках пригорок!
Пусть смел снежинку лепесток!
— Душе капризной странно дорог
Как сон растаявший каток…

Что вчера пробегало во мне,
Что вчера называл я собою,
Вот оно в голубой вышине
Забелелося тучкой сквозною.
Тот порыв, что призывной тоской
В этом сердце вчера отозвался,
Это он перед близкой грозой
Над шумящею нивой промчался.
Та мечта, что в безрадостной мгле
Даровала вчера мне забвенье,
На иной и далёкой земле
Снова ищет себе воплощенья.

Я с рукава срываю креп:
Год миновал. Мой взор окреп.
Окреп от слез.
Так крепнет травка от дождя.
Так крепнет рать в крови вождя.
И ум — от грез.

Горелово

Счастливы однолюбы,
Они что единоверы:
Душа не идет на убыль,
Чужды ей полумеры.

Раз навсегда влюбиться —
Это, ни мало ни много,
В жизни определиться,
Выбрать свою дорогу.

20 февраля 1968

Играй, прелестное дитя,
Летай за бабочкой летучей,
Поймай, поймай ее шутя
Над розой колючей,
Потом на волю отпустя.
Но не советую тебе
Играть с уснувшим змием —
Завидуя его судьбе
Готовы
Искусным пойманный перстом…

А царит над нашей стороной —
Глаз дурной, дружок, да час худой.

А всего у нас, дружок, красы —
Что две русых, вдоль спины, косы,
Две несжатых, в поле, полосы.

А затем, чтобы в единый год
Не повис по рощам весь народ —
Для того у нас заведено
Зеленое шалое вино.

А по селам — ивы — дерева
Да плакун-трава, разрыв-трава…

Не снести тебе российской ноши.
— Проходите, господин хороший!

11 июня 1917

«Вот в этом палаццо жила Дездемона...»
Все это неправда, но стыдно смеяться.
Смотри, как стоят за колонной колонна
Вот в этом палаццо.

Вдали затихает вечерняя Пьяцца,
Беззвучно вращается свод небосклона,
Расшитый звездами, как шапка паяца.

Минувшее — мальчик, упавший с балкона…
Того, что настанет, не нужно касаться…
Быть может, и правда — жила Дездемона
Вот в этом палаццо?.

5 мая 1914

Не сетуй, милая, со груди что твоей
Сронижа невзначай ты цепи дорогие:
Милее вольности нет в свете для людей;
Оковы тягостны, хотя они златые.
Так наслаждайся ж здесь ты вольностью святой,
Свободною живя, как ветерок в полянке;
По рощам пролетай, кропися вод струей,
И чем в Петрополе, будь счастливей на Званке.
А если и тебе под бремя чьих оков
Подвергнуться велит когда-либо природа, —
Смотри, чтоб их плела любовь лишь из цветов;
Приятней этот плен, чем самая свобода.

1798

Где север — я знаю!
Отрадному предан недугу,
Весь день обращаю
И очи и помыслы к югу.

В дали ли просторной
Твое забелеет жилище. —
Как в области горной,
Я сердцем и разумом чище.

Услышу ли слово
Твоей недоверчивой речи, —
И сердце готово
Стремиться до будущей встречи.

Уйди от нас! Язык твой нас пугает!
У нас сердец восторженный порыв
Перед твоим бездушьем замирает —
 Ты желчен, зол, самолюбив...
Меж тем как мы из жизненного мрака.
Стряхнувши прах вседневной суеты,
Вступаем в царство света — сзади ты
За икры нас кусаешь, как собака.

Следом за летом
Осень идёт.
Жёлтые песни
Ей ветер поёт,
Красную под ноги
Стелет листву,
Белой снежинкой
Летит в синеву.

Вам выпало призванье роковое,
Но тот, кто призвал вас, и соблюдет.
Все лучшее в России, все живое
Глядит на вас, и верит вам, и ждет.

Обманутой, обиженной России
Вы честь спасли,- и выше нет заслуг;
Днесь подвиги вам предстоят иные:
Отстойте мысль ее, спасите дух…

1864

Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.
Моя любимая, разделим
Свою любовь, как розы — в вазе…
Ты чувствуешь, как в этой фразе
Насыщены все звуки хмелем?
Январский воздух на Кавказе
Повеял северным апрелем.

