Стихи для детей

День вечереет, ночь близка,
Длинней с горы ложится тень,
На небе гаснут облака…
Уж поздно. Вечереет день.

Но мне не страшен мрак ночной,
Не жаль скудеющего дня,-
Лишь ты, волшебный призрак мой,
Лишь ты не покидай меня!..

Крылом своим меня одень,
Волненья сердца утиши,
И благодатна будет тень
Для очарованной души.

Кто ты? Откуда? Как решить,
Небесный ты или земной?
Воздушный житель, может быть,-
Но с страстной женскою душой.

1 ноября 1851

Пусть сосны и ели
Всю зиму торчат,
В снега и метели
Закутавшись, спят,-
Их тощая зелень,
Как иглы ежа,
Хоть ввек не желтеет,
Но ввек не свежа.

Мы ж, легкое племя,
Цветем и блестим
И краткое время
На сучьях гостим.
Все красное лето
Мы были в красе-
Играли с лучами,
Купались в poce!..

Но птички отпели,
Цветы отцвели,
Лучи побледнели,
Зефиры ушли.
Так что же нам даром
Висеть и желтеть?
Не лучше ль за ними
И нам улететь!

О буйные ветры,
Скорее, скорей!
Скорей нас сорвите
С докучных ветвей!
Сорвите, умчите,
Мы ждать не хотим,
Летите, летите!
Мы с вами летим!..

Осень 1830

Полосатые лошадки,
Африканские лошадки,
Хорошо играть вам в прятки
На лугу среди травы!

Разлинованы лошадки,
Словно школьные тетрадки,
Разрисованы лошадки
От копыт до головы.

Покуда не был я женат,
Я был так одинок
И прятал сыр и ветчину
На полке в уголок.

Но так как мыши грызли сыр
И ели ветчину,
Поехать в Лондон я решил
И взять себе жену.

Широких улиц там не счесть,
А в переулках тесно.
Не мог проехать я с женой
В карете многоместной.

Жену я в тачку погрузил
И сам ее повез,
Но скоро тачка и жена
Свалились под откос.

Иван Тапорыжкин пошел на охоту,
С ним пудель пошел, перепрыгнув забор,
Иван, как бревно провалился в болото,
А пудель в реке утонул, как топор.

Иван Тапорыжкин пошел на охоту,
С ним пудель вприпрыжку пошел, как топор.
Иван повалился бревном на болото,
А пудель в реке перепрыгнул забор.

Иван Тапорыжкин пошел на охоту,
С ним пудель в реке провалился в забор.
Иван как бревно перепрыгнул болото,
А пудель вприпрыжку попал на топор.

Эту короткую песню мою
Я посылаю в печать.
Тем я в подарок ее отдаю,
Кто научился читать.

Новый читатель является к нам.
Это хорошая весть!
Очень приятно, что может он сам
Каждую строчку прочесть.

Школе спасибо! Спасибо тому,
Кто напечатал букварь.
Будто принес он в глубокую тьму
Яркий волшебный фонарь.

Ёлка ветви свои опустила,
Белый иней осыпал её...
Отчего мне так близко, так мило.
Деревцо ты родное мое?

Зеленея безмолвным приветом,
Ты приходишь как друг дорогой,
И надеждой и радостным светом
Загорается даль предо мной...

— Где вы были?
Далеко ли?
— На Арбате были,
В школе.

Заглянули в третий класс.
(Тут они вздохнули обе.)
Там Смирнов отстал в учебе,
И, представьте, из-за нас!

«Скачет шустрая сенница»,—
Написал он на доске,
И за это единица
У Смирнова в дневнике.

Он расстроился, бедняжка,
Слезы брызнули из глаз.
Да и нам, конечно, тяжко,
Что неверно пишут нас.

Рассказали нам синицы:
— В коридоре что творится!
Стайкой скачут ученицы,
Мчатся мальчики гурьбой,
Все кричат наперебой.

Мы охотно скачем сами
Вверх и вниз, туда-сюда,
Но такими голосами
Не кричим мы никогда.—
Тут вздохнули две синицы
И вспорхнули со страницы.

В стройных звуках льются песни
Гармонической волной;
По душе волшебно ходят
И проходят с быстротой.

Полечу я вслед за ними;
Погружуся в них душой;
В очарованном забвеньи
Позабуду мир земной.

Сколько звуков, сколько песен
Раздалося вновь во мне!
Сколько образов чудесных
Оживилось в вышине!

Между них она, младая,
Заблистала красотой!
Чистой пламенной любовью
Озарился мир земной…

Улетайте ж в небо, звуки,
Сокрывайтеся вдали!
Здесь я с нею, здесь я счастлив,
Любо жить мне на земли!

20 июня 1838, Москва, вечер музыкальный у Боткина

I.

Октябрь уж наступил — уж роща отряхает
Последние листы с нагих своих ветвей;
Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.
Журча еще бежит за мельницу ручей,
Но пруд уже застыл; сосед мой поспешает
В отъезжие поля с охотою своей,
И страждут озими от бешеной забавы,
И будит лай собак уснувшие дубравы.

II.

Теперь моя пора: я не люблю весны;
Скучна мне оттепель; вонь, грязь — весной я болен;
Кровь бродит; чувства, ум тоскою стеснены.
Суровою зимой я более доволен,
Люблю ее снега; в присутствии луны
Как легкий бег саней с подругой быстр и волен,
Когда под соболем, согрета и свежа,
Она вам руку жмет, пылая и дрожа!

III.

Как весело, обув железом острым ноги,
Скользить по зеркалу стоячих, ровных рек!
А зимних праздников блестящие тревоги?.
Но надо знать и честь; полгода снег да снег,
Ведь это наконец и жителю берлоги,
Медведю надоест. Нельзя же целый век
Кататься нам в санях с Армидами младыми,
Иль киснуть у печей за стеклами двойными.

IV.

Ох, лето красное! любил бы я тебя,
Когда б не зной, да пыль, да комары, да мухи.
Ты, все душевные способности губя,
Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи;
Лишь как бы напоить, да освежить себя —
Иной в нас мысли нет, и жаль зимы старухи,
И, проводив ее блинами и вином,
Поминки ей творим мороженым и льдом.

V.

Дни поздней осени бранят обыкновенно,
Но мне она мила, читатель дорогой,
Красою тихою, блистающей смиренно.
Так нелюбимое дитя в семье родной
К себе меня влечет. Сказать вам откровенно,
Из годовых времен я рад лишь ей одной,
В ней много доброго; любовник не тщеславный,
Я нечто в ней нашел мечтою своенравной.

VI.

Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.
Улыбка на устах увянувших видна;
Могильной пропасти она не слышит зева;
Играет на лице еще багровый цвет.
Она жива еще сегодня, завтра нет.

VII.

Унылая пора! очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса,
В их сенях ветра шум и свежее дыханье,
И мглой волнистою покрыты небеса,
И редкий солнца луч, и первые морозы,
И отдаленные седой зимы угрозы.

VIII.

И с каждой осенью я расцветаю вновь;
Здоровью моему полезен русской холод;
К привычкам бытия вновь чувствую любовь:
Чредой слетает сон, чредой находит голод;
Легко и радостно играет в сердце кровь,
Желания кипят — я снова счастлив, молод,
Я снова жизни полн — таков мой организм
(Извольте мне простить ненужный прозаизм).

IX.

Ведут ко мне коня; в раздолии открытом,
Махая гривою, он всадника несет,
И звонко под его блистающим копытом
Звенит промерзлый дол, и трескается лед.
Но гаснет краткий день, и в камельке забытом
Огонь опять горит — то яркий свет лиет,
То тлеет медленно — а я пред ним читаю,
Иль думы долгие в душе моей питаю.

X.

И забываю мир — и в сладкой тишине
Я сладко усыплен моим воображеньем,
И пробуждается поэзия во мне:
Душа стесняется лирическим волненьем,
Трепещет и звучит, и ищет, как во сне,
Излиться наконец свободным проявленьем —
И тут ко мне идет незримый рой гостей,
Знакомцы давние, плоды мечты моей.

XI.

И мысли в голове волнуются в отваге,
И рифмы легкие навстречу им бегут,
И пальцы просятся к перу, перо к бумаге,
Минута — и стихи свободно потекут.
Так дремлет недвижим корабль в недвижной влаге,
Но чу! — матросы вдруг кидаются, ползут
Вверх, вниз — и паруса надулись, ветра полны;
Громада двинулась и рассекает волны.

XII.

Плывет. Куда ж нам плыть?.
…
…

1833

Автограф
Между строфами X и XI:

Стальные рыцари, угрюмые султаны,
Монахи, карлики, арапские цари,
Гречанки с чётками, корсары, богдыханы,
Испанцы в епанчах, жиды, богатыри,
Царевны пленные и злые великаны.
И вы, любимицы златой моей зари, —
Вы, барышни мои, с открытыми плечами,
С висками гладкими и томными очами.

Строфа XII:

Ура!.. куда же плыть?. какие берега
Теперь мы посетим: Кавказ ли колоссальный,
Иль опалённые Молдавии луга,
Иль скалы дикие Шотландии печальной,
Или Нормандии блестящие снега,
Или Швейцарии ландшафт пирамидальный?

Сон сел у подушки,
Склонясь в тишине…
Толстушке-Верушке
Приснилось во сне:
Сидит она в сквере
С подругою Мэри,
Надела очки
И вяжет чулки…
Зеленые ивы
Развесили гривы,
Колышется пруд,
И пчелки поют.
А рядом их папы,
Надвинувши шляпы
И выпучив глазки,
В плетеной коляске
Сосут кулачки.
Разрыли пеленки
И, вздернув ножонки,
Мычат, как бычки.

Вдруг папа Веруши,
Встав в позу борца,
Вцепляется в уши
Другого отца…
А тот его соской
По пальцам с размаха!
Скворец под березкой
Подпрыгнул со страха…
Перинки вздыбились,
Коляска — торчком,
Папаши свалились
И вьются волчком…
Со спинки скамьи
Пищат воробьи,
Две злых собачонки
Рвут с треском пеленки…
Лай, крики и стон…
Девчонки рыдают
И с разных сторон
Отцов разнимают…

Проснулась Верушка:
Вокруг — тишина.
Под локтем подушка,
А сбоку — стена.
Проснулась, и села,
И шепчет: «Зачем
За ужином съела
Я с булкой весь крем?.
А дыня? А каша?
А порция зраз?.
Ведь тетя Любаша
Твердила не раз:
„Когда набивают
Живот перед сном,—
Тогда посещают
Кошмары потом“».

Мы — лягушки-кваксы.
Ночь чернее ваксы…
Шелестит трава.
Ква!

Разевайте пасти —
Больше, больше страсти!
Громче! Раз и два?
Ква!

Красным помидором
Месяц встал над бором.
Гукает сова…
Ква!

Под ногами — кочки.
У пруда — цветочки.
В небе — синева.
Ква!

Месяц лезет выше
Тише-тише-тише,
Чуть-чуть-чуть-едва:
Ква!

Есть много известных Кошек,
(Не говоря о Котах!),
Прославленных в разное время
И в самых разных местах.
И вот наша Вьюшка отважно
Вступает в их избранный круг —
Простая рыжая кошка,
Почти без всяких заслуг…

Славными именами
Украшен кошачий род!
…Кот, Который Наплакал…
…Кот Ученый… Чеширский Кот…
…Кошка из Кошкина дома…
(Как забыть о ее судьбе!)
…Первая Кошка (Которая
Бродила Сама по Себе)…

В Древнем Египте Кошки
Числились даже в богах;
Есть ли на свете невежда,
Незнакомый с Котом в Сапогах?.
…И к этим-то славным Кошкам
(И знаменитым Котам)
Присоединяется Вьюшка,
Которая Спит НЕ ТАМ.

Да, Вьюшка не ищет покоя,
Уюта и темноты —
Того, что ищут все Кошки
(И некоторые Коты!).
НЕ ТАМ она спит, где надо,
А только наоборот —
ТАМ, где спать не подумает
Ни Кошка, ни даже Кот.

Вы спросите: «И за это,
За это к ней слава пришла?
Не за какой-нибудь подвиг,
А за то, что она спала?»
Вы скажете: «Так не бывает!»
Вы фыркнете: «Ерунда!»
Вы, может быть, расхохочетесь…
А я вам отвечу: «Да!»

«Да, можете не сомневаться! —
Я вам скажу в ответ, —
За это и только за это
Воспел нашу Вьюшку поэт!
И верьте — на громкое имя
Имеет она все права:
Она в своем деле добилась
Небывалого мастерства!»

Кто может спать в мясорубке
(Если мама готовит фарш!),
На граммофонной пластинке
(Когда исполняется марш!),
Под душем (когда купаются),
На венике (если метут),
А Вьюшка — не сомневайтесь! —
Спит себе, тут как тут!

Нет места в нашей квартире,
Где бы она не спала —
От А
(бажура)
До Я
(щика письменного стола).
Вы можете перечислить
(Если сможете!) весь алфавит,
Ручаюсь, на каждой букве
Эта рыжая кошка спит!

Спала на дверном засове,
Когда прибивали засов!
Спала на секундной стрелке
И на маятнике часов,
Спала на страницах журнала
(И я с ней дремал заодно),
И даже… спала на подушке,
Что строжайше запрещено!

Надеюсь… Нет, я уверен:
Теперь вы согласны со мной
Слава досталась Вьюшке
Отнюдь не дешевой ценой!
Недаром толпы поклонников
Так и ходят за ней по пятам,
И просят автограф у Кошки,
Которая Спит НЕ ТАМ!

Я умею обуваться,
Если только захочу.
Я и маленького братца
Обуваться научу.

Вот они — сапожки.
Этот — с левой ножки,
Этот — с правой ножки.

Если дождичек пойдёт,
Наденем галошки.
Эта — с правой ножки,
Эта — с левой ножки.

Вот как хорошо!

Куропатки на ночлег
В голубой
Нырнули
Снег.
И до самого рассвета
В этом сказочном снегу
Куропаткам снилось лето
С голубикой
На лугу.

Берегите тигров, детки!
Я же зверь ужасно редкий!
Но, пожалуйста, меня
Берегитесь, как огня!

Шла вчера я за водою,
А у нас ведро худое.
Из-за этого ведра
Я наплакалась вчера.

Залепила я дыру.
Только воду наберу —
А она опять наружу
Так и льется по ведру.

Вдруг ребята мне кричат:
— К вам приехал Шурка!
У него шинель до пят,
Форменная куртка.

Я смотрю — в избе мой брат,
У него шинель до пят.
Он с запиской отпускной
К нам пришел на выходной.

Мать хлопочет у стола,
К чаю шанежек дала.
Я, конечно, не зевала —
Сразу две себе взяла.

Шурка — слесарь в мастерской.
Он такой степенный,
Представительный такой,
Прямо как военный..

Утром долго я спала,
Встала позже брата.
Вижу — ведра у стола,
На одном заплата.

Брат стоит смеется:
— Операция легка!
Не такие у станка
Выполнять придется!

Я вам к завтрашнему дню
В доме все перечиню.—

Шурка денег не берет,
Все он чинит даром:
То сосед к нему идет
Со старым самоваром,

То он бабке для замка
Сделал новый ключик.
Хвалят все ученика:
— Хорошо вас учат!

Метёт за окошком
Вечерний снежок.
Скорей одеялом
Укройся, дружок.

Метель каруселью
Кружится.
Крылом укрывается
Птица.

Ежонок укрылся
Осенним листом
Пушистая белочка
Тёплым хвостом.

А мишка
Своей косолапой
Своею мохнатою
Лапой.

Кусты и деревья
Уснули кругом,
Укрылись они
Голубым серебром.

Лишь серому волку
Не спится -
Он ходит по лесу
И злится.

А знаешь, дружок,
Почему он сердит?
Он ищет того,
Кто ещё не укрыт

А ты одеялом
Укройся
И серого волка
Не бойся.

Осень, осень.
В гости просим!
Осень, осень,
Погости недель восемь:
С обильными хлебами,
С высокими снопами,
С листопадом и дождем,
С перелетным журавлем.

Сегодня вышел я из дома.
Пушистый снег лежит кругом.
Смотрю – навстречу мой знакомый
Бежит по снегу босиком.

И вот мы радости не прячем.
Мы – неразлучные друзья.
Визжим, и прыгаем, и скачем,
То он, то я, то он, то я.

Объятья, шутки, разговоры.
– Ну, как живёшь? Ну, как дела? –
Вдруг видим, кошка вдоль забора,
Как тень на цыпочках прошла.

– Побудь со мной ещё немного! –
Но я его не удержал.
– Гав! Гав! – сказал знакомый строго,
Махнул хвостом и убежал.

Плюшевые волки,
Зайцы, погремушки.
Детям дарят с елки
Детские игрушки.
И, состарясь, дети
До смерти без толку
Все на белом свете
Ищут эту елку.
Где жар-птица в клетке,
Золотые слитки,
Где висит на ветке
Счастье их на нитке.
Только Дед-Мороза
Нету на макушке,
Чтоб в ответ на слезы
Сверху снял игрушки.
Желтые иголки
На пол опадают…
Все я жду, что с елки
Мне тебя подарят.

1941, май

Он спросил меня: Ты веришь?
Нерешительное слово!
Этим звуком не измеришь
То, в чем есть моя основа.

Да, не выражу я бледно,
То, что ярко ощущаю.
О, с бездонностью, победно,
Ослепительно — я знаю!

1927

Дядя Васенька в подарок черепаху мне принес:
Сбоку ножки, сзади хвостик, головенка без волос.

Я ее пощекотала, а она молчит, как пень.
Заползла, как жук, под ванну и сидит там целый день.

Я бисквиты ей совала, и морковку, и компот.
Не желает… Втянет шейку и закроет черный рот.

Три часа я сторожила, чтобы сунулась под дверь.
Не хочу такой игрушки! Скучный, глупый, гадкий зверь!..

Фокс наш тоже недоволен: удивился, задрожал:
Утюжок на куцых ножках? Ходит-бродит… Вот нахал!

Я взяла ее в кроватку, положила у плеча,—
Неуютно и противно, как кусочек кирпича…

Лишь одним я забавлялась: стала ножкой ей на щит,
А она молчит и терпит… Не вздыхает, не пищит.

Если в среду дядя Вася снова в гости к нам придет,
Не скажу ему ни слова, — все равно он не поймет,

Равнодушно-равнодушно сяду рядом на диван
И тихонько черепаху положу ему в карман.

Знают нашего соседа
Все ребята со двора.
Он им даже до обеда
Говорит, что спать пора.

Он на всех глядит сердито,
Все не нравится ему:
— Почему окно открыто?
Мы в Москве, а не в Крыму!

На минуту дверь откроешь —
Говорит он, что сквозняк.
Наш сосед Иван Петрович
Видит все всегда не так.

Нынче день такой хороший,
Тучки в небе ни одной.
Он ворчит:- Надень галоши,
Будет дождик проливной!

Я поправился за лето,
Я прибавил пять кило.
Я и сам заметил это —
Бегать стало тяжело.

— Ах ты, мишка косолапый,-
Мне сказали мама с папой,-
Ты прибавил целый пуд!
— Нет,- сказал Иван Петрович,-
Ваш ребенок слишком худ!

Мы давно твердили маме:
«Книжный шкап купить пора!
На столах и под столами
Книжек целая гора».

У стены с диваном рядом
Новый шкап стоит теперь.
Нам его прислали на дом
И с трудом втащили в дверь.

Так обрадовался папа:
— Стенки крепкие у шкапа,
Он отделан под орех!
Но пришел Иван Петрович —
Как всегда, расстроил всех.

Он сказал, что все не так:
Что со шкапа слезет лак,
Что совсем он не хорош,
Что цена такому грош,
Что пойдет он на дрова
Через месяц или два!

Есть щенок у нас в квартире,
Спит он возле сундука.
Нет, пожалуй, в целом мире
Добродушнее щенка.

Он не пьет еще из блюдца.
В коридоре все смеются:
Соску я ему несу.
— Нет!- кричит Иван Петрович.-
Цепь нужна такому псу!

Но однажды все ребята
Подошли к нему гурьбой,
Подошли к нему ребята
И спросили:- Что с тобой?

Почему ты видишь тучи
Даже в солнечные дни?
Ты очки протри получше —
Может, грязные они?
Может, кто-нибудь назло
Дал неверное стекло?

— Прочь!- сказал Иван Петрович.
Я сейчас вас проучу!
Я,- сказал Иван Петрович,-
Вижу то, что я хочу.

Отошли подальше дети:
— Ой, сосед какой чудак!
Очень плохо жить на свете,
Если видеть все не так.

1938

Предновогодняя уборка,
И вечер с множеством затей,
И обязательная ёлка
В домах, где даже нет детей,
И я сочувствую сегодня
Друзьям, обиженным судьбой, —
Всем тем, кто в вечер новогодний
Не видит ёлки пред собой.
… Вокруг свечи сияет венчик.
И тишина. И сладко всем.
А старый год всё меньше, меньше…
И вот уж нет его совсем.
И мы волненье ощущаем,
У года стоя на краю,
Хотя который год встречаем
Мы Новый год за жизнь свою.
Сухим снежком, морозцем вея,
Он к нам на празднество идёт.
Но с каждым годом всё новее,
Наш добрый гость, наш Новый год.

В чистом поле тень шагает,
Песня из лесу несётся,
Лист зелёный задевает,
Жёлтый колос окликает,
За курганом отдаётся.
За курганом, за холмами,
Дым-туман стоит над нивой,
Свет мигает полосами,
Зорька тучек рукавами
Закрывается стыдливо.
Рожь да лес, зари сиянье, —
Дума Бог весть где летает…
Смутно листьев очертанье,
Ветерок сдержал дыханье,
Только молния сверкает.

Июль 1858

— Ну-ка, мясо, в мясорубку!
Ну-ка, мясо, в мясорубку!
Ну-ка, мясо, в мясорубку,
Шагом… марш!

— Стой! Кто идёт?

— Фарш!

На солнце темный лес зардел,
В долине пар белеет тонкий,
И песню раннюю запел
В лазури жаворонок звонкий.

Он голосисто с вышины
Поет, на солнышке сверкая:
Весна пришла к нам молодая,
Я здесь пою приход весны.

Здесь так легко мне, так радушно,
Так беспредельно, так воздушно;
Весь божий мир здесь вижу я.
И славит бога песнь моя!

1851

Туча
По небу
Плыла,
Вёдра полные
Несла.
Туча брякнула
Ведром -
Прокатился
В небе
Гром.
По-над лесом,
По-над кручей
Повстречалась
Туча
С тучей.
Засверкали
Злые молнии!
Расплескались
Вёдра полные!
Туча
С тучею
Ругаются,
Вёдра по небу
Катаются!..
В небе
Коромысло -
Радуга
Повисла.

«Я сейчас, дядя Саша, — хотите? —
Превращу вас в кота…
Вы рукав своей куртки ловите
Вместо хвоста,
И тихонько урчите,—
Потому что вы кот,
И, зажмурив глазки, лижите
Свой пушистый живот…
Я поставлю вам на пол блюдце
С молоком,—
Надо, дядя, вот так изогнуться
И лакать языком.
А потом я возьму вас в охапку,
Вы завьетесь в клубок, как удав,—
Оботру я усы вам тряпкой,
И вы скажете: „Мяв!“

А кота, настоящего Пышку,
Превращу я — хотите? — в вас.
Пусть, уткнувшись мордою в книжку,
Просидит целый час…
Пусть походит по комнатам вяло,
Ткнется рыльцем в стекло
И, присев к столу, из бокала
Вынет лапкой стило…
Сам себе язык он покажет,
Покачается, как пароход,—
А потом он кляксу размажет,
Папироску в угол швырнет
И, ко мне повернувшись, скажет:
„Не бурчи, бегемот!..“»

Но в ответ на мальчишкины бредни
Проворчал я: «Постой!..
Я и сам колдун не последний,—
Погоди, золотой!
За такое твое поведенье
Наступлю я тебе на мозоль:
Вот сейчас рассержусь — и в мгновенье
Превращу тебя в моль…
Над бокалом завьешься ты мошкой —
Перелет, пируэт,—
Вмиг тебя я прихлопну ладошкой,
И, ау, — тебя нет!
Кот лениво слижет с ладони
Бледно-желтую пыль
И раскинет живот на балконе,
Вскинув хвост, как ковыль…»

Ты надулся: «Какой вы несносный!
Я за это…» Ты топнул и встал:
«Превращу я вас в дым папиросный…»
Но, смеясь, я сказал: «Опоздал!»