Короткие стихи

Они накинулись, неистовы,
Могильным холодом грозя,
Но есть такое слово «выстоять»,
Когда и выстоять нельзя,
И есть душа — она все вытерпит,
И есть земля — она одна,
Большая, добрая, сердитая,
Как кровь, тепла и солона.

1942

Осенний вечер… Небо ясно,
А роща вся обнажена —
Ищу глазами я напрасно:
Нигде забытого листа
Нет — по песку аллей широких
Все улеглись — и тихо спят,
Как в сердце грустном дней далеких
Безмолвно спит печальный ряд.

Над колыбелькою склонясь,
Земная женщина поет:
«Не знаю я, кто твой отец,
В какой сторонке он живет…»
Вдруг встал в дверях на склоне дня
Страны неведомой жилец:
«Не бойся, милая, меня,
Я сына твоего отец.
Я человек лишь на земле,
Я дивный зверь среди зыбей,
И не доплыть на корабле
До берегов страны моей».
Большой кошель ей подает,
В нем звонко золото звенит,
«Возьми все золото, мой свет,
Малютку сына мне верни…
В погожий, ясный, летний день
Я заберу его с собой,
И научу в волнах нырять,
И пенный побеждать прибой…
Ты ж выйдешь замуж за стрелка,
И меткий будет он стрелок
От первой пули в тот же час
Погибну я и мой сынок…»

Под шум балтийских волн Самарина фон Бок
Разит без умолку. Их битву петь возьмусь ли?
Ко матушке Москве решпект во мне глубок,
Но «Lieber Augustin»[1] мои играют гусли,
И, как ни повернусь, везде найду изъян:
Самарин — Муромец, фон Бок же — грубиян.

28 декабря 1869

Ни отзыва, ни слова, ни привета,
Пустынею меж нами мир лежит,
И мысль моя с вопросом без ответа
Испуганно над сердцем тяготит!
Ужель среди часов тоски и гнева
Прошедшее исчезнет без следа,
Как лёгкий звук забытого напева,
Как в мрак ночной упавшая звезда?

1871

на пребывание его
в Таврическом дворце
1795 года

Когда увидит кто, что в царском пышном доме
По звучном громе Марс почиет на соломе,
Что шлем его и меч хоть в лаврах зеленеют,
Но гордость с роскошью повержены у ног,
И доблести затмить лучи богатств не смеют, —
Не всяк ли скажет тут, что браней страшный бог.
Плоть Зпиктегову прияв, преобразился,
Чтоб мужества пример, воздержности подать,
Как внешних супостат, как внутренних сражать?
Суворов! страсти кто смирить свои решился,
Легко тому стража и царства покорить,
Друзей и недругов себя заставить чтить

1795

Как ангел неба безмятежный,
В сияньи тихого огня
Ты помолись душою нежной
И за себя и за меня.

Ты от меня любви словами
Сомненья духа отжени
И сердце тихими крылами
Твоей молитвы осени.

К страданиям чужим ты горести полна,
И скорбь ничья тебя не проходила мимо;
К себе лишь ты одной всегда неумолима,
Всегда безжалостна и вечно холодна!

Но если б видеть ты любящею душою
Могла со стороны хоть раз свою печаль —
О, как самой себя тебе бы стало жаль
И как бы плакала ты грустно над собою!

1859

Душ холодных упованье,
Неприязненный ручей,
Чье докучное журчанье
Усыпляет Элизей!
Так! достоин ты укора:
Для чего в твоих водах
Погибает без разбора
Память горестей и благ?
Прочь с нещадным утешеньем!
Я минувшее люблю
И вовек утех забвеньем
Мук забвенья не куплю.

1823

Самый ясный праздник года —
День, когда несет в народ свобода
Первомайский милый цвет.
Развевающимся ало
Знаменам Интернационала
Утро года шлет привет.
Высоко поднявши знамя,
Проходите дружными рядами
С грозным вызовом судьбе.
Разделение — лукаво.
Лишь в одном свое найдешь ты право, —
В единеньи и борьбе.
17 апреля 1917

Год написания: 1917

— 1 —

Нам открывается страна
С вокзального порога.
Отворишь дверь — и вот она,
Железная дорога!

Дают свистки кондуктора,
Поют рожки на стрелке,
И ударяют буфера
Тарелками в тарелки.

Зеленый, красный свет горит,
И каждый миг сигналом
Вокзал с дорогой говорит
И поезда — с вокзалом.

— 2 —

Крепок утренний мороз,
Но, вспотев от жара,
Прямо в небо паровоз
Бьет струями пара.

Мы выходим на перрон,
На снежок хрустящий.
Мы находим свой вагон
Новенький, блестящий.

Хочет каждый из ребят
Сесть к окну поближе.
По углам торчком стоят
Смазанные лыжи.