Передо мною плаха
На площади встает,
Червонная рубаха
Забыться не дает.

По лугу волю славить
С косой идет косарь.
Идет Москву кровавить
Московский государь.

Стрельцы, гасите свечи!
Вам, косарям, ворам,
Ломать крутые плечи
Идет последний срам.

У, буркалы Петровы,
Навыкате белки!
Холстинные обновы.
Сынки мои, сынки!

1958

Красною кистью
Рябина зажглась.
Падали листья.
Я родилась.

Спорили сотни
Колоколов.
День был субботний:
Иоанн Богослов.

Мне и доныне
Хочется грызть
Жаркой рябины
Горькую кисть.

Она — прекрасная минувших дней медаль.
Довольно б, кажется, с нее и славы этой;
Но ей на старости проказ сердечных жаль
И хочется быть вновь ходячею монетой.

Ты ропщешь, важный журналист,
На наше модное маранье:
«Всё та же песня: ветра свист,
Листов древесных увяданье...»
Понятно нам твое страданье:
И без того освистан ты,
И так, подвалов достоянье,
Родясь, гниют твои листы.

Если полюбят друг друга двое
И счастье в обоих сердцах рождается,
То светлые чувства всегда слагаются
И счастье становится больше вдвое!

А если беда на дороге встретится,
То легче вдвоём одолеть кручину.
Ведь горе в любви по-иному мерится,
Оно на двоих непременно делится,
А значит, и меньше наполовину!

Не раз себе надгробную пела,
Не знала, что этот — последний раз.
Пела заносчиво, слишком смело,
С необоримым борясь.

Искру предчувствия музыка прячет.
Слов окончательных нет.
Что сломан голос, что звук утрачен,
Не разумеет поэт.

Разбив три вазы, среди бела дня,
Я оседлаю белого коня
И поскачу к тебе, простив обман…
Меня узнаешь сквозь сплошной туман?!
Но ты сказал,  мелькнув легко в окне:
«Пустая даль! Лишь отрок на коне…»

И в зле добро, и в добром злоба,
Но нет ни добрых, нет ни злых,
И правы все, и правы оба,—
И правоту поет мой стих.

И нет ни шведа, ни японца.
Есть всюду только человек,
Который под недужьем солнца
Живет свой жалкий полувек.

21 декабря 1917, Петроград

Да, я хочу твоих желаний,
Да, я люблю твое «люблю»!
Но мы уйдем туда, где — лани,
Уйдем: здесь больно, я скорблю.
Лишь там тебе, моей Светлане,
Я расскажу, я распою,
Как я хочу твоих желаний,
Как я люблю твое «люблю»!

В детстве искра из камина
Брызнет, бросится — и нам
В этом целая картина,
Пляшут тени по стенам.
А поздней мы любим свечи,
И страницы старых книг.
После сказок — сказку встречи,
Поцелуй, любовь на миг.
После — пламенность, пожары,
Зажигать, сжигать, гореть.
А потом — какие чары?
Только — умереть?

Что делает весна
с владениями роз?
Ей хочется
заботой их порадовать.
Шиповник
медленный свой замечает рост,
и начинают веточки подрагивать.
Как голосят
влюбленные пернатые
над каждою лужайкой и тропой!
А вот цветы, поникшие,
примятые,
перемешанные с травой.
Их, верно, парни девушкам дарили.
У тех же, видно,
помыслы свои:
они сбегают весело
в долины,
где новые цветы и соловьи.

К озеру вышла. Крут берег.
Сизые воды в снег сбиты,
На голос воют. Рвут пасти —
Что звери.

Кинула перстень. Бог с перстнем!
Не по руке мне, знать, кован!
В серебро пены кань, злато,
Кань с песней.

Ярой дугою — как брызнет!
Встречной дугою — млад — лебедь
Как всполохнется, как взмоет
В день сизый!

6 февраля 1916

Наушнички, наушники мои!
Попомню я воронежские ночки:
Недопитого голоса Аи
И в полночь с Красной площади гудочки…

Ну как метро? Молчи, в себе таи,
Не спрашивай, как набухают почки,
И вы, часов кремлевские бои,--
Язык пространства, сжатого до точки…

Апрель 1935