Стихи для детей

Шёл в школу. И мячик на крыше сарая
Заметил. Лежит он заброшен, забыт.
Возьму его в класс, а потом поиграю.
Сейчас он, голубчик, на землю слетит.

Швырнул в него шапку – и шапка на крыше.
Пеналом пустил – и пенал не помог.
Сам лезу на крышу… И к ужасу слышу –
Как голос судьбы беспощадный звонок.

Домой или в школу? И дома, и в школе
Твердить оправданья? Нет-нет! Нипочём!
…Сижу я на крыше с дурацким мячом,
И воля мне кажется хуже неволи.

Бронзовка — жук изумрудный,
Очень приятный для взгляда.
В дружбе он жил обоюдной
С Феей волшебного сада.
Вместе по дикой рябинке
В час проходили урочный.
Вместе вкушали росинки,
С пылью мешая цветочной.
Вместе дождались расцвета
Яркого пышного Мая.
И с наступлением Лета
Скрылись из этого края.

Уронило солнце
Лучик золотой
Вырос одуванчик
Первый, молодой.

У него чудесный
Золотистый цвет.
Он большого солнца
Маленький портрет.

Пришёл на каток
Николай с шоколадкой
И съесть пожелал
Шоколадку украдкой.
Зажал Николай
Шоколадку в кулак
И сделал открытие:
«Я-не дурак!»

Свою шоколадку
Держа в кулаке,
Он всех обгонял
В этот день на катке!
Он слышал, как сзади
Летели друзья, —
Мечтал оглянуться,
Но было нельзя!
Нельзя с шоколадкой
Ему расставаться!
И мчался вперёд,
Не желая сдаваться!

Дышал Николай,
Словно тигр уссурийский,
Держал Николай
Марафон олимпийский!
Каток под серебряной пылью
Дрожал,
А он шоколадку с ванилью
Зажал!

Не мог Николай
Укусить шоколадку,
Он мчался
И ел её только вприглядку!
И мимо друзей,
Словно двигатель шумный,
Пуская пары,
Пролетал, как безумный!

Пылал Николай,
Словно русская печка,
Но он перегрелся —
И вышла осечка:
В руке шоколадка
Кипит, как в кастрюльке,
И льются в рукав
Шоколадные струйки…

И мимо друзей
Николай ненаглядный
Пыхтит,
Тарахтит,
Словно пупс шоколадный!

Ванильный,
Ореховый,
Сладкий
И липкий,
Он бешено мчится
С глупейшей улыбкой —
Легко ли
Такой шоколадке огромной
В тени оставаться
И выглядеть скромной?

Ревёт Николай
На катке ледяном —
Везут Николая
В большой гастроном!
Завязана розовой лентой
Коробка —
Не трюфельный торт,
Не конфеты «Коровка»!

Шофёр восхищён:
— Ах, какой Шоколай!
— Какой Шоколай? —
Возмущён Николай!
— Ты был Николаем, —
Шофёр говорит, —
А стал Шоколаем, —
Шофёр говорит. —
И мы, дорогой,
Любоваться желаем
Огромным таким
И живым Шоколаем!

Стоит Шоколай
На витрине нарядной,
И всем говорит
Его вид шоколадный:
Прекрасно
Ходить на каток с шоколадкой!
Опасно
Съедать шоколадку украдкой!
Быть жадным — ужасно!
Не надо, не надо,
А то превратишься в кусок
Шоколада!

Не ветер бушует над бором,
Не с гор побежали ручьи,
Мороз-воевода дозором
Обходит владенья свои.

Глядит — хорошо ли метели
Лесные тропы занесли,
И нет ли где трещины, щели,
И нет ли где голой земли?

Пушисты ли сосен вершины,
Красив ли узор на дубах?
И крепко ли скованы льдины
В великих и малых водах?

Идет — по деревьям шагает,
Трещит по замерзлой воде,
И яркое солнце играет
В косматой его бороде.

Дорога везде чародею,
Чу! ближе подходит, седой.
И вдруг очутился над нею,
Над самой ее головой!