Плавно тронул паровоз.
Город, до свиданья!
Проезжают без колес
За окошком зданья.

Вот и кончились дома.
В окнах посветлело.
Подмосковная зима
Блещет гладью белой.

— 3 —

На пустынном полустанке
Мы выходим на перрон.
Распрощался на стоянке
С пассажирами вагон.

Постояв перед вокзалом,
Поезд с грохотом исчез.
Мы идем за ним по шпалам:
И сворачиваем в лес.

Сосен сизые иголки
Побелели наверху,
А разряженные елки
Словно в заячьем пуху.

Тишина. И только дятел,
Хлопотливый, деловой,
Барабанит, будто спятил,
Машет пестрой головой.

Только изредка тяжелый
Снежный ком валится в снег.
Впереди — деревня, школа,
Вкусный ужин и ночлег.

— 4 —

Мы встречаем утро в школе,
В окна льдистые глядим.
За одним окошком — поле,
Бор сосновый — за другим.

Хлопья снега с неба падают
Пеленой сквозной
И, мелькая, сердце радуют
Чистой белизной.

Сыплет, сыплет снег охапками
На поля зима.
До бровей накрылись шапками
Низкие дома.

Как хмельной идет-шатается
По мосткам ходок.
А в ведре гремит, болтается
Молодой ледок

— 5 —

С ледяной съезжая горки
На открытый лед реки,
Пишут тройки и восьмерки
Наши острые коньки.

Мы узорами изрежем,
Исчертим речную гладь.
Хорошо нам чистым, свежим,
Снежным воздухом дышать!

— 6 —

Костер раскладывать пора
Настал закатный час.
Зажгутся разом два костра —
На небе и у нас.

Огнем охвачен край небес,
И длинный, красный луч
Насквозь пронизывает лес,
Пробившись из-за туч.

И лес стоит в густом дыму, —
Как будто солнца шар,
В штыки лучей встречая тьму,
Зажег лесной пожар.

Пилу несите и топор,
Валите сухостой.
Пусть и у нас горит костер
Такой же золотой.

Пусть хворост корчится в огне,
Пускай трещит кора…
А снег кружится в вышине
Над пламенем костра.

— 7 —

Идем во тьме и в тишине.
Под нами снег хрустал.
Холодный месяц на сосне
Корабликом стоит.

Кругом — деревья до небес.
И с каждым ветерком
Вздыхает лес, роняет лес
Тяжелый снежный ком.

Спят глухари, медведи спят
В снегах, в лесной глуши.
А кроме них да нас, ребят,
Здесь нет живой души.

Пора и нам домой, в постель.
Сильней кружится снег,
И поздних путников метель
Торопит на ночлег.

— 8 —

Мы снова входим в школьный дом.
Постели нам готовы.
И веет в комнатах теплом
И свежестью сосновой.

Железной дверкою звеня,
Гудит, стреляет печка.
И все ребята у огня
Нашли себе местечко.

Стремится пламя на простор,
Бушует в дымоходе,
Напоминая нам костер,
Пылавший на свободе.

И в этот тихий, поздний час,
Зардевшись от мороза,
Пришли в свой класс проведать нас
Ребята из колхоза.

В снегу морозном, как в пыли,
Их куртки и ушанки.
С собой ребята принесли
Сосновых дров вязанки

Пришел за ними черный пес.
Он свел знакомство с нами
И, между лап уткнув свой нос,
Глядел, зажмурясь, в пламя.

А мы, усевшись на скамьи,
На парты и поленья,
Давай рассказывать свои
Дела и приключенья.

Могли болтать мы до утра,
Но вот встает вожатый
И говорит: — Вам спать пора,
А нам домой, ребята!

Они ушли в поля, в леса,
И слышались во мраке
Далекий смех, и голоса,
И звонкий лай собаки…

— 9 —

Общий сбор трубят горнисты.
Петухи встречают день.
Мы простимся с полем чистым,
С лесом белым и пушистым,
С дымом дальних деревень.

После зимнего похода
Возвращаемся
Домой —
И до будущего года
Распрощаемся
С зимой.

— 10 —

Опять несет нас паровоз
По колее дорожной.
В дороге петь под гул колес
Любую песню можно.

Сейчас огни у нас зажгут,
И окон отраженья
С вагоном рядом побегут
Прозрачной, светлой тенью.

Среди полей, среди лесов
Несемся без оглядки,
И вторят хору голосов
Гремящие площадки.

Еще платформа или две
Мелькнут в окне вагонном —
И вот уж поезд наш в Москве
Стоит перед перроном.

Зеленый, красный свет горит.
И каждый миг сигналом
Вокзал с дорогой говорит
И поезда — с вокзалом.

