Философские стихи Якова Петровича Полонского

Я ль первый отойду из мира в вечность — ты ли,
Предупредив меня, уйдешь за грань могил,
Поведать небесам страстей земные были,
Невероятные в стране бесплотных сил!
Мы оба поразим своим рассказом небо
Об этой злой земле, где брат мой просит хлеба,
Где золото к вражде — к безумию ведет,
Где ложь всем явная наивно лицемерит,
Где робкое добро себе пощады ждет,
А правда так страшна, что сердце ей не верит,
Где — ненавидя — я боролся и страдал,
Где ты — любя — томилась и страдала;
Но —
Ты скажи, что я не проклинал;
А я скажу, что ты благословляла!..

1860

К моей телеге я привык,
Мне и ухабы нипочем…
Я только дрогну, как старик,
В холодном воздухе ночном…
Порой задумчиво молчу,
Порой отчаянно кричу:
— Пошел!.. Валяй по всем по трем.

Но хоть кричи, бранись иль плачь —
Молчит, упрям ямщик седой:
Слегка подстегивая кляч,
Он ровной гонит их рысцой;
И шлепает под ними грязь,
И, незаметно шевелясь,
Они бегут во тьме ночной.

1876

Ты спрашиваешь: отчего
Так пошло все и так ничтожно,
Что превосходства своего
Не сознавать нам невозможно?.
— Нет, я такой же, как и все —
Такая ж спица в колесе,
Которое само не знает
И не ответит — хоть спроси,-
Зачем оно в пыли мелькает,
Вертясь вокруг своей оси…
Зачем своей железной шиной,
Мирской дорогою катясь,
Оно захватывает грязь,
Марая спицы липкой глиной,
И почему не сознает
То колесо, кого везет?
Кто держит вожжи — кто возница?
Чье око видит с высоты,
Куда несется колесница?
Какие кони впряжены?

1-й голос.

Не молись и не проси у Бога
Ни любви, ни разума, ни силы;
У Творца таких даров не много:
Дар для всех один — покой могилы…
Гасит смерть природы блеск волшебный,
Небеса утрачивают славу;
И забудешь ты родник целебный
Той любви, — где ты нашел отраву.
О, бедняк! Больное нежа чувство
Мерных строф пленительной игрою,
Сколько раз мечтал ты, что искусство
Светит миру новою зарею…
Где ж она — заря твоя? Далеко.
Та же ночь лежит над темным людом:
Светоч твой мелькает одиноко, —
На ветру горит каким-то чудом.
Тщетно ждал ты мысли от народа, —
Твой народ, поверь, тебя не слышит:
Без него спеша на клич «свобода!»
Ты устал и — грудь твоя чуть дышит.
Погляди, твоей минутной славы
Бледный луч, мелькнув, исчез за тучей…
Покорись! — кричит рассудок здравый,
Не к лицу тебе твой терн колючий;
Явное страданье унижает, —
Умным людям кажется пороком,
Только дух вражды и понимает
Злую месть души, забитой роком.

2-й голос.

Не враждуй, не злись напрасно!
Гнев постичь мне не дано…
Все, что создано — мне ясно,
Темно все, что рождено…
В эти речи отрицанья
Не вникал я, и — не вник!..
Вздохи, стоны, крик страданья
Для меня чужой язык… —
Безмятежным счастьем вею
Я в мятежные сердца,
Откликаться не умею
На призывы гордеца, —
Лишь в минуты просветленья,
В бездне мрака и сомненья,
Вижу душу я твою, —
Душу в образе телесном,
И ее, духам небесным
Непонятную, люблю.

На дворе зима лихая…
Солнце красное взошло
И, то щурясь, то мигая,
Смотрит в мёрзлое стекло.
В ночь цветы полярной флоры
Разрослись на том стекле;
Рдеют белые узоры,
Уловляя в серой мгле
Пурпур солнца, блеск лучистый,
Розовато-золотистый…

В том же розовом огне,
В полосе луча и пыли,
Золотились на окне
Два лимона: их забыли —
И не выкинули их…
Два лимона, — как два брата, —
Оба выжаты, — и смята
Их краса была, и в них
Говорило горе… Мнилось,
Кто-то молча слушал их…
Близко чьё-то сердце билось.

С детства мыслящий старик,
Тоже смятый, он не даром
Оглянулся — и поник
У стола, за самоваром.
Самовар его потух,
Но ещё таилась сила, —
Пар таился в нём, — и вдруг
Медь его заголосила,
Тихо стала петь и ныть…
Вслед за ней и два лимона
Тоже стали голосить:

«В вертоградах Лиссабона,
Дети марта и весны,
Были мы не для Мамона,
А для солнца рождены.
Помнишь, как благоухали
Наши белые цветы
В те часы, как нам мигали
Божьи звёзды с высоты?.
И какие сны нам снились
В дни, когда мы золотились
На припёке, — в дни, когда
Всё вкруг нас, как бы дремало
Или млело, — лишь журчала
Где-то в желобе вода!..
Что же сделали вы с нами,
Люди злые, без души! —
Нас нечистыми руками
Обобрали торгаши.
И теперь в какой трущобе
Очутились мы! Куда
Нас умчала в дикой злобе
Нам враждебная среда!
Выжимают сок наш, — нашу
Кровь — в дымящуюся чашу…
Ах, как грустно самовар,
Потухая, напевает!..
Уж не он ли превращает
Простывающий свой пар,
Оседающий на окна,—
В серебристые волокна,
В виде листьев и цветов,
В виде бледных привидений
Нам неведомых растений,
От которых жутко нам,
Светлой родины сынам?
Кто вернет нам сень душистых
Лавров, или зной лучистых
Наших дней? Ужели нет, —
В целом мире нет — закона,
Чтоб два выжатых лимона
Воротить на вольный свет!?»

Солнце, — то же, что и летом, —
То же солнце, чьё тепло
Мирт и лавры вознесло, —
Ни приветом, ни ответом
Не могло служить им; — нет,
Солнца пурпурный рассвет
В этот миг холодным светом
Озарял немало бед.
И цветы полярной флоры, —
Эти белые узоры,
Те, что им озарены
Так роскошно, так приветно, —
Будут им же незаметно
Навсегда унесены…

— Вот что нужно пустозвонам!
Молвил мой старик, — пора
Мне и выжатым лимонам —
В смерти ждать себе добра,
Или ластиться к внучатам…
Дух ни выжатым, ни смятым
Быть не может… Как лучей
Буря силою своей
Пошатнуть никак не может, —
Так и веры не встревожит
Суета…
? И мой старик
Головой опять поник:
Оп считал себя измятым
Жизнью, — значит, виноватым…
И затем, как бы сквозь сон,
Бормотал он: «Боже правый!
Денег жаждет мир лукавый,
Глупый гонится за славой,
Ропщет выжатый лимон!»