Забравшись на сосну большую,
По веточкам палицей бьет
И сам про себя удалую,
Хвастливую песню поет:

XXXI
«Вглядись, молодица, смелее,
Каков воевода Мороз!
Навряд тебе парня сильнее
И краше видать привелось?

Метели, снега и туманы
Покорны морозу всегда,
Пойду на моря-окияны —
Построю дворцы изо льда.

Задумаю — реки большие
Надолго упрячу под гнет,
Построю мосты ледяные,
Каких не построит народ.

Где быстрые, шумные воды
Недавно свободно текли —
Сегодня прошли пешеходы,
Обозы с товаром прошли.

Люблю я в глубоких могилах
Покойников в иней рядить,
И кровь вымораживать в жилах,
И мозг в голове леденить.

На горе недоброму вору,
На страх седоку и коню,
Люблю я в вечернюю пору
Затеять в лесу трескотню.

Бабенки, пеняя на леших,
Домой удирают скорей.
А пьяных, и конных, и пеших
Дурачить еще веселей.

Без мелу всю выбелю рожу,
А нос запылает огнем,
И бороду так приморожу
К вожжам — хоть руби топором!

Богат я, казны не считаю,
А все не скудеет добро;
Я царство мое убираю
В алмазы, жемчуг, серебро.

Отрывок из «Мороз-красный нос»

Александру Давидовичу Топольскому

Спит Белоснежка в хрустальном гробу.
Карлики горько рыдают, малютки.
Из незабудок веночек на лбу
И на груди незабудки.

Ворон — печальный сидит на дубу.
Спит Белоснежка в хрустальном гробу.

Плачется карлик в смешном колпаке,
Плачется: «Плохо ее берегли мы!»
Белую ленту сжимает в руке
Маленький карлик любимый.

Средний — печальный играет в трубу.
Спит Белоснежка в хрустальном гробу.

Старший у гроба стоит на часах,
Смотрит и ждет, не мелькнет ли усмешка.
Спит Белоснежка с венком в волосах,
Не оживет Белоснежка!

Ворон — печальный сидит на дубу.
Спит Белоснежка в хрустальном гробу.

Гуси ходят поутру
По широкому двору,
Беспокоятся, кричат,
Не сочтут никак гусят...
«Га-га-га! го-го-го-го!
Нет гусёнка одного...»
— «Не сбежал ли он в лесок?» -
Говорит им петушок.
— «Нет; не коршун ли унес?» -
Спорит утка — плоский нос.
А индюк: «Балды-балды!
Поищите у воды».
Гуси белые сошлись,
По дороге поплелись.
Черный ворон прилетел,
На плетне повыше сел:
«Карры-карр! я сам видал,
Как с гусёнком волк бежал».
Как теперь помочь беде?
Гуси с горем — марш к воде
И пустились по волнам...
Глядь — гусёнок тоже там!
Загалдели гуси враз:
«Как ты смел уйти от нас?»
А гусёнок: «Го-го-го!
Мне вода милей всего».

В день Вашего рождения
Дарю Вам сие произведение.
Когда Вы будете, моя дорогая,
Совершенно большая —
И будете иметь своего мальчишку,—
Можете подарить ему эту книжку.
Поэтому не мажьте ее ни маслом, ни вишневым
соком
И раскрывайте всегда прямо, а не боком.
Целую Вас в носик, в глазки, в правую щечку,
Желаю Вам десять пудов счастья — и ставлю точку.

У меня есть кукла Барби —
Золотых волос полна!
Повяжу я кукле бантик,
Улыбнётся мне она.
Я в ответ ей улыбнусь,
И, как Барби, причешусь.

Я знаю, что надо придумать,
Чтоб не было больше зимы,
Чтоб вместо высоких сугробов
Вокруг зеленели холмы.

Смотрю я в стекляшку
Зеленого цвета,
И сразу зима
Превращается в лето.

— Черёмуха, черемуха,
Ты что стоишь бела?
— Для праздника весеннего,
Для Мая расцвела.

— А ты, трава-муравушка,
Что стелешься мягка?
— Для праздника весеннего,
Для майского денька.

— А вы, берёзы тонкие,
Что нынче зелены?
— Для праздника, для праздника!
Для Мая! Для весны!

Поздней осени приметы:
Улетела птичья стая,
Все по-разному одеты,
Снег пошел опять растаял…

На прогулке три Аленки.
Три Аленки — две дубленки
И в полоску плащик тонкий.

Дал я плащику подножку,
Понарошку,
Не со зла.
Возмутились две Аленки,
А одна домой ушла.

Возвратилась вся в зеленке.
— Размахнись! — кричу Аленке. —
Стукни ты меня в ответ! —
А она смеется: — Нет,
Мне идет зеленый цвет.

Я взглянул на плащик тонкий,
И, как будто не всерьез,
Неожиданно Аленке
Задаю такой вопрос:

— Три девчонки, три Аленки,
У кого-то нос в зеленке
И косички словно лен,
Я в кого из них влюблен?

Улыбается Аленка:
— Говоришь, в зеленке нос?
Нет, загадочный вопрос.

Как быстро год прошел! Как медленные дни
Томительно текли! Как много раз они,
Встречая ласкою, прощались огорченьем,
Как много раз моя душа
Кипела буйным вдохновеньем,
Любить и чувствовать спеша.
Как часто с трепетным и злым негодованьем
Готов предаться был я пламенным рыданьям,
И, не рыдая, тлел в агонии страстей!
Как много раз, с судьбою споря,
Над бездной ужаса и горя,
Молил я солнца ясных дней!
Но робкая судьба как тусклый день текла
И скупо счастие дарила.
И душу сонную томила
Кругом сгустившаяся мгла.
Без слез я проклинал, без злобы ненавидел,
Без сожаления в прошедшее смотрел,
Без упования грядущее я видел
И холодно пытал нерадостный удел!

Август 1889

Катаясь на коньках,
На льду скользила Фея.
Снежинки, тихо рея,
Рождались в облаках.
Родились — и скорей,
Сюда, скорей, скорее.
Из мира снежных фей
К земной скользящей Фее.

Привиделся мистеру Твистеру сон.
Приснилось, что требует дело,
Чтоб в знойную Африку вылетел он,
На родину негра Отелло.

Готовясь, велит он слуге своему
Отправить скорей телеграмму
О том, чтобы визу прислали ему
Из Африки в штат Алабаму.

И думает Твистер, смятеньем объят:
«Как ночь провести мне в отеле,
Где рядом со мной чернокожие спят
Иль книгу читают в постели?.

Как лезть в белоснежную ванну с утра
И мыться в ней сидя и лежа,
Когда эта самая ванна вчера
Касалась спины чернокожей?

И ежели дома студент Мередит
Весь год отбивал у меня аппетит,
То здесь мне придется с визитом
К таким же ходить Мередитам!..»

Но что это?. Твистер не верит глазам.
Какие бывают сюрпризы!
Из Африки пишут: «Простите, но вам
Отказано в выдаче визы».

И Твистер задумался… Вот тебе раз!
Как много обидной иронии
Таит этот вежливо-твердый отказ
Правительства бывшей колонии!

«С годами все туже приходится нам,
Сынам Алабамы, расистам,
Гордящимся родом, подобно коням,
Что славятся бегом рысистым!..»

Жито убрано, скошено сено,
Отошли и страда и жара.
Утопая в листве по колено,
Снова осень стоит у двора.

Золотистые копны соломы
На токах на колхозных лежат.
И ребята дорогой знакомой
На занятия в школу спешат.

Крошка сын
к отцу пришел,
и спросила кроха:
— Что такое
хорошо
и что такое
плохо?-
У меня
секретов нет,-
слушайте, детишки,-
папы этого
ответ
помещаю
в книжке.

— Если ветер
крыши рвет,
если
град загрохал,-
каждый знает —
это вот
для прогулок
плохо.
Дождь покапал
и прошел.
Солнце
в целом свете.
Это —
очень хорошо
и большим
и детям.

Если
сын
чернее ночи,
грязь лежит
на рожице,-
ясно,
это
плохо очень
для ребячьей кожицы.

Если
мальчик
любит мыло
и зубной порошок,
этот мальчик
очень милый,
поступает хорошо.

Если бьет
дрянной драчун
слабого мальчишку,
я такого
не хочу
даже
вставить в книжку.

Этот вот кричит:
— Не трожь
тех,
кто меньше ростом!-
Этот мальчик
так хорош,
загляденье просто!
Если ты
порвал подряд
книжицу
и мячик,
октябрята говорят:
плоховатый мальчик.

Если мальчик
любит труд,
тычет
в книжку
пальчик,
про такого
пишут тут:
он
хороший мальчик.

От вороны
карапуз
убежал, заохав.
Мальчик этот
просто трус.
Это
очень плохо.

Этот,
хоть и сам с вершок,
спорит
с грозной птицей.
Храбрый мальчик,
хорошо,
в жизни
пригодится.
Этот
в грязь полез
и рад.
что грязна рубаха.
Про такого
говорят:
он плохой,
неряха.
Этот
чистит валенки,
моет
сам
галоши.
Он
хотя и маленький,
но вполне хороший.

Помни
это
каждый сын.
Знай
любой ребенок:
вырастет
из сына
cвин,
если сын —
свиненок,
Мальчик
радостный пошел,
и решила кроха:
«Буду
делать хорошо,
и не буду —
плохо».

Что мы Родиной зовём?
Дом, где мы с тобой живём,
И берёзки, вдоль которых
Рядом с мамой мы идём.

Что мы Родиной зовём?
Поле с тонким колоском,
Наши праздники и песни,
Тёплый вечер за окном.

Что мы Родиной зовём?
Всё, что в сердце бережём,
И под небом синим-синим
Флаг России над Кремлём.

О дивной розе без шипов
Давно твердят в стихах и прозе;
Издревле молим мы богов
Открыть нам путь к чудесной розе:
Ее в далекой стороне
Цветущею воображаем;
На грозной мыслим вышине,
К которой доступ охраняем
Толпой драконов и духов,
Средь ужасов уединенья —
Таится роза без шипов;
Но то обман воображенья —
Очаровательный цветок
К нам близко! В райский уголок,
Где он в тиши благоухает,
Дракон путей не заграждает:
Его святилище хранит
Богиня-благость с ясным взором,
Приветливость — сестра харит —
С приятным, сладким разговором,
С обворожающим лицом —
И скромное Благотворенье
С тем очарованным жезлом,
Которого прикосновенье
Велит сквозь слез сиять очам
И сжатым горестью устам
Улыбку счастья возвращает.
Там невидимкой расцветает
Созданье лучшее богов —
Святая Роза без шипов.

14 сентября 1819

Бородатые чуйки с голодными глазами
Хрипло предлагают «животрепещущих докторов».
Гимназисты поводят бумажными усами,
Горничные стреляют в суконных юнкеров.

Шаткие лари, сколоченные наскоро,
Холерного вида пряники и халва,
Грязь под ногами хлюпает так ласково,
И на плечах болтается чужая голова.

Червонные рыбки из стеклянной обители
Грустно-испуганно смотрят на толпу.
«Вот замечательные американские жители —
Глотают камни и гвозди, как крупу!»

Писаря выражаются вдохновенно-изысканно,
Знакомятся с модистками и переходят на ты,
Сгущенный воздух переполнился писками,
Кричат бирюзовые бумажные цветы.

Деревья вздрагивают черными ветками,
Капли и бумажки падают в грязь.
Чужие люди толкутся между клетками
И месят ногами пеструю мазь.

1909

У него вагон достоинств,
Недостатков нет почти,
Ничего ему не стоит
Вам улыбку принести.

Давать он хочет, а не брать,
Он сильный, а не слабый,
О нём я толстую тетрадь
Всю исписать могла бы!

Он выигрывать умеет,
Не боится проиграть,
«Очень быстро он умнеет!» –
Записала я в тетрадь.

Починил он клетку птице,
Дал котёнку молоко.
Он умеет извиниться,
Это тоже нелегко!

Много кошек — КОШКИ.
Много мошек — МОШКИ.
Бык улёгся у реки.
Два быка — уже БЫКИ.
Но не ясно мне про пони —
Ту, в упряжке и в попоне:
Вот шагает,
Недотрога,
В свой возок запряжена
ПОНИ —
Это значит:
МНОГО!
А она —
Совсем одна…
Может, скажет пони-мать,
Как
Всё это
Понимать?

Кошка — злюка в серой шубке!
Кошка — страшный хищный зверь..
Растопыривайте юбки,
Пропускайте мышку в дверь!

Пропускайте мышь-трусишку,
Кошка здесь, и, там, и тут…
Мышка, мышь, ныряй под мышку,
А не то — тебе капут.

Оближи-ка, кошка, губки:
Мышку ветер подковал…
Ты возьми-ка хвост свой в зубки,
Чтобы бегать не мешал!

Кошка-киска, зверь лукавый,
Кошка-злюка, кошка — брысь!
Вправо-влево, влево-вправо, —
Мышка, мышка, берегись!

Ах, как страшно бьется сердце!
Наш мышонок чуть живой:
Разбежался в круг сквозь дверцы,
Бац — и в кошку головой…

Уж и есть за что,
Русь могучая,
Полюбить тебя,
Назвать матерью,
Стать за честь твою
Против недруга,
За тебя в нужде
Сложить голову!

Всю жизнь любил он рисовать войну.
Беззвездной ночью наскочив на мину,
Он вместе с кораблем пошел ко дну,
Не дописав последнюю картину.

Всю жизнь лечиться люди шли к нему,
Всю жизнь он смерть преследовал жестоко
И умер, сам привив себе чуму,
Последний опыт кончив раньше срока.

Всю жизнь привык он пробовать сердца.
Начав еще мальчишкою с «ньюпора»,
Он в сорок лет разбился, до конца
Не испытав последнего мотора.

Никак не можем помириться с тем,
Что люди умирают не в постели,
Что гибнут вдруг, не дописав поэм,
Не долечив, не долетев до цели.

Как будто есть последние дела,
Как будто можно, кончив все заботы,
В кругу семьи усесться у стола
И отдыхать под старость от работы…

1939

Как птицы, скачут и бегут, как мыши,
Сухие листья кленов и берез,
С ветвей срываясь, устилают крыши,
Пока их ветер дальше не унес.

Осенний сад не помнит, увядая,
Что в огненной листве погребена
Такая звонкая, такая молодая,
Еще совсем недавняя весна,

Что эти листья — летняя прохлада,
Струившая зеленоватый свет…
Как хорошо, что у деревьев сада
О прошлых днях воспоминанья нет.

Оттого я о соснах седых,
О задумчивых соснах пою,
Что под сказки их веток густых
Засыпала в родном я краю…
Ведь они для меня берегли
Чуть раскрытых фиалок цветы…
И под ними так чудно цвели
Молодые, как утро, мечты!..
И теперь к ним уйти от людей
Я спешу с наболевшей душой,
И душистой смолою своей
Плачут сосны, склонясь надо мной.
И заветные думы мои…
Только им я одним говорю —
Оттого я о соснах седых,
О задумчивых соснах пою.

Гиена такая мерзкая.
Морда у нее дерзкая,
Шерсть на загривке торчком,
Спина- сучком,
По бокам (для чего — непонятно)
Ржавые пятна,
Живот — грязный и лысый,
Ткнется в решётку — хвост у ноги,
Глаза — как у Бабы-Яги.
А мне ее жалко…
Разве ей не обидно?
Даже моль, даже галка
Симпатична и миловидна.
Мне объяснила невеста дядиволодина,
Тётя Аглая:
«Почему она злая?
Потому что уродина».

Чему первым делом
Научится кошка?
— Хватать!
Чему первым делом
Научится птица?
— Летать!
Чему первым делом
Научится школьник?
— Читать!

Горько плакал мальчик Лева
Потому, что нету клева.
— Что с тобой?— спросили дома,
Напугавшись пуще грома.
Он ответил без улыбки:
— Не клюют сегодня рыбки…