Даю! свистки кондуктора,
Поют рожки на стрелке.
И ударяют буфера
Тарелками в тарелки.

Рядами частых фонарей
Столица засверкала.
И мы выходим из дверей
Московского вокзала.

Пусть по приказу сатаны
Покойника назначат
В аду хранителем казны, —
Он ловко деньги прячет.

В старинны годы жили-были
Два рыцаря друзья;
Не раз они в Сион ходили
Желанием горя,
С огромной ратью, с королями
Его освободить…
И крест священный
Знаменами
Своими осенить…

Вздыхает под ногами мох,
Дрожат березки нежно, томно,
Закрылся лес туманом скромно,
И только лес, и только мох,
И песня — стон, и слово — вздох.
Земля — мираж, и небо темно.
О, милый лес! О, нежный мох!
Березки, трепетные томно!
15 апреля 1913 Тосно — Петербург

Год написания: 1913

Ногу на ногу заложив
Велимир сидит. Он жив.

Хочешь знать мое богачество?
Скакуну на свете — скачется,
Мертвым — спится, птицам — свищется.

Юным — рыщется да ищется,
Неразумным бабам — плачется.
— Слезный дар — мое богачество!

Май 1918

Тебе в наследие, Жуковской!
Я ветху лиру отдаю;
А я над бездной гроба скользкой
Уж преклоня чело стою.

1808

Приятно встретиться в столице шумной с другом
Зимой,
Но друга увидать, идущего за плугом
В деревне в летний зной,-
Стократ приятнее.

1861

Пойте — пойте, бубенчики ландышей,
Пойте — пойте вы мне —
О весенней любви, тихо канувшей,
О любовной весне;

О улыбке лазоревой девичьей
И — о, боль — о луне…
Пойте — пойте, мои королевичи,
Пойте — пойте вы мне!

1910

Развеселись!… В плен не поймать ручья?
Зато ласкает беглая струя!
Нет в женщинах и в жизни постоянства?
Зато бывает очередь твоя!

Везувий пламя изрыгает,
Столп огненный во тьме стоит,
Багрово зарево зияет,
Дым черный клубом вверх летит;
Краснеет понт, ревет гром ярый,
Ударам вслед звучат удары;
Дрожит земля, дождь искр течет;
Клокочут реки рдяной лавы,—
О росс! Таков твой образ славы,
Что зрел под Измаилом свет!..

Как воды, с гор весной в долину
Низвержась, пенятся, ревут,
Волнами, льдом трясут плотину,
К твердыням россы так текут.
Ничто им путь не воспрещает;
Смертей ли бледных полк встречает,
Иль ад скрежещет зевом к ним,—
Идут, как в тучах скрыты громы,
Как двигнуты безмолвны холмы;
Под ними стон, за ними дым.

Идут в молчании глубоком,
Во мрачной, страшной тишине,
Собой пренебрегают, роком;
Зарница только в вышине
По их оружию играет;
И только их душа сияет,
Когда на бой, на смерть идет.
Уж блещут молнии крылами,
Уж осыпаются громами;
Они молчат — идут вперед…

О! что за зрелище предстало!
О пагубный, о страшный час!
Злодейство что ни вымышляло,
Поверглось, россы, всё на вас!
Зрю камни, ядра, вар и бревны,—
Но чем герои устрашенны?
Чем может отражен быть росс?
Тот лезет по бревну на стену,
А тот летит с стены в геенну,—
Всяк Курций, Деций, Буароз!..

*Представь последний день природы,
Что пролилася звезд река,
На огнь пошли стеною воды,
Бугры взвились за облака;
Что вихри тучи к тучам гнали,
Что мрак лишь молньи освещали,
Что гром потряс всемирну ось,
Что солнце, мглою покровенно,
Ядро казалось раскаленно:
Се вид, как вшел в Измаил росс!..

О! ежели издревле миру
Побед славнейших звук гремит,
И если приступ славен к Тиру *,—
К Измайлу больше знаменит.
Там был вселенной покоритель,
Машин и башен сам строитель,
Горой он море запрудил,
А здесь вождя* одно веленье
Свершило храбрых россов рвенье;
Великий дух был вместо крыл…

Где есть народ в краях вселенны,
Кто б столько сил в себе имел:
Без помощи, от всех стесненный,
Ярем с себя низвергнуть смел
И, вырвав бы венцы Лавровы,
Возверг на тех самих оковы,
Кто столько свету страшен был?
О росс! твоя лишь добродетель
Таких великих дел содетель;
Лишь твой орел луну затмил…

О кровь славян! Сын предков славных,
Несокрушаемый колосс!
Кому в величестве нет равных,
Возросший на полсвете * росс!
Твои коль славны древни следы!
Громчай суть нынешни победы:
Зрю вкруг тебя лавровый лес;
Кавказ и Тавр ты преклоняешь,
Вселенной на среду ступаешь
И досязаешь до небес.

**Курций, Деций, Буароз.**— «Первый — всадник римский, бросившийся в разверстую бездну, чтоб утишить моровое поветрие в Риме; второй — полководец римский, бросившийся в первые ряды, дабы смешать и победить неприятеля; третий — капитан французской службы, вошедший по веревке во время бури на скалу в 80 сажен вышиною и тем взявший крепость». (Объяснение Державина.)
**Тир.**— «Александр (Македонский), отправившийся для покорения Персии, когда не мог взять города Тира, на пути лежавшего, то чтобы ближе подвезти стенобитные машины, таранами называемые, запрудил Тирский залив и взял город приступом». (Объяснение Державина.)
**Вождь.**— Штурмом Измаила руководил великий русский полководец Александр Васильевич Суворов; крепость пала 11 декабря 1790 года.

1791

Не могу я видеть без грусти
Ежедневных собачьих драк, —
В этом маленьком захолустье
Поразительно много Собак!
Есть мордастые — всякой масти!
Есть поджарые — всех тонов!
Только тронь — разорвут на части
Иль оставят вмиг без штанов.
Говорю о том не для смеху,
Я однажды подумал так:
Да! Собака — друг человеку.
Одному,
А другому — враг…

Отрекся мировъ ты и мира,
Явить себя намъ нища, сира;
Но сталъ богатяе купца.
Не бьешся вкругъ сухова хл? ба;
Ты ищетъ, достигая неба,
Въ богатств? райскаго в? нца.

Старик шел мимо башни;
Там девушка сидела,
Держа в руке цветок:
Подарок жениха.
Старик шел мимо башни;
Там женщина рыдала:
Лежал на ложе с ней
Ее младенец — мертв.
Старик шел мимо башни;
Там дряхлая старуха,
Держа в руке цветок,
Шептала: «Вновь весна!»

Ты меня поняла не вполне,
И хоть сердце открылось.
....... .
О, как хочется мне передать
....... .
О, узнай же, как горестен я
....... .
Мы друг друга никак не поймем
....... .
Никогда мы себя не поймем?
....... .
И души увядающий май
Ты пойми иль душой отгадай
....... .
О, узнай мое горе, узнай!
И душою меня отгадай.

Лето 1856

Надо с кем-то рассорить кого-то —
Только с кем и кого?
Надо сделать трагичное что-то —
Только что, для чего?

Надо выстрадать, надо забыться —
Только в чем и зачем?
Надо как-то однажды напиться —
Только с кем, только с кем?

Надо сделать хорошее что-то —
Для кого, для чего?
Это может быть только работа
Для себя самого!

Ну, а что для других, что для многих?
Что для лучших друзей?
А для них — земляные дороги
Души моей!

1970

Амур в слезах поэту раз предстал
И так ему сказал:
«Мой горестен удел: чуть сердца два взогрею —
Уж уступаю место Гименею!»

Брал мальчика отец с собою в маскарад,
А мальчик узнавать умел людей под маской
Пляской,
Какой бы кто ни вздел сокрыть себя наряд.
Неладно прыгая, всей тушей там тряхнулся,
Упал, расшиб он лоб, расквасил мозг, рехнулся,
Но выздоровел бы по-прежнему плясать,
Когда бы без ума не стал стихов писать.
Склад был безмерно гнусен,
Не видывал еще никто подобных врак.
О мальчик! узнавать ты был людей искусен,
Но знаешь ли теперь, что ты парнасский рак?
Ты в масках прежде знал людей по виду пляски,
А ныне сам себя не знаешь и без маски.
Брось музу, если быть не хочешь ты дурак.[1]

Чу, пушки грянули! крылатых кораблей
Покрылась облаком станица боевая,
Корабль вбежал в Неву — и вот среди зыбей
Качаясь плавает, как лебедь молодая.

Ликует русский флот. Широкая Нева
Без ветра, в ясный день глубоко взволновалась,
Широкая волна плеснула в острова
.......................

1833

Казалось, было холодно цветам,
и от росы они слегка поблёкли.
Зарю, что шла по травам и кустам,
обшарили немецкие бинокли.

Цветок, в росинках весь, к цветку приник,
и пограничник протянул к ним руки.
А немцы, кончив кофе пить, в тот миг
влезали в танки, закрывали люки.

Такою все дышало тишиной,
что вся земля еще спала, казалось.
Кто знал, что между миром и войной
всего каких-то пять минут осталось!

Я о другом не пел бы ни о чем,
а славил бы всю жизнь свою дорогу,
когда б армейским скромным трубачом
я эти пять минут трубил тревогу.

